И на восьмой день...
Шрифт:
Эллери огляделся вокруг, разглядывая по очереди каждое из узких окон.
— Через эти окна не мог бы пролезть даже маленький ребенок. Но кто-то мог дотянуться до стола удилищем... Нет, — сказал он, заметив непонимание на лице старика. — Удочек здесь нет. Тогда шестом или длинной палкой. С ее помощью можно было поднять браслет со стола, протащить через окно, а потом вернуть назад.
— Но зачем? — с беспокойством спросил Учитель.
Эллери подобрал ключ. Он был из того же тусклого металла, что и браслет, выглядел грубым и исцарапанным, но на ощупь оказался гладким — слишком гладким. Эллери поднес его к носу. Этот странный едкий запах...
— Вы разводите здесь пчел? — спросил он.
— Да, хотя их немного. Большую часть меда мы сохраняем для больных. А воск...
— Вот именно, — кивнул Эллери. — Воск. Кто-то ночью сделал восковой отпечаток ключа и изготовил — или готовит теперь — дубликат. Но от чего был этот ключ?
— Это ключ от двери санктума — запретной комнаты, — сказал старик. — Он единственный и хранится у меня, так как только я могу туда входить. Даже Преемник не может меня сопровождать. Или я уже говорил тебе это?
Они умолкли. Тишину нарушали отдаленные звуки коровьего колокольчика, рев осла и стук топора. Где-то дети пели простую песню. Что нужно было прятать в санктуме, обладая такими сокровищами?
Эллери задал этот вопрос.
Старик сел на табурет и задумался, опираясь локтем на колено и прижимая ладонь ко лбу. Наконец он встал и подал Эллери знак следовать за ним. Они вышли в зал собраний и остановились под лампой, горящей над запертой дверью.
— Тебе будет позволено войти, — с трудом вымолвил Учитель.
— Нет, — быстро сказал Эллери.
— Если ты здесь, чтобы открыть нам путь, то можешь открыть и эту дверь.
Но Эллери не мог заставить себя сделать это. По какой бы странной ошибке его ни принимали за ожидаемого Гостя, зайти в святая святых, воспользовавшись этим, означало бы осквернить ее.
— Нет, Учитель. По крайней мере, не сейчас. Но вы идите туда и осмотритесь как следует. Если что-то пропало или находится не на своем месте, сообщите мне.
Старик кивнул, взял из ниши в стене кувшин, газ и кусок материи и вымыл лицо, руки и ноги, бормоча молитву. Все еще шевеля губами, он отпер дверь и в почтительном молчании шагнул в запретную комнату.
Время шло. Эллери терпеливо ждал.
Наконец Учитель вернулся.
— Из санктума ничего не пропало, Элрой. Все на своем месте. Что же это значит?
— Не знаю, Учитель. Но я уверен, что кто-то сделал дубликат ключа от священной комнаты. Очевидно, в санктуме есть то, что хочет заполучить один из членов общины. Расскажите мне обо всем, что там находится. Не упускайте ничего.
Веки опустились на сверкающие черные глаза, когда старик начал рыться в памяти.
— Два кувшина со свитками молитв. Священный ковчег, где хранится Книга Mk’h...
— Книга?
— Передняя стенка ковчега — стеклянная. Там также хранится казна.
— Казна? — медленно спросил Эллери.
Веки старика поднялись, и Эллери увидел, как зрачки расширились, словно от внезапного света.
— Серебро, — ответил Учитель. — Пришло время, Элрой Квинан, ответить на вопросы, которые ты задавал вчера вечером. Давай сядем за стол Совета.
Это было в Год Первого Странствия, как его назвали гораздо позже. Учитель был тогда юношей, жившим с родителями в Сан-Франциско, но они и друзья, делившие с ними их веру, не были счастливы.
Город погряз в грехе (по крайней мере, так казалось Учителю). Пьяницы, шатаясь, бродили по крутым улицам, оскверняя воздух бранью. На каждом углу стояли салуны, завлекая слабых и нетвердых духом газовым светом и громкой музыкой. Игорные притоны поглощали деньги, необходимые для того, чтобы кормить детей; за одну ночь семьи становились нищими. Нечестность сделалась основным правилом коммерции — те немногие, кто отказывались мошенничать, терпели крах, даже не получая похвалы за порядочность, которая удерживала их.
Ничей сын не был застрахован от искушений этого гнезда пороков, превращавших человеческое тело в предмет торговли. Никто не мог быть уверен даже в собственной дочери, хотя позор, болезни и смерть таились повсюду, как звери в джунглях.
Не только город, но и вся страна становилась зловонной клоакой.
Хотя фермер мог чувствовать себя в безопасности от пороков города, болезни настигали и его. Он оказывался рабом железной дороги, чьи пошлины лишали его большей части прибыли, игрушкой в руках спекулянтов, жонглировавших ценами на его товары.
Высший пост в стране занимал военный и, как говорили, пьяница [36] . Его помощники бессовестно покупали и продавали должности. При попустительстве его администрации крупные концерны лишали людей последних сбережений.
Для богобоязненных людей это было тяжелое время. Куда идти? Что делать?
Изолированный мир Святых Последнего Дня [37] предлагал путь и цель, но они были открыты только для тех, кто исповедовал мормонскую веру. А для Учителя и его семьи это было неприемлемо.
36
Грант, Юлиссис (1822 – 1885) — американский генерал, командующий федеральной армией во время Гражданской войны, и 18-й президент США (1869 – 1877).
37
Так называли себя мормоны — члены религиозной секты, основанной в первой половине XIX в. в США и создавшей в 1848 г. в штате Юта теократическое государство. Мормоны долгое время практиковали многоженство.
— Почему? — спросил Эллери.
— Потому что у нас своя вера, — ответил старик.
— Да, конечно. Но что это за вера? Откуда она пришла?
Учитель покачал головой. Корни веры Квинана так глубоко уходили в прошлое, объяснил он, что даже старейшие члены святой общины во время детства Учителя не могли объяснить ее происхождение. Следы ее можно было проследить во многих странах и поколениях, но они становились все слабее, пока не исчезали полностью в дебрях времени. Многие отворачивались от этой религии, но группа твердых ее приверженцев не позволяла ей умереть.