И дай умереть другим
Шрифт:
– За что?
– А я что? Это все он, – немедленно перевел стрелки Турецкий.
Грязнов обнял Артура за плечи:
– Слушай, я тебя уважаю, он тебя уважает, а ты нам тут лепишь о какой-то аллергии.
– Я не леплю, я лечусь, вернее, лечился.
– Слава, отстань от человека, ты мне лучше про Штайна вспомни.
– Да не знаю я никакого Штайна, не было его в деле, там вообще ни одной иностранной фамилии не было.
– Но ты же этого Рыбака изучал, что у него могло быть общего со Штайном?
– Достал он меня, Саня, понимаешь, откровенно достал, – признался Грязнов, в очередной раз наполняя стаканы. – У меня пол-МУРа за ним бегает, у каждого постового, у каждого гаишника его портрет имеется, по телику его рожу показали, и что ты думаешь: как угорь в последний момент шасть – и нет его. И так каждый раз, – справедливости ради уточнил он.
– Но до Штайна, я так понимаю, он никого не убивал. Или у тебя другая информация?
– Жену.
– Я хотел сказать, после побега.
– После побега, насколько мне известно, никого, хотя запросто может оказаться, что половина трупов за последние две недели – его. Только зажигалки он не всегда теряет. Жаль, конечно.
– А пистолет у него кто-нибудь видел? – Артур окончательно расклеился: лицо стало пунцовым, нос опух, даже руки пошли красными пятнами.
– Если и видел, мне не доложил. – Грязнов сочувственно протянул стажеру свой носовой платок, собственный у того был уже хоть выжимай. – Слушай, и вся эта слякоть у тебя от одного ма-а-аленького глоточка?
– Я же предупреждал.
– И так каждый раз? На все, что крепче кефира?
– Нет, только на коньяк, причем настоящий, – прогундосил Артур. – Это реакция на какие-то эфирные масла дубовой древесины, которые, собственно, делают коньяк коньяком.
– Слава, не отвлекайся, мы о Штайне беседовали, – попытался Турецкий вернуть товарища к забытым баранам.
– Класс! – не обращая на него внимания, как ребенок обрадовался Грязнов. – Тебя, значит, можно дегустатором использовать. Достойный продукт – текут сопли, а если туфта, чаем крашенная, – ты как огурчик, и мы ее в раковину.
– Ладно, подведем промежуточные итоги, – Турецкий разлил остатки, – Рыбак пришел к Штайну: "а" – за помощью, "б" – что-то выяснить, "в" – отомстить.
– Промежуточные и неутешительные итоги, Саня, состоят в том, что бутылка у нас кончилась, а гидравлического удара, способного разбудить во мне гениальную мысль, не произошло.
– Не волнуйся, – успокоил Турецкий, – у меня еще есть, на одну мысль хватит.
– Тогда свое "а" можешь забыть сразу. Его каждый второй, а то и два из трех на фиг посылают, и никому он даже морду не набил.
– А вдруг количество переросло в качество?
– «А вдруг», «а вдруг»… – передразнил Грязнов. – А вдруг это твой немец был с пистолетом? Я, конечно, Рыбака, как немецкая овчарка, ненавижу, но в принципе уважаю, и резоны его мне вполне ясны. Если он действительно чист, то нам, мне он не сдастся, пока не найдет достойных доказательств своей невиновности, поскольку официальным путем пересмотра дела он не добился, а значит, и не добьется. И единственный его шанс остаться в живых – представить нам настоящего убийцу, причем четко и аргументированно доказать, что он именно убийца, а не дядя с улицы. Не стал бы он никого убивать, смотался бы, если бы что не так пошло, ему сейчас каждого человечка, который хоть что-то знает, беречь надо.
– Но ведь убил же. Значит, выходит, мстил? – Турецкий с сожалением достал из сейфа заветную, неприкасаемую долгожительницу – половинку «Юбилейного», пережившую два последних дела, ставшую уже талисманом, реликвией, артефактом. Сколько раз собирался допить, и все рука не поднималась. А Славка, жук, так ничего путного не сказал и, судя по всему, уже не скажет.
– Та самая, – проникся Грязнов.
– Она.
– Может, лучше кофейку тогда?
– Ты серьезно?
– Ну или за новой выскочим.
Артур с недоумением понаблюдал некоторое время, как два взрослых, умудренных опытом (правда, в легком подпитии) сыщика умиленно ласкают взглядами полупустую бутылку и, не выдержав этого зрелища, громко высморкался, чтобы отвлечь их от душевных воспоминаний.
– А что-нибудь кроме заявлений Рыбака дает повод усомниться в его виновности?
– Арт, свари-ка нам с Сан Борисычем кофейку, – нежно провожая глазами «Юбилейный», торжественно возвращающийся на почетное место в сейф, попросил Грязнов.
– Нет, вы ответьте, – не унимался Артур, – терять ему нечего, больше расстрела ему не дадут, а по знакомым он ходит просто деньги собирать, прикрываясь святой идеей, насобирает достаточно и исчезнет.
– Может и такое быть, но кофе-то свари.
– Короче, мужики, – подвел окончательные итоги встречи Турецкий, – давайте наши усилия объединим. Поскольку ты, Слава, все равно разные контакты Рыбака проверяешь, давай этих же человеков и насчет Штайна опросим. А мы проверим со своей стороны, был ли Штайн в Москве во время убийства жены Рыбака. И если был, то что делал, может, проясним, кто у нашего героя на очереди.
– Угу, – вяло согласился Грязнов.
– Александр Борисович, между прочим, у нас еще коньяк есть, – как бы невзначай заметил Артур, с видимым отвращением замешивая хоть и неплохой, но все же растворимый «Чибо».
– Шутишь?
– Такими вещами не шутят, – жахнул кулаком по столу Грязнов.
– Я и не шучу, штайновская фляжка у меня в сейфе, почти полная.
– Так вещественное же доказательство, – для порядка запротестовал Турецкий, уже предвкушая продолжение банкета.
– Но вы же не ригористы, а я пить не буду, – убедительно аргументировал Артур.
– Все равно эксперты выжрут, – выдвинул последний довод Грязнов.
– Тащи! – с удовольствием согласился Турецкий.
Разлили, понюхали, погрели в ладонях, глотнули и… никакого удовольствия не почувствовали.
– Жидкий, – прокомментировал Грязнов.
– Бездарный, – согласился Турецкий.
Освежили, приняли, снова никакого кайфа.
– Артур, бери бумагу, пиши, – распорядился Грязнов. – Акт экспертизы. С новой строки: коньяка неизвестной марки, обнаруженного на теле убитого Штайна Г. О. Написал? С новой строки: исследуемый продукт не содержит вредных и отравляющих веществ, способных привести к нарушению жизнедеятельности организма человека. Его употребление причиной смерти Штайна не явилось.