И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
В молодости, когда годам не ведут счёт и хвори не одолевают, весело жил Ратибор, ушкуйничал. С ватагой таких же крепких молодцев по рекам, по болотам с волокушами ходили в землю чуди, заставляли признавать власть Новгорода, хотя сами годами не бывали в нём и не слишком вспоминали родные места.
Князья племён покорялись с трудом, сопротивлялись, не желая платить дань, и тогда новгородцы рубили остроги [42] , усмиряли непокорных.
Из чуди привёз Ратибор жену, молчаливую, хозяйственную, поставил дом о двух ярусах, с клетями и подклетями, огородился высоким тыном, а как пришёл в Новгород Рюрик, первым из новгородцев вступил в его дружину.
42
Острог — в Древней Руси крепостная стена из вкопанных вплотную и заострённых сверху столбов; частокол; город, селение, обнесённые деревянной стеной, служившие укреплёнными пунктами.
Дом Ратибора у самого Детинца: перекликаются ли гридни, коней ли взнуздывают — Ратибору всё слышно. Стены Детинца в четыре человеческих роста.
Встанет всадник на коня, руку протянет и не достанет верха. Снаружи Детинец опоясан рвом, а через него мостик к воротам переброшен.
Ограждения Детинца при Рюрике переделали, вкопали лесины одна к одной, за первой окольцовкой — вторая, третья, а междурядья землёй насыпали.
Детинец одной стороной к реке Волхову прилепился, а к нему примыкает мощённое плахами торжище — любимое место Ратибора. Здесь можно повстречать гостя из любой страны.
Однажды, когда Ратибор был отроком, нанялись они с ушкуйниками охранять купеческий караван, шедший в город Скирингсааль. Сначала они плыли по Волхову в Нево-озеро, потом Нево-рекой вышли в Варяжское море. Оно встретило их сурово. Штормило, сердито перекатывало волны. Пока добрались до ближнего фиорда, море проглотило одну ладью.
Переждав ненастье, подняли паруса, но настало безветрие, и пришлось налечь на вёсла, попотеть.
Город Скирингсааль шумный, многоязыкий. Здесь собирались гости со всего мира. Дома в Скирингсаале каменные, вечнозелёным плющом увитые, улицы, булыжником мощённые, и склады для товаров вдоль берега растянулись. Тут и гостевые дома.
В одну из ночей в Скирингсаале Ратибора едва не убили. Возвращался он на ладью из портовой таверны — весело посидел, какие-то девицы к нему подсаживались, — едва на причал вышел, как из темноты два лихих человека заступили ему путь. Навалились на него ради поживы, да не рассчитали силы.
Озлился Ратибор, стряхнул их. Одного замертво кулаком свалил, другой на него ножом замахнулся. Тут Ратибор ему руку вывернул, бродяга взвыл дико, а Ратибор уже поднял его и в море кинул.
Тому минуло с десяток лет, но Ратибору до сих пор видится торговый город в краю скандинавов, насквозь продуваемый сырыми ветрами, с частыми дождями и туманами...
Зима перевалила на вторую половину. Днём морозы стали мягче, но по ночам забирали своё. Как-то собрался Ратибор в Детинец, а накануне позвал тиуна. Седой бородатый старик в овчинном тулупе и валенках, в мохнатой шапке явился немедля, позванивая ключами. Ратибор ждал его на крыльце. Сказал:
— Надобно припасы проверить, хватит ли до новины [43] .
— Да уж лишку не допускаю. Однако поглядим.
Вдвоём они обошли клети, заглянули в бочонки с солониной, кадки с салом, закрома с зерном, липовые кадушечки с мёдом.
43
Новина — хлеб нового урожая; не паханная ещё земля, новь, целина; суровый небелёный холст.
— Всего в достатке, боярин, — заключил тиун.
Ратибор заметил, довольный:
— От лихих людей уберечься бы.
— У нас псы лютые, я их сырым мясом кормлю, чтоб кровь чуяли.
Ратибор промолчал: тиун — человек верный, хозяйского не упустит, в доме и на подворье — везде поспевает. Отлучись воевода из Новгорода, тиун за всем доглядит...
У ворот Детинца Ратибор повстречал князя Юрия. Тот слез с седла, передал повод гридню.
— Всё так же крепок, воевода?
— Покуда не жалуюсь.
— А я вот в Новгород явился, к конунгу. Смерд-ожогщик в лесу берлогу обнаружил, так я Олега звать приехал. Не желаешь ли с нами на охоту?
— Медведь один, а вас двое, князь Юрий, — отшутился Ратибор. — Аль не одолеете?
Юрий повязку на глазу поправил, о другом заговорил:
— Ко мне, воевода, от кривичей один занятный человек прибежал, попросил укрыть от князя Мала. Я ему до поры приют дал, авось пригодится. Смекаешь?
— Понимаю.
— Ну коль от охоты отказался, славить Коляду [44] зову.
— Благодарствую.
И распрощались.
Хозяин ожоги [45] в летах и немощен, а потому о берлоге поведал князю. Будь смерд помоложе, сам бы поднял медведя, нынче же сила не та, руки не удержат рогатину. А Юрий посулил одарить медвежатиной.
От усадьбы до ожоги князь с конунгом добрались на волокуше. С ними два отрока из младшей дружины. Оставив гридней и волокушу у ожоги, охотники направились к берлоге. Миновали кучу сухого валежника — его смерд сожжёт весной и перепашет поляну, посеет яровые хлеба, а осенью озимую рожь.
44
Коляда — бог торжеств и мира в языческой Руси.
45
Ожога — крестьянская изба, хозяин которой готовил поле под посев, выжигая лесной участок.
Шагали молча, настороженно. Но вот смерд остановился у древнего дерева, подал знак. Чуть в стороне темнел лаз. Юрий приблизился, сунул длинный шест в берлогу, принялся дразнить медведя. Тот долго не просыпался, наконец зарычал сердито и вдруг выскочил из берлоги, ровно камень из пращи. Юрий и отпрянуть не успел, а Олег взять медведя на рогатину, как зверь уже ломал князя, рыкал свирепо. Отбросив рогатину, Олег выхватил нож, ударил под левую лопатку и снова ударил. Оскалившись, медведь осел, завалился на бок бездыханным.
Подскочили смерд и гридень, помогли князю Юрию подняться. Его короткий кожаный полушубок был изрезан медвежьими когтями, изорван в клочья. Князь сел на сваленное дерево, передохнул. Подозвал гридня:
— Разожги костёр да зажарь печень. А ты, смерд, отруби себе медвежатины и сними шкуру.
Олег присел рядом с Юрием:
— Да, ловок зверь.
— Эка он меня облапил, ровно девку, — покрутил головой князь.
Олег рассмеялся:
— Хороша медвежья потеха...