И исходит дьявол
Шрифт:
Старая Мизка была чрезвычайно благожелательной наставницей, а Танифь — весьма прилежной ученицей. Этому способствовало и то, что большая часть ее детства проходила в одиночестве, в горном замке детей, равных ей по социальному положению, не было на много миль вокруг, а бегать с ватагами деревенских ребятишек не позволяли местные обычаи и воспитание. Девочка узнала от цыганки много такого, что для ее возраста считалось преждевременным. Часами напролет она, затаив дыхание, слушала хриплый, неторопливый говор и по-своему постигала тайны бытия. Любовь и женитьба, снова любовь, усыпляющие снадобья для ревнивцев-мужей и приворотные зелья, способные разжечь сердце любого, самого холодного мужчины и сделать объектом его вожделения женщину, страстно того желающую.
— Мизка, — шепотом спросила Танифь, — ведь это же ты, правда?
— Да, родная. Да-да, старая Мизка проделала сегодня длинный путь для того, чтобы вывести свою любимицу на верную дорогу.
— Но разве ты снова в Англии?
— Это неважно, милая. Пусть твоя златовласая головка об этом не беспокоится. Старая Мизка поставила тебя на этот путь, мы сделали вместе первый шаг, и сегодня в последний раз я даю твоим стопам нужное направление.
Танифь остановилась как вкопанная. Но противная высохшая клешня еще сильнее сжала ее руку и подтолкнула вперед. Танифь сопротивлялась.
— Но я не хочу туда идти. Только не…
Старая карга быстро заквохтала:
— Что еще за глупости? Ты идешь по этой тропе всю жизнь, с того самого времени, когда тебе ее указала старая Мизка. И наконец-то наступила сегодняшняя ночь — ночь познания неведомого, ночь обретения власти, которую дано получить единицам. Тебе здорово повезло, милая. Иметь такую возможность в твои-то годы — это большое счастье.
Голос старухи приобрел вдруг нежную бархатистую мягкость и заполнил сердце девушки каким-то новым чувством. До этой минуты, пока она брела в ночи, Танифь с удовольствием размышляла о Рексе, вспоминала его лицо, такое веселое и пышущее здоровьем, его современный спортивный вид. Но сейчас она опять вернулась в иной, прежний мир — мир, о котором долго мечтала и в котором избранным позволено вершить невозможное — подчинять своей воле других, заставлять их падать или подыматься, воздвигать на их пути бесчисленные преграды или безошибочно направлять к шумному успеху. Это — больше, чем богатство, это — больше, чем слава. Это — вершина вершин того, чего может добиться мужчина или женщина. Желание взобраться на манящие высоты вернулось к ней с новой силой. Жить осталось недолго, и надо успеть. А что Рекс? Приятный, несмышленый ребенок. Де Ришло? Надоедливый глупец, не понимающий, с кем связался. Моката! Вот кто — полновластный и всезнающий Принц. Она должна валяться у него в ногах за то, что он посчитал ее достойной предлагаемой высокой чести.
— Это совсем недалеко, родная. Ближе, чем ты думаешь. Большой Карнавал организуется не в Чилбери, там было лишь место встречи. Сам Шабаш состоится здесь, поблизости, в одной из долин в нескольких милях отсюда. Пойдем со мной, и ты получишь и знания, и власть, которых ищешь.
Разум девушки постепенно затуманился, чувство упоения — душевного и физического — разлилось по ее телу. Глаза смыкались сильнее… еще сильнее… губы бормотали:
— Да-да. Знание и Власть. Быстрее, Мизка! Еще быстрее! Мы можем опоздать.
Все недавние сомнения отошли на задний план, а потом и совсем рассеялись, и ноги сами несли вперед по густой жесткой траве, как будто это была гладкая и ровная дорога. В мозгу засела одна только мысль — успеть на Шабаш.
— Вот и молодец. Вот и умница. Правильно заговорила, — сладчайшим голоском напевала горбатая ведьма. — Бояться не надо, ночь длинна. Мы прибудем на место как раз вовремя, ты увидишь, как появится наш Хозяин.
Тело Танифь неестественно напряглось, золотистые волосы свисали вниз с запрокинутой назад головы, глаза были широко раскрыты. Уголки рта напряженно подрагивали под неугомонный, настойчивый лепет старухи.
Они перешли через дорогу. И хотя Танифь почти ничего не видела и не слышала, она знала, что Мизка рядом, а ее мышцы тем временем наливались какой-то свежей энергией. Усталости как не бывало. Снова вступив на влажную землю, девушка ощутила ногой мягкое и пушистое прикосновение. Она посмотрела вниз и увидела горящие желтым светом глаза огромного кота.
Танифь вздрогнула, но сгорбленная спутница тут же ее успокоила:
— Это же Небирос, милая. Помнишь, как ты с ним играла в детстве? Он тоже очень рад тебя видеть.
Танифь нагнулась и почесала у кота за ухом. В ответ послышалось признательное мурлыканье. Но нужно было спешить.
Ноги неумолимо двигались вперед, то по травянистым кочкам, то вверх по невысоким пригоркам, то снова выносили их вниз на пустынные пространства, не нарушаемые ни деревом, ни домом. Только вперед — к тому тайному месту, где сатани-сты, должно быть, уже собрались и начинают веселиться. Старая Мизка шла от девушки с левой стороны, как вдруг почему-то резко остановилась и костлявыми пальцами еще сильнее стиснула ее руку.
— А сейчас, родная, закрой глаза, — прошипела она дурным шепотом, — закрой как следует. Этого ты не должна видеть. Я поведу тебя.
Танифь механически исполнила приказание и, продолжая уверенно ступать перед собой, шла, несмотря на то, что ничего не видела. Тем не менее в ее душе появилось чувство, что рядом присутствует кто-то третий, и этот невидимый третий шел теперь от нее по правую руку. До ее слуха донесся негромкий, но отчетливый и ясный, как звон колокольчиков, голос.
— Танифь, дорогая моя. Посмотри на меня, я тебя умоляю.
Затуманивающее покрывало при этих словах, произнесенных горячо и трепетно любимым голосом, моментально спало с ее мысленного взора, и она открыла глаза. Справа стояла одетая во все белое фигура матери. Именно такой она видела ее в последний раз, перед каким-то очередным званым ужином, где и случился смертельный сердечный приступ. На шее у матери висело жемчужное ожерелье, а на лбу красовался украшенный бриллиантами обруч. От ее светлой фигуры исходило, отодвигая окружающую темноту, странное магическое сияние, прозрачное и чистое, как искусно ограненный кристалл.
— Моя единственная, — материнский голос звенел ласково и успокаивающе. — Мой каприз развить в тебе ясновидение привел тебя к краю пропасти. Но еще есть время отступить.
Заклинаю, дитя мое, ради всего святого — вернись назад.
Несмотря на толкающую вперед, схватившую ее чуть повыше локтя клешню старухи, Танифь в первый раз споткнулась, вывернулась из ее цепкой лапы и замерла. Некое внутреннее озарение ослепило ее мозг, и она поняла, что старая Мизка — это вовсе не живое человеческое существо, а Ангел Тьмы, посланный указать дорогу на Шабаш. А мать явилась в последний момент из загробного мира в качестве Ангела Света, пытаясь вернуть заблудшую дочь обратно под защиту и покровительство святого учения.