И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
Свои замыслы Олег скрывал, и, когда он решится пойти на Киев, пусть его поход будет неожиданным не только для Аскольда и Дира — о нём не должна знать даже дружина.
У ворот Детинца, на мосту через ров, Олега поджидали несколько смердов. Скинув колпаки, поклонились ему. Седой старик сказал:
— Твои люди, конунг, погост [27] наш зорили, воровством промышляли. Нежданно нагрянули, обиды причинили. Защиты твоей просим, накажи виновных.
— Но моя дружина в городе! — удивился Олег. — Не ошиблись ли вы, мужи?
27
Погост — сельский приход, село.
Но смерд уточнил:
— Драккар из Новгорода плыл, на нём были твои люди.
Теперь Олег догадался: Гард разбой учинил. Нахмурился.
— На той неделе мою дружину покинули викинги. Слышите? Норманны хотели плыть в Упландию. Это они напали на вас. Но я обещаю, в полюдье ваша дань будет меньше на столько, на сколько викинги пограбили ваш погост.
— Ты справедлив, конунг, мы вернёмся к себе с доброй вестью, и смерды не станут держать зла на твою дружину.
В хоромах Олег позвал тиуна [28] :
28
Тиун — судья низшей степени, управитель.
— Гард волховский погост разорил. Тех смердов от зимнего полюдья освободи.
Тиун усмехнулся:
— Они, конунг, приплетут такое, чего и не было.
— Может, и так, однако тем смердам, какие челом мне били, верю. Я Гарда знаю, он своего не упустит.
— Как велишь.
В горнице отрок из гридней принял шлем, помог снять кольчужную рубаху, принёс кувшин с родниковой водой и, поставив медный таз на скамью, подал льняной рушник. Олег долго плескался, фыркал, отёрся, растирая лицо докрасна. Потом расчесал костяным гребнем волосы, одёрнул рубаху.
В трапезной его дожидались бояре из большой дружины, на столах стыла еда. На огромных деревянных блюдах — куски варёной стерляди, жареная медвежатина, ломти ржаного хлеба. Олег отщипнул от горбушки, круто посолив, бросил в рот.
Отроки внесли блюдо с горячей гречневой кашей, вкатили бочонок с хмельным мёдом и, черпая ендовой [29] , разлили его по чашам.
Выпили. Олег вспомнил жалобу смердов, насупился, сказал:
— Мы ведь викингам, какие нас покинули, немало выделили. Не так ли?
29
Ендова — широкий сосуд с отливом или носиком.
Бояре, не уразумев, к чему Олег клонит, перестали жевать. Тогда он рассказал им о встрече.
Ратибор укоризненно покачал головой, а ярл Вукол рассмеялся:
— Хватка Гарда!
— О всемогущий Вотан, значит, слух мой и глаза не обманулись, — воздел руки викинг Ивор.
— О чём ты? — поднял брови Олег.
Ивор поднялся:
— Спустя сутки как Гард покинул Новгород, я обходил караулы в Детинце. Ночь была тёмная, и ничего не было видно на расстоянии брошенного копья. Луна пряталась за тучами. Я поднялся на сторожевую башню, которая обращена к воде, и вдруг ухо моё учуяло плеск вёсел. Присмотрелся, и мне почудился драккар. Он пробирался, таясь, к Ильменю. Я окликнул, но никто не отозвался. Я снова прислушался, но было тихо, и я подумал, что мне всё это примерещилось. Теперь понимаю, то был драккар Гарда.
— Куда же он повёл викингов? — спросил Ратибор.
— Не иначе как к Аскольду и Диру в Киев, — ответил Олег.
— Почему таясь? — снова спросил Ратибор.
Вукол раскатисто засмеялся:
— Ты славянин, а Гард викинг, и у викинга меч не покрывается ржавчиной. Но разве могли викинги обнажить мечи против викингов?
Ратибор с шумом отодвинул скамью, поднялся:
— Ты, ярл, считаешь, что мой меч заржавел?
— Не надо ссоры! — примирительно сказал Олег и повысил голос: — Гард поступил так, как ему подсказал разум. Довольно о нём. А мечи вам, русы и викинги, ещё не раз обнажить доведётся, но только не друг против друга, а на врага общего.
Неожиданная смерть Рюрика и власть, какую обрёл Олег, были настолько неожиданными для него, что подчас он чувствовал растерянность. Особенно это проявлялось в отношениях с дружиной. И как ни странно, не с русичами, а с викингами, его соплеменниками. Олег чувствовал поддержку славян, князя Юрия, воеводы Ратибора и всех дружинников. Вот и ныне за трапезой Ратибор справедливо ответил задиравшемуся Вуколу. У ярла мысли волчьи — Олег догадывается. Если бы знал Вукол, что Гард в Киев поплывёт, небось и сам отправился бы с ним.
С уходом Гарда в Новгороде осталось не больше сотни викингов, зато в дружине Олега более трёх сотен русичей, и они в воинской хватке норманнам не уступают. Олегу это придаёт уверенность. Рюрик не с набегом пришёл на Русь, а в надежде объединить всех славян в государство. Рюрика и Гостомысл, и новгородцы поняли, понимают необходимость единения князь Юрий, воевода Ратибор и бояре большой дружины. Без сильной власти ни торг вести, ни ремесла развивать. А надобно ли это викингам? Их добыча манит, как звала она раньше и Рюрика, и его, Олега, да и других норманнов. Но вот явился Рюрик на землю славян, и ушли в прошлое набеги на далёкие побережья.
Прежде Рюрик говорил: «Море — дорога варягов. Наши драккары бороздят воды, и нам не страшны бури». Но здесь, в Новгороде, он сказал слова, которые Олег хорошо запомнил: «Отныне мы осядем в этой обильной Гардарике, а по Днепру быть государству славян, ибо нет на земле места, где всё есть, но нет единства. Нас, викингов, мало, но с нами заодно встанут и русичи».
Прав оказался Рюрик: хоть и не быстро, но нашёл он опору у славян.
Не сразу привык Олег к Новгороду. Ему часто виделась Упландия, суровый край, земля морских викингов — детей фиордов.
Когда над Волховом дули холодные ветры и со свистом врывались в Новый город, Олегу было особенно тоскливо. Мысленно он переносился в каменный домик на берегу Варяжского моря, видел очаг, зажжённый руками матери, медную посудину над огнём — в ней булькало варево, а за стеной бесновалась непогода...
В такую пору женщины выходили на высокий берег, всматривались в море. А оно поднимало высокую волну, с грохотом плескалось о камни. Женщины ждали своих мужчин, воинов, рыбаков — они должны воротиться с добычей. И каждая надеялась: коль море проглотит какой-нибудь драккар, пусть только не тот, на котором плывёт её муж или брат. О том молилась и мать Олега, но судьбе было угодно, чтобы отец не вернулся из набега, когда сыну исполнилось десять лет.