И на всех одна звезда
Шрифт:
Динэ… как странно. У эльфов не принято уменьшительное обращение, это почти оскорбление — исказить значение имени, но почему-то именно это ласковое прозвище сейчас словно пробило в нем что-то… даже в груди кольнуло. Диниэр обессилено сполз обратно на подушки.
— Я просто хочу домой, — прошептал он, опуская веки, и не увидел, как от этих слов по лицу мужчины побежала тень.
Когда темный ушел, чтобы все-таки отдохнуть оставшееся от ночи время, опять стало страшно. Он был бы рад даже Сивиллу сейчас, но парень не возвращался. Он боялся их всех, кроме девочки, однако не меньше он боялся тишины и одиночества, — они означали не
Вместо того, чтобы заставлять себя снова заснуть, собираясь духом перед очередным кошмаром, Динэ попытался проанализировать сложившуюся ситуацию — единственное, что он пока мог сделать. Маг прав, ему нужно подождать. Раны уже почти затянулись, ему надо лишь немного набраться сил, и он уже не будет настолько беспомощен и уязвим. А это уже немало! Возможно, тогда он хотя бы перестанет впадать в панику каждый раз как кто-нибудь входит в комнату, и тем более — когда к нему прикасаются.
И тогда он наконец узнает, лжет ли ему Фейт или в мире возможны и такие чудеса, как милосердный черный маг. Фейт… Пока говоришь с ним, смотришь в глаза — веришь всему, но Диниэр не мог не задаваться вопросом, для чего черному с ним возиться. Знает ли тот смысл знака, который эльф носит на шее, и больше не скрытого под волосами? Если знает, то не рассчитывает ли вызнать от него сведения о Стражах. Тогда конечно выгоднее расположить к себе, убедить в своих благих намерениях. Выхаживать тяжело раненого труднее и хлопотнее, зато не нужно рисковать ценным объектом при чтении памяти, и надежнее, чем допрос под пыткой. К тому же, он просто не выдержит ни того, ни другого — сойдет с ума. Динэ всхлипнул, обнимая себя руками.
'Духи ночи! Пожалуйста, пусть чудо случится! Я так хочу домой!'
Он не заметил, как соскользнул в сон, и на этот раз видел не замок Маур, а нежную зелень молодого леса у озера Тейме, дожидающийся его валун у звенящего прохладой ручья, где он просиживал часами, делясь с ними своими радостями и горестями, и тропинку к Альвэлинде…
Сивилл вернулся только под утро, потерянный и измученный, словно это он побывал в застенках. И как-будто мало ему досталось, первым на кого он наткнулся — оказался мастер Фейт. Судя по всему, он так и не ложился больше, с тех пор как Диниэр поднял всех своими криками. К своему удивлению, загодя насупившийся Сивилл выдержал предназначенный ему хмурый взгляд.
— Выпороть бы тебя хорошенько, — сообщил Фейт, потирая висок, — Да рука на убогого не поднимается! Долго думал, прежде чем по улицам ночью одному бродить?
Фейт ушел в больницу, а Сивилл остался стоять, не зная куда себя девать, постепенно переваривая возникшее вдруг непонятное чувство — вроде бы его опять ткнули носом в его никчемность, а ощущение такое, словно тебе невиданную драгоценность подарили. Щеки у него горели как от порядочных оплеух, а по губам бродила растерянная улыбка. Надо же, а он только теперь заметил маячок, который мастер бросил ему вдогонку, пока он себя поедом ел!
Шальное было какое-то чувство, глупое: что все не просто хорошо, а настолько замечательно, что дальше и быть не может! Спать не хотелось. Юноша цапнул из вазочки печенье и вышел через заднюю дверь в сад, стряхнул ветки и листья с гамака, который
Там же в гамаке он и проснулся ближе к полудню, по-прежнему улыбаясь. Особенно после того, как обнаружил на себе плед, а на волосах криво нахлобученный венок от Ингер.
Радостное воодушевление не могла испортить даже необходимость снова возиться с эльфом.
— Да не сделаю я с тобой ничего! — с досадой бросил Сивилл, когда эльфенок привычно содрогнулся от его появления, — И не делал! Если ты меня так хорошо помнишь, то и это помнить должен тоже!
Диниэр отвернулся, как всегда, но неожиданно ответил:
— Адамантий на меня одевал ты. И ты меня им отдал, — тихо проговорил он. Как приговорил.
Но Сивилл решительно отказывался портить себе такой прекрасный день.
— Допустим. Да, я знал, что тебя отнюдь не для вручения даров провожаю, — и что? — спокойно спросил он, впервые прямо и ровно глядя в непримиримо сверкнувшие на него васильковые глаза, — Предположим, что это ты поймал бы меня на ваших границах, — неужели отпустил бы? Убил бы преспокойно и пошел обедать. Или передал бы вашим командирам и наверное совестью не мучился бы, как там меня дальше допрашивать будут. Так что хватит мне этим тыкать!
— Ты… ты… — Диниэр даже заикаться начал, поднимаясь на постели.
Сивилл пожал плечами.
— Я, и дальше что?
— Темный! — выдохнул скривившийся эльф.
— Ты тоже! — фыркнул неуместно развеселившийся Сивилл, и тут же пожалел об этом.
У эльфов глаза и без того большие, а из-за худобы Динэ они вовсе кажутся на пол лица, но оказывается они еще и так открываться могут! Сообразив, что не опять, а снова — натворил что-то до нельзя серьезное, Сивилл виновато передернул плечами и протянул руку, касаясь эльфенка тонким язычком своего поля и передавая ему частичку своей энергии.
Диниэр дернулся, ожидая неизбежного болезненного и довольно гадкого ощущения от вторжения чужеродной Силы, но вместо этого по жилам пробежала теплая волна, и даже слабость немного рассеялась… Он застыл в недоверчивом потрясении, но это чувство не узнать не мог и теперь просто не понимал, почему не заметил ничего раньше — ведь Ингер проделывала тоже самое по несколько раз на дню! И это значит… Динэ свернулся в комок, закрывая лицо все еще перебинтованными руками, внутри стало пусто.
— Ты… не знал? — растерянный Сивилл опустился рядом, против воли снова проникаясь к эльфенку бесконечной жалостью. Видно было, что тот просто убит, раздавлен случившимся открытием.
— Кто… — глухо раздалось из под бинтов, — Кто сделал со мной ЭТО?..
— Не знаю… — еще более потеряно отозвался Сивилл, — Честно не знаю! Да что такого? Ты же жив, свободен, поправляешься… Наоборот, хорошо, что мы тебе можем помочь!
— Уйди, а… Пожалуйста! Пожалуйста…
Сивилл никогда не думал, что будет так переживать из-за какого-то остроухого, (впрочем, у этого уши были сильно укорочены, что только подливало масла в огонь). Возможно, дело было в прочно завладевшем им против всякой логики и собственных слов чувстве вины…