И бывшие с ним
Шрифт:
Вот они сегодня здесь, в восьмидесятых годах. В запредельной дали ребятня выбиралась на огоньки стрелок, на лязг вагонов на горке. Нет их школ, есть путейский склад в стенах мужской, а на месте женской — пустое место со следами стесанного фундамента.
Пришел кладовщик, они вчетвером отправились к складу. Начальник станции сильным фонарем осветил сбитые из тесин двери — скорее воротища. Изнутри раздалось басистое: «Тоня, ты здесь?»
Кладовщик стал возиться с замком. Жучкин, говоря в щель между тесинами двери, рассказал, как его встретила бывшая географичка и заманила сюда и заперла, чтоб в стенах
Замок был тугой, ключ не поворачивался. Кладовщик силился провернуть ключ, приникая всем телом к полотнищу ворот. От него ощутимо попахивало спиртным.
Антонина Сергеевна ждала: сейчас разойдутся полотнища двери, дохнет креозотом, дегтевой пропиткой, в круге света возникнет кудрявый здоровяк.
Двери эти, скорее ворота, сбитые из тяжелых тесин и стянутые железными полосами, были врублены на месте окон десятого класса, где однажды зимним вечером парень, наезжавший по субботам из областного города, смелый, сильнющий «ремеслуха», держал Тоню за талию, а другой рукой стискивал ее плотную ладонь и шептал, что не войдут, он продел в ручку ножку стула. Хриплый его шепот, казалось ей тогда, слышали в коридоре, где под радиолу двигались пары, покачивали плечами. Танго «Дождь идет», узорчатый гипюр кофточки, сшитой из остатков бабушкиного венчального платья и пахнущей лавандой, самое слово лаванда обещали праздник, счастье, любовь, гибель; сейчас здесь, в темноте возле склада, женщиной сорока трех лет, переживая свой давний, девичий страх, она разволновалась, жар потек по шее. Она тогда ждала одного: войдут, хотелось обратно в коридор, в кучку одноклассниц, дожидавшихся приглашения под доской «Наша гордость».
— Стырила! — обозленно сказал кладовщик. Вытянув худую белую руку и упираясь ногой в воротища, он силился выдернуть ключ из замка. — Калерия ключ у меня стырила. В понедельник тут вертелась… как я толь принимал!
— Как же ты закрыл? — спросила Антонина Сергеевна, желая успокоить его своим ровным голосом. Кладовщика она помнила парнем, со школы, вечно дерганый, крикливый.
— Замок такой… припадочный! Возьмет и закроется, падла!
— Но запасной, запасной ключ есть? — она понукала кладовщика, у него была похмельная слабость, в раздражении он мог взбрыкнуть и уйти.
— Запасной Калерии подарил. Для нее этот склад дом родной.
— Так сгоняй к ней! — скомандовал Жучкин из-за двери. — Чего чухаться!
Кладовщик пнул дверь и выругался.
— Сходить, что ли, Калерию поискать, — вынужденно проговорил начальник станции.
— Жди, она тебя послушается! — сказал раздраженно кладовщик. Он искал повода уйти и лечь. Он был человек с пониженным давлением, от водки вянул и с усилием выговаривал слова.
— Полковников, ты в кедах, дуй за ключом, — тем же категорическим голосом сказал Жучкин.
Начальник станции начал:
— Мы сейчас, сейчас! Мы живо.
Калерия Петровна предупредила их о своем приближении шумом листвы и призывами:
— Думайте, товарищи!
Глядели, как она подходит, стучит зонтиком по дверям:
— Думаете?
— Думаю, — отозвался Жучкин.
— О чем же, интересно узнать?
— Насчет картошки, дров поджарить, — ответил Жучкин глумливым баском.
— Товарищи, на ваше поколение надежда, в свои сорок три — сорок пять вы соединяете опыт и силу, — Калерия Петровна говорила размеренно, четко отделяя слова.
Таких голосов теперь нет, подумала Антонина Сергеевна, в нем жажда идеала и свобода от будней. Голос старомоден, в нем категоричность прошлой эпохи, где все было ясно.
Постучав зонтиком по двери — так она стучала указкой, призывая к вниманию, Калерия Петровна досказала:
— Именно на вашем поколении сегодня долг защищать от огня и нашествия, умягчать сердца и утешать печальных. Вразумлять юное поколение, поддерживать старость и воспитывать экологическое мировоззрение.
Учительница ушла. Они выбрались тихонько и краем, чтобы не выдать себя шумом, обогнули тополиную рощицу, примерно в том месте, где была «плешка» когда-то, то есть куда на переменках с первым теплом сбегались ребята из восемнадцатой школы и девчонки из семнадцатой.
Железнодорожники ныне не были крепче карманом, строили те же блочные пятиэтажки, что и город; среди белых от луны блочных пятиэтажек чернели тополиные рощицы, скрывающие сараи, уборные и жилые дома довоенной постройки, так называемые итээровские, приземистые, из тесаного песчаника, по послевоенным временам лучшие в округе, теплые, с водопроводом.
На цыпочках прошли мимо окон Калерии Петровны. Глядели, не вставлены ли ключи в скважину с наружной стороны.
— В голосе у нашей географички я с первого урока слышал зов, — сказал Полковников. — Зов чего? Других стран? Будущего? Научно-технической революции?
— Зов тунгусского метеорита, — ответила Антонина Сергеевна. — Она нас убедила, что был не метеорит, а космический корабль… Выбрали для посадки монгольские степи, промахнулись и рухнули в эвенкийской тайге.
Отослав мужа, Сашу и Полковникова к складу, Антонина Сергеевна прошла мимо сарая, ветхого, с жидкой дверью, удерживаемой одной петлей и жалкой щеколдой с игрушечным замочком, мимо уборной со множеством дверей. В тишине двора звякнул задетый ее ногой остов детской коляски. Как некое пустынное растение, остов отбрасывал дрожащую тень на голую землю.
Отодвинулась штора в окне, крайнем от крыльца, Калерия Петровна одной рукой надевала очки, другой придерживала штору.
— Лезь в окно, Тоня, — сказала она. — У меня ящик приставлен для ног. После одиннадцати я таким путем забираюсь в свою берлогу, щажу соседей.
Гостья отказалась лезть в окно; предлог она выбрала попроще — дескать, не может поднять ногу, сегодня вывихнула, бегая трусцой с мужем и Полковниковым. Она знала склонность своей учительницы к систематике, ключи от склада Калерия Петровна наверняка прицепила к своей связке, знала также ее привычку запираться на ключ во все время дня и ночи.
Ухищрение не помогло, гостья не успела приметить, куда хозяйка убрала ключи; между тем при себе Калерия Петровна ключи не оставила, на ней были юбка без кармана и кофточка.
— Летом, в каникулы, я отчуждена от дневной жизни, — говорила Калерия Петровна, — но мне открыта ночная. Отчего звуки слышнее ночью? Мне объясняли, я не поняла.
Гостья покорно замерла. Она услышала в ночи лишь голос маневрового диспетчера. Через динамик, установленный на ближних путях, он требовал подать на такой-то путь такие-то вагоны.