И королевство впридачу
Шрифт:
— Это земли Империи, — маг прочертил пальцем в воздухе замысловатую петлю и на пергаменте возник серебристый контур, выделяющий большую часть рисунка. Даже слегка рельефом проступил, на фоне остальной территории. — О том, что находится за пределами, поговорим в другой раз.
Рисунок за контуром послушно превратилась в белый лист. Так сказать Terra incognita* (*лат., — неизвестная земля).
— А вот места, где во время последнего Армагеддона произошли проколы пространственной ткани. Другими словами — сопряжение сфер.
Теперь на карте возникли бордовые точки. Много… Я не стал считать, но больше десятка. Намного больше.
— Это весьма интересно, — поскольку маг не для общего развития вытащил карту, следовало уточнить. — Но, какая мне от этого знания польза?
— Самая прямая…
Игнациус взмахнул кистью, и карта послушно скаталась в трубочку. Потом — уменьшилась до размеров сигары.
— Вчера я засек всплеск энергии возле старой мельницы… что тут, неподалеку. А потом, на карте стало одним пятном меньше. Уверен, ваше высочество, имеет к этому отношение. Я ведь прав?
Отрицать очевидное не имеет смысла.
— Да… Леонидия услышала голос, мы вошли в развалины и… случайно провалились в подземелье. Там на нас напало некое существо… Пришлось его убить.
— Это понятно, — кивнул маг. — При другом исходе, мы бы не беседовали. Награда вам понравилась?
— Леонидия сказала, что мы нашли Лунный Блик…
— Великолепно! — Игнациус погладил бороду. — Я уверен, царица Амазонок отсыплет вам за саблю не меньше пяти тысяч дукатов.
Ни фига себе! Это я вчера шикарно покутил. Такой широкий жест не всякому императору по карману. Интересно, зная настоящую ценность находки, я бы все равно подарил ее Лие? А почему нет? Один раз живем. Гулять, так гулять. Тем более, она объяснила, что ценность находки в другой плоскости.
— Так что вы уже далеко не нищий. Не знаю, сколько долгов наделал покойный король, но на пару-тройку закладных наверняка хватит.
— Увы…
— В смысле?
Пришлось объяснить и это.
Я ждал упреков и обвинений в глупости, а маг улыбнулся и дружески похлопал по плечу.
— Бывает. Все мы в молодости… Помниться, я в твои годы одной такой прелестнице статую из чистого… Ох, и орал на меня мастер… М-да… — мэтр Игнациус немного помолчал, видимо, решил, что подобные воспоминания непедагогичны и не красят седину. Потом, протянул карту. — Пользоваться просто. Ткнул пальцем или любым предметом в нужное место и окажешься там. Заклинания примерно на пяток перемещений. Потом вернешь мне — обновлю. Ну, и как ты, я надеюсь, понял, в каждом таком месте, можно найти и монстра, и охраняемый им клад.
— Странно…
— Что именно?
— Карту ж не вчера рисовали? Почему никто не собрал?
— Во-первых, — здесь только то, что осталось. Лет сто тому, таких мест было в разы больше. Во-вторых, — что тебе известно из истории Ковыра?
— Даже не понял, о чем ты спросил. Кто такой Ковыр?
— Так называлась Империя до распада… Не стану утомлять подробностями, думаю — они во всех мирах схожи, но после того, как погиб последний император, в Ковыре настали смутные времена. Больше не было власти, способной поддерживать порядок. И каждый, кто ощущал силу — командир отряда, капитан судна, атаман разбойников, богатый купец, начальник стражи… В общем, все те, кто мог собрать хоть небольшой отряд, тут же провозглашали независимость своих владений. Захвативший пару-тройку деревень — стал бароном. Крепость — графом или маркизом. Ну, а те, что засели за городскими стенами — объявили себя королями или герцогами. Взять хотя бы основателя династии королевства Зонненберг — Рудиана Первого. Слыхал о нем?
— Да. Аристарх сказал — он был гладиатором.
— И тебя не удивила такая молниеносная карьера? Из рабов в короли?
— Удивила. Но, не очень. В моем мире гладиаторы тоже восставали…
— Серьезно? — ухмыльнулся маг. — И как? Многие стали королями.
— Вообще-то…
— А знаешь почему?
В ответ я только плечами пожал. Все же книгу Джованьоли «Спартак» я в детстве читал взахлеб. Искренне восторгаясь мужеству фракийца. Проигравшего, по версии итальянского писателя, не из-за недостатка ума и мужества, а из-за гнусного предательства.
— Потому что любой гладиатор, даже самый искусный — одиночка, — стал излагать свое мнение маг. — Жизнь приучила его никому не верить. В любую секунду ждать удара в спину. И даже если бы кому-то удалось собрать целую тысячу лучших гладиаторов, то они никогда не стали бы армией. До конца оставаясь толпой одиночек. Мастеров, да… Но никакому мастерству не устоять против хорошо обученной фаланги. Где воины доверяют товарищам свои жизни, и верят больше чем себе. И в обычное время, восстание цирковых бойцов обречено на поражение.
— Но Рудиан…
— Я ведь уточнил: в обычное время, — дернул щекой маг. Видимо, не привык, чтоб его перебивали. — А когда пришла смута, армии больше не стало. И любой, из возникших за одну неделю десятков королей и других вельмож, мог вывести в поле не больше полусотни воинов. Этого достаточно, чтобы держать в повиновении горожан и крестьян, но слишком мало, чтобы расширять владения. Умные головы это поняли сразу. Дуракам — доходчиво объяснили их же соседи. Произошло всего несколько незначительных битв, не имевших существенного влияния на общую картину. В основном, на уровне баронов, считавших, что могут удержать на пару деревенек больше, чем успели зацапать сразу. Закончившиеся тем, что их земли присоединили к своим хозяева крепостей или городов. После этого установилось общее перемирие… Сперва несколько натянутое и шаткое. А потом, соседи начали договариваться, заключать пакты, браки. Союзы… И воцарилось промежуточное равновесие. Когда каждый делает все, что хочет, но только в пределах своих земель и не суется в чужие дела. А тех, кто это правило дерзнет нарушить — бьют всем миром.
— Тоже неплохо.
— Но и не больше… — неопределенно дернул плечом мастер Игнациус. — Потому что тупик. Такая раздробленность не дает возможности развиваться. Возможностей каждого, отдельно взятого, государства хватает лишь для обеспечения определенного уровня жизни, ниже которого — бунт и свержение правителя. А если вдруг, случаются излишки, то их либо прячут на черный день, либо на улучшение войска.
— Так вы, мэтр, имперец?
— Не скажу, что это лучший из государственных строев, но многое в нем куда эффективнее, чем в том случае, когда для принятия любого решение приходиться уговаривать несколько десятков не самых умных вельмож. Каждого из которых интересует только собственная выгода.
М-да… Тут маг прав. Парламент любой страны этому самая наглядная иллюстрация. Единоначалие тоже чревато самодурством, если не повезет с правителем, но стадо потерявших совесть, хитрожопых ослов и баранов, которые всякий раз оказываются у корыта первыми — гораздо хуже. Нет, я не агитирую за единоначалие и тем более, диктатуру. Но историю не обманешь. И, увы, пока население страны из жителей не станет гражданами, просвещенный правитель, лучше демократии. Лучше два… Как в Спарте. Только без их фанатизма по поводу «здорового» образа жизни… Короче, тут я готов согласиться с сером Уинстоном, но лишь при наличии уже названного условия — когда общественное сознание не только проклюнется, но и прорастет.