И девять ждут тебя карет
Шрифт:
Это была черноволосая, плосколицая женщина примерно сорока пяти лет, с мрачным, замкнутым выражением лица и безобразно большими руками. Хотя прошлым вечером она постоянно находилась в покоях мадам де Вальми, но с того момента, как я пришла, ни разу не заговорила со мной. Я несколько раз ловила ее взгляд, полный какой-то холодной ненависти. Сначала это меня удивило, но теперь я поняла, что такое поведение, очевидно, было для нее привычным и не имело особого значения. Она сидела, выпрямившись, рядом с шофером, крепко сжимая стоявшую у нее на коленях шкатулку с драгоценностями мадам. Шофер и горничная не обменялись ни единым словом. Я бы даже сказала, что они полностью игнорировали друг друга. Их сходство было столь разительным, что я совершенно серьезно размышляла, не супружеская ли это пара (позже мне сказали, что они брат и сестра). Бернар,
Мы пересекли границу и теперь поднимались к Тойону; там дорога повернет на юг, в сторону гор. Все выше и выше; слева расстилалась глубокая долина, где были рассыпаны группы домов с яркими крышами и фруктовые сады, окутанные бледно-зеленым туманом распускающихся почек. Долина спускалась ниже, к поясу деревьев, окаймлявших берега озера. Кое-где сквозь путаницу еще безлистых ветвей проглядывали трубы домов побольше. Один из них — мадам де Вальми удивила меня, открыв глаза и приподнявшись на сиденье специально для того, чтобы показать мне этот дом, — был виллой Мирей, где жил Ипполит, третий, младший брат в семействе де Вальми. Я успела увидеть трубу виллы среди окружавших ее деревьев. Над ней не поднималась струйка дыма, как над другими домами. Вдали расстилалось сверкающее зеркало озера Леман, шелковистая поверхность которого лениво морщилась под полуденным солнцем. На ярко-синем фоне озера кое-где мелькали еле заметные пятнышки белых и алых парусов.
Стоял теплый день, и городок, который мы проезжали, нежился в солнечных лучах. Улицы были окаймлены аккуратно подрезанными деревьями, на ветвях которых уже распустились бледно-зеленые листочки. Хозяева лавок разложили товары на тротуарах; под теплым ветерком развевались на вешалках яркие набивные платья; среди сморщенных яблок прошлогоднего урожая сверкал блестящий, как игрушка, зеленый и красный перец; стояли ряды празднично разрисованных цветочных горшков, целые леса садовых инструментов, выкрашенных ярко-зеленой краской. А края тротуаров были уставлены цветами: здесь стояли ведра тюльпанов и фрезий, красные шары петушиных гребешков, белые и ярко-желтые глазастые нарциссы, пурпурные и лиловые анютины глазки, ирисы, чьи лепестки сияли белым, кремовым, голубым и темно-синим... целое море! И все эти цветы, втиснутые в ведра и тазы вместе, на французский манер, трепетали и благоухали на солнце.
Я, должно быть, вскрикнула от восхищения, когда мы проезжали мимо этого цветочного изобилия, потому что, помню, мадам де Вальми слегка улыбнулась и произнесла:
— Вы не видели, каким бывает Вальми в апреле!
Потом мы повернули направо, и дорога вновь повела нас ввысь, через заросшие деревьями пригороды, прямо в горы.
Скоро мы очутились в узком ущелье, где дорога, река и линия железной дороги, сплетясь в причудливый узор, пробивали себе путь среди высоких утесов, на которых были беспорядочно разбросаны деревья. Потом железная дорога повернула направо, бесследно исчезнув в туннеле, но зато с левой стороны шоссе нас сопровождала река — зеленовато-белый поток, мчавшийся вниз по склону по узкому, усеянному камнями руслу. Вокруг сомкнулись утесы. Над нами серые, по-мартовски голые деревья уходили вершинами в облака. Дорога круто пошла вверх. Далеко под нами неслась покрытая белой пеной река, гремя о камни.
«Мрачная долина, — отметила я про себя. — И дорога опасная...» Но вот мы сделали крутой поворот в месте, называвшемся Бель-Сюрприз, и перед нами, словно светлая прореха в непроницаемо-темном занавесе, открылись луга Вальми.
— Это селение Субиру, — сказала мадам де Вальми, — вон там, подальше. Оно снова скроется из виду, когда дорога пойдет вниз, среди деревьев.
Я наклонилась вперед и посмотрела вдаль. Селение Субиру лежало, словно на плоском блюдце, среди лугов и посевов, безмятежно спокойное среди обступивших его невысоких гор. Я увидела блеск тонких нитей ручьев и ряды плакучих ив там, где среди зеленых трав встречались два потока. Субиру находилось у самого их слияния; яркое, как игрушка, оно четко вырисовывалось в прозрачном воздухе. Ясно были видны все три его моста,
— А где же Вальми? — спросила я, когда машина снова направилась вниз и густые заросли по обе стороны шоссе закрыли вид. — Мы, наверное, уже подъезжаем?
— Слева — наши леса, леса Вальми. Они тянутся почти до Тонона. Мерлон — так называется река — идет по границе между Вальми и Дьедонне, это имение справа от дороги. Скоро мы переедем через реку, и тогда, — мадам слабо улыбнулась, — тогда вы увидите Вальми.
Она говорила все это своим обычным, спокойным голосом, чистым и ясным, как серебристые звуки флейты. Но мне внезапно показалось, что мадам... возбуждена? Нет, это слишком сильно сказано, наверное... просто немного взволнована возвращением... Очевидно, я заблуждалась на ее счет еще минуту назад; несмотря на хрупкий облик горожанки, она любит эту далекую горную долину и с радостью возвращается сюда. Я ощутила невольный прилив симпатии к ней:
— Здесь чудесно, мадам де Вальми! Какое красивое место!
Она улыбнулась:
— Да, не правда ли? И вам повезло, мисс Мартин, в этом году ранняя весна. Зимой иногда бывает холодно и мрачно, но всегда красиво. По крайней мере, мне так кажется. Много лет это был мой... наш дом.
— Мне понравится здесь! — горячо сказала я. — Непременно понравится!
Тонкая рука, затянутая в перчатку, слегка шевельнулась.
— Надеюсь, мисс Мартин, — довольно любезно, но без особой теплоты ответила мадам де Вальми.
Улыбка исчезла — и лицо снова приняло холодное, рассеянное выражение, глаза смотрели мимо меня: она словно забыла о моем существовании. Наконец она отвернулась. Может быть, мое место в машине и было рядом с мадам, но, во всяком случае, я должна сдерживаться и знать свое место.
Я искоса нерешительно посмотрела на нее, но она этого не заметила; тогда я повернулась к окну. И сразу же увидела замок.
Мы уже некоторое время ехали по долине: направо тянулось урочище Дьедонне — высокие пихты, вершины которых, освещенные солнцем, колыхались от свежего ветра; а за крутым берегом реки сплошной массой вздымались леса Вальми — дикие заросли, где среди орешника и берез проглядывал остролист, а огромные сероватые буки, словно стадо диких слонов, горделиво выступали из кустов боярышника и ломоноса. Над этим спутанным переплетением ветвей поднималось высокое плато, а там, на фоне дальнего леса и крутого горного склона, возвышался замок Вальми, чьи окна пылали, отражая солнечный свет. Беглого взгляда на здание оказалось достаточно, чтобы убедиться — это не романтическое средневековое строение со шпилями и башнями, а классическое четырехугольное здание, изящное и гармоничное, как все дома, построенные в восемнадцатом веке. Замок казался удивительно легким и призрачным: он словно парил, озаренный светом весеннего солнца, над темным морем деревьев. Он казался очень далеким и совершенно неприступным, но едва я успела подумать об этом, как машина замедлила ход, свернула с дороги на изящный небольшой каменный мост, проложенный через реку Мерлон, проехала узкий туннель, образованный нависшими ветвями деревьев, и быстро двинулась вверх по крутому склону.
Дорога к замку шла зигзагами — серия крутых опасных поворотов, которые машина преодолела в несколько приемов. Мы словно поднимались на лифте; сначала миновали участок, заросший лесом, потом открытый склон и наконец проехали вдоль высокой каменной стены ограды парка, окружающего замок. Сверху находилась мощенная гравием площадка размером с небольшое поле. Преодолев последний поворот, машина плавно въехала на площадку и, сделав широкий круг, остановилась у огромной входной двери в северной стене замка.
Шофер, выйдя из машины, обошел ее кругом, чтобы открыть дверцу для мадам де Вальми и помочь ей выйти. Альбертина, не удостоив меня словом или хотя бы взглядом, занялась свертками и прочим ручным багажом. Я вышла из машины и остановилась в ожидании, пока мадам говорила с Бернаром, очень быстро и почти шепотом, так что я ни слова не разобрала.
Вначале мне показалось, что разговор имеет какое-то отношение ко мне, потому что маленькие темные глаза шофера неотрывно следили за мной, словно все его мысли были поглощены моей особой. Но, очевидно, это было лишь выражением естественного интереса к новенькой: скоро Бернар, не проявляя никаких эмоций, отвел глаза, опустил голову и больше уже не смотрел в мою сторону, занявшись выгрузкой багажа.