И на щите Давидовом начертано «Моссад»
Шрифт:
Харари стал правой рукой Норьеги. Он стал заниматься подготовкой личной охраны Норьеги. Дом генерала в Панама-Сити охранялся по классической израильской схеме: колючая проволока и электронные датчики по всему периметру. Харари помог Норьеге организовать силы обороны Панамы, в которых названия подразделений даже копировали аналогичные названия, принятые в вооруженных силах Израиля. Через Харари Израиль также продавал оружие Национальной гвардии Панамы. Вскоре все коммерческие сделки между Израилем и Панамой, а не только продажа оружия, стали проходить через руки Харари, оставляя ему комиссионные. Когда США решили покончить с Норьегой, который стал важнейшим звеном наркоторговли, Харари предупредил Норьегу о предстоящем вторжении американцев и генерал скрылся за шесть часов до высадки американских парашютистов. Когда Норьега все же был предан суду США, американские официальные лица указывали, что им нужен был только Норьега и у них не было ордера на арест Харари. В ходе судебного процесса над Норьегой в Майами имя Харари также не
Но теперь де-факто встал вопрос о ненужности вообще «альтернативной дипломатии». Любое государство Азии и Африки не находится в такой привязке к решениям структур типа Лиги арабских стран или подобных региональных объединений и может действовать в соответствии с нормами открытой дипломатии. Египет подал пример, сейчас идут — хотя и затормозились в связи со смертью Хафеза Асада — важные переговоры с Сирией. Арафатовские палестинцы устраивают очередную кампанию «протеста», Ирак обучает «добровольцев» в помощь «палестинским братьям», но фактически сняты основные препятствия для дипломатического процесса. Те же страны, которые не хотят идти по «нормальному» пути, по-настоящему не представляют интереса для государственного сотрудничества; получается так, что оно происходит не в интересах Израиля как государства, а в интересах тех или иных групп внутри него (прежде всего «торговцев смертью») и в интересах самих стран, не идущих на официальное сотрудничество.
Но что это за страны? Фактически без исключений, это те, к кому применены сдерживающие меры мировым сообществом. Режимы, находящиеся в состоянии острых конфликтов с соседями очень грубо нарушающие права и свободы в отношении своих граждан и так далее, — и те «трудности», которые они испытывают, добиваясь секретной поддержки и помощи от Израиля, однозначно вызваны воздействием на них «защитной реакции» мирового сообщества.
Вступая же в контакт с самыми опасными и неприглядными режимами, помогая им приобретать современное оружие в обход санкций, оказывая им серьезную помощь в становлении и совершенствовании служб безопасности и контрпартизанской борьбе, Израиль тем самым фактически оказывается в одном ряду с ними. Военно-промышленному комплексу государства и дилерам оружейного бизнеса, несомненно, выгодна и продажа оружия отечественного производства — хоть куда, лишь бы побольше, — и посредничество в продаже, скажем, китайского или северокорейского оружия и военной техники. Недействительным интересам государства это, уже очевидно, наносит ущерб.
Но к этой стороне мы еще вернемся. Сейчас представляется важным отметить, что все, связанное с «обычным» оружием, все-таки подчинялось стратегическому замыслу, в известной мере парадигме существования Израиля.
Глава 18
ЯДЕРНЫЙ РЕАКТОР ИЗ ФРАНЦИИ
Наиболее отчетливо концептуальное решение было выражено в словах Моше Даяна, одного из самых ярких персонажей современной израильской истории.
Биографическая справка:
Моше Даян, выходец из семьи «ашкинази», переселенцев из Восточной Европы. Член «Хаганы». Участвовал в совместных операциях с войсками деголлевской «Свободной Франции». В бою у реки Литании был тяжело ранен в голову и лишился глаза. Повреждения были таковы, что молодой солдат некоторое время был парализован; повреждения лицевых костей не позволили протезировать глаз, и он всю оставшуюся жизнь носил черную повязку.
К работе в Шаи его привлек в 1941 году Рувен Шилой — первое профессиональное задание состояло в подготовке сети явочных квартир на случай новой оккупации Палестины и подготовке радистов-парашютистов. Вскоре состояние здоровья (и неукротимая воля, которая заставляла преодолевать физические недуги) позволила вернуться к непосредственно военной службе, которую Даян успешно совмещал, при необходимости, с раз-ведработой. Так, сразу же после войны 1948 года он был спутником и помощником Шилоя, Голды Меир и Моше Шаретта в тайных сепаратных переговорах с Абдаллахом ибн-Хашеми. К средине пятидесятых он уже стал начальником генерального штаба израильской армии, затем, непосредственно перед войной 1967 года, министром обороны. В тайных миссиях участвовал и в последующие годы — об этом мы еще расскажем в свое время.
Хороший стратег и компетентный государственный деятель, генерал Моше Даян в ядерном оружии видел мощное средство сдерживания арабов, избавляющее Израиль от необходимости «иметь танк в каждом дворе». Содержание большой армии, понимал этот кадровый военный, непременно привело бы государство к банкротству. «Нам нужна небольшая профессиональная армия, эффективная и недорогая, способная обеспечить текущие проблемы безопасности и ведение ограниченных кампаний и обладающая ядерным оружием
Это понимание не было уникальным. Бен-Гурион тоже мечтал сделать Израиль ядерной державой. Это, по его мнению, означало бы действительную независимость, учитывая, что Израиль практически лишен сырьевых ресурсов. И, конечно же, он понимал, что как бы не было важно производство электроэнергии без импортного угля или нефти, приобретение ядерного оружия еще важнее.
Действия в этом направлении стали одной из стратегических основ государственной политики и прослеживаются во всей истории Израиля.
При всей антигуманности и опасности этого средства массового уничтожения, оно и в самом деле сыграло роль сдерживающего фактора в послевоенной истории: по-видимому, коллективный, видовой инстинкт самосохранения народов сильнее противоположных качеств или проявлений противоположно настроенных руководителей или правящих групп. Все-таки отступали на второе место их наклонности, в том числе экстремистские.
…Уже через семь месяцев после обретения независимости Бен-Гурион вызвал из Парижа ученого, которого он называет в своем дневнике, в записи от 20 декабря 1948 г, «создателем французской ядерной печки». Этим ученым экспертом был Морис Сурдин, еврей, родившийся в 1913 году в Крыму. После выезда в Палестину он взял себе имя Моше. Сурдин был направлен на учебу во Францию, где изучал физику, затем работал в научных центрах во Франции, Англии и США. После окончания второй мировой войны активно трудился в Париже в Комиссии по атомной энергии, которая осуществила практическое создание французского ядерного оружия. Обретение Израилем долгожданной независимости радостно приветствовал и с готовностью откликнулся на приглашение самого авторитетного из еврейских лидеров. «Бен-Гурион проявлял большой интерес к атомной энергии, его очень интересовали детали», — вспоминает Сурдин. Определенная информация поступала из Англии, США, хотя режим секретности там был, особенно для работающих над «Манхэттенским проектом», весьма жестким — что, впрочем, не помешало американским евреям супругам Розенберг передать в свое время важнейшую информацию по атомному оружию Москве.
Интерес политического руководства страны сразу же перешел в практическую плоскость: правительство Израиля создало комиссию по атомной энергии, которую возглавил Эрнст Давид Бергман, блестящий ученый-химик, родившийся в 1903 году в Германии и в 1930-х годах переселившийся в Палестину. В Израиле он основал исследовательскую службу вооруженных сил. Работая в области изучения проблем борьбы с раком, он одновременно возглавлял научный отдел министерства обороны и был рьяным сторонником получения страной ядерного оружия. Он фактически координировал всю работу, в том числе инициировал и дипломатические шаги, предпринимаемые в этом направлении. В 1955 году в ходе начатой президентом США Дуайтом Эйзенхауэром программы «Атом для мира» Израиль получил небольшой атомный реактор мощностью 5 мегаватт. Он был установлен в местечке Нагаль Сорек неподалеку от Тель-Авива и стал в определенной мере наглядным пособием для подготовки специалистов и базой развертывания исследований. Но прагматическая, «оружейная» ценность реактора была невелика. Этот объект регулярно инспектировался американцами, а сам по себе реактор был слишком мал, чтобы на нем можно было создать что-то, имеющее серьезное военное значение. Создание же собственного реактора, что называется, «с нуля» было государству не под силу — требовался высокий, в те годы еще далеко не достигнутый в стране технологический уровень, промышленный потенциал и сырье; требовались и очень большие исследования, учитывая, что все работы по данной теме во всех странах были тщательно засекречены и почти вся информация поступала Бергмановской команде в порядке «утечки мозгов». Но для ускорения доступа к энергии и оружию реально требовалось полагаться на усилия дипломатов и разведчиков, которые помогли бы стране обеспечить доступ к разработанным уже ядерным технологиям.
Начальник департамента министерства обороны Шимон Перес сосредоточил усилия на Франции, где в апреле 1955 года к власти пришло правительство социалиста Ги Молле.
Париж в то время занял жесткую линию в отношении Алжира, что в какой-то мере перекликалось с антинасеровской политикой Израиля; французские и израильские спецслужбы стали сотрудничать особенно тесно. По линии разведывательного сообщества французская контрразведка, Служба внешней документации и контрразведки, преемница Управления по охране территорий, возглавляемой другом и соратником генерала де Голля, Роже Вибо, которая еще в давние времена подерживала хорошие отношения с «Шаи», получала сведения, собранные в основном «Аманом», о помощи арабских стран Фронту национального освобождения Алжира, о перемещениях и замыслах лидеров ФНОА; эти сведения часто становились основой для удачных операций — так, по «наводке» из Тель-Авива кораблем французских ВМС было перехвачено судно под Суданским флагом, которое везло из Александрии подарок от Гамаль абдель Насера брату во исламе Ахмеду Бен Белле: семьдесят тонн оружия. Отношения Израиля с Францией в военном плане в тот период были настолько важны, что Бен-Гурион поручил их развитие министерству обороны. Харел пытался доказать, что все тайные связи с иностранными государствами должны быть сосредоточены в руках «Моссада», но премьер-министр оставил французское направление за «Аман», военной разведкой.