И грянул гром, услышь крик мой…
Шрифт:
– Подумаешь, я и сам знаю, что ты мне не веришь, Кэсси, детка.
Ты всегда меня недолюбливала.
– Вот уж что правда, то правда, – согласилась я.
– Зато, – ухмыльнулся Т. Дж., оборачиваясь к Малышу и Кристоферу-Джону, – мой маленький приятель, Кристофер-Джон, верит мне, правда, дружище? И мой дружок Малыш тоже?
Малыш с негодованием посмотрел на Т. Дж., но не успел ничего сказать, его опередил более проворный Кристофер-Джон:
– Это ты наговорил на маму, Ти-Джей. И теперь она очень переживает, потому что ей больше нельзя учить в школе.
– Да! – поддакнул Малыш.
Т. Дж уставился на Кристофера-Джона, не веря, что он мог сказать такое. Затем натужно засмеялся.
– Не понимаю, что на вас всех нашло? Просто с ума все посходили…
– Знаешь что, – сказал Стейси, остановившись, – сначала ты бежишь с доносом к Уоллесам, а теперь взваливаешь свою вину на Крошку Уилли. Почему бы тебе не признаться, что все это ты сам сделал?
– Вот еще! – воскликнул Т. Дж., бесстыдно скаля зубы.
Но, спохватившись вдруг, что ухмылка и одни и те же слова больше не работают, изобразил на своем лице удрученное выражение.
– Ну, ладно, ладно. Может, я что и сказал про миссис Логан, ну и что? Я даже не помню, говорил я что-нибудь или нет. Но уж если и Крошка Уилли, и Кларенс оба твердят, что говорил, может, и говорил.
Во всяком случае, мне очень жаль, что ваша мама потеряла работу и…
Мы все, включая Клода, с отвращением посмотрели на Т. Дж. и пошли прочь от него.
– Эй, подождите… Я же сказал, что мне жаль, разве нет? – Он побежал за нами. – Послушайте! Что же вам еще надо? Эй, подождите, я же ваш старый друг Ти-Джей. Каким был, таким и остался. Почему вы все вдруг отвернулись от меня, только потому что…
– Ты сам отвернулся, Ти-Джей, – бросил Стейси через плечо. – Так что оставь нас в покое. Мы с тобой больше не хотим иметь дело.
Т. Дж., только сейчас поняв, что мы больше ему не друзья, остановился. Потом, продолжая стоять один посреди дороги, крикнул нам вдогонку:
– Да кому вы нужны! Я уже устал от всех вас, никуда от вас было не деться. Я еще слишком долго с вами нянчился, хотел по-хорошему…
Да чего с вами толковать. Надоело мне вечно с мелюзгой таскаться, ну и видик, ха, ха, ха! Мне-то уже четырнадцать, почти взрослый…
Мы уходили, не отвечая ему.
– У меня есть дружки и получше вас! Они-то мне кой-что дают и обращаются со мной как со взрослым… И они белые…
Мы уходили все дальше, ветер относил его слова, и мы больше его не слышали.
9
Пришла весна. В начале марта она незаметно просочилась в красную землю, пребывавшую в долгом ожидании; смягчила твердый грунт, подготовив его к грядущей вспашке; разбудила жизнь, уютно спавшую всю холодную зиму. А к концу марта ее приметы стали видны уже повсюду: в коровнике, где мычали три только что народившихся теленка и пищали цыплята нежного бледно-солнечного цвета; в саду, где глицинии и кусты кизила выбрасывали бутоны, готовясь распуститься на пасху, а на смоковнице набухали почки – предвестницы будущих сочных коричневых плодов, за которые мальчики и я еще должны будем сражаться с фиголюбивым Джеком; и даже в самом запахе земли. Пропитавшаяся дождем, свежая, бодрая, полная жизни весна взбудоражила всех нас.
Я снова рвалась в поле, чтобы почувствовать под ногами мягкие, влажные борозды только что вспаханной земли; мечтала походить босиком по прохладному лесу, обнять деревья и посидеть в их покровительственной тени. Но, хотя все живое на свете чувствовало, что пришла весна, мисс Крокер и другие учителя явно не замечали этого, так как школьные занятия продолжались как ни в чем не бывало.
В последнюю неделю марта, когда папа и мистер Моррисон начали вспашку восточного поля, я добровольно согласилась пожертвовать школой, чтобы помочь им. Но мое предложение отвергли, и я еще неделю с неохотой таскалась на занятия.
– Боюсь, после следующей пятницы мы редко будем видеться, – сказал Джереми как-то вечером, когда мы приближались к лесной тропе.
– А чего тут бояться, – отозвался Стейси.
– Вот было бы хорошо, если бы в вашей школе занятия кончались, как у нас.
– С ума сошел! – вскричала я, вспомнив, что в школе Джефферсона Дэвиса занимаются до середины мая.
Джереми стал, заикаясь, оправдываться.
– Я-я просто имел в виду, что мы тогда могли бы еще встречаться. – Он помолчал немного, потом вдруг повеселел: – А можно мне иногда навещать вас?
Стейси покачал головой.
– Не думаю, что папа это одобрит.
– Ну, ладно… просто я подумал… – Он пожал плечами. – Как я буду один, без вас?
– Один? – удивилась я. – А все твои братья и сестры?
Джереми нахмурился.
– С маленькими скучно играть, а старшие… Лилиан Джин, и Эр-Ве, и Мелвин… мне кажется, я не очень люблю их.
– Что ты такое говоришь? – сказал Стейси. – Как ты можешь не любить своих собственных братьев и сестер?
– А что, я могу понять это, – трезво рассудила я. – Мне они тоже не нравятся.
– Но это же его родственники. Каждый должен любить своих родственников.
Джереми задумался над его словами.
– Ну, Лилиан Джин еще ничего. Она перестала быть такой привередой с тех пор, как Кэсси бросила с ней дружить. – Он чему-то улыбнулся про себя. – А вот Эр-Ве и Мелвин, они не такие уж хорошие.
Вы бы видели, как они обращаются с Ти-Джеем. – Он запнулся, посмотрел на всех в нерешительности и не стал продолжать.
Стейси остановился.
– А как они обращаются с Ти-Джеем?
Джереми тоже остановился.
– Не знаю, – ушел он от ответа, как будто жалея, что вообще упомянул об этом. – Поступают с ним не честно.
– Ну как?
– А я думал, ты больше его не любишь.
– Что ж… и не люблю, – словно в свою защиту, сказал Стейси. – Просто я слышал, что он увивается вокруг Эр-Ве и Мелвина. Я все удивлялся, зачем. Этим братьям твоим ведь лет по восемнадцать-девятнадцать.
Джереми посмотрел вверх на солнце, прищурился, потом бросил взгляд на лесную тропу в нескольких шагах перед собой.