И небеса пронзит комета
Шрифт:
У входа меня встретил угрюмый малый с выбритой наголо бугристой башкой, квадратным подбородком и переломанным носом, именовавшийся Пит и считавшийся секретарем Ройзельмана. Кривой нос и перебитые хрящи ушных раковин выдавали в нем бывшего боксера, а пронзительный взгляд, которым он буквально буравил гостей шефа, – опыт охранной работы. Почему Пит (я даже не уверен, что это имя было настоящим, а не кличкой) назывался секретарем, мне неведомо. Типичный телохранитель. Но это не мое дело. Встречал-провожал гостей и приносил кофе именно он.
Шеф ожидал меня в большой овальной комнате – той, которая как раз выходила в видимый снаружи эркер, и я, как всегда, изумился его сходству с какой-нибудь крупной хищной птицей. Высокий, выше среднего роста, смуглый, с резкими чертами длинноватого лица, изборожденного глубокими мимическими морщинами вдоль впалых щек – настоящий кондор или, может, гриф. И взгляд блекло-серых глаз был всегда равнодушным, непроницаемым, как у хищной птицы.
Здороваться и прощаться у нас было не принято, и я чувствовал, что это правильно: где бы я ни был, чем бы ни занимался, Лев Ройзельман словно незримо – и постоянно – присутствовал рядом, стоя за левым плечом. Как смерть в книгах Карлоса Кастанеды.
– У всех побывал? – спросил шеф с порога. Голос его не выражал никаких эмоций – все как всегда.
Я кивнул.
– И как они?
– В норме, – столь же бесстрастно ответил я. Проинформировал, не более. – Если вам интересна моя оценка, то я считаю, что они готовы. Любой из них.
– Даже твой любимчик? – в голосе шефа не звучало ни иронии, ни сочувствия, ничего. Но бесстрастный взгляд кольнул меня, как осколок зеркала – Кая из сказки про Снежную Королеву.
– Особенно он, – спокойно ответил я, позволив себе слегка улыбнуться. – Макс рвется из постромок и бьет копытом. Только что не ржет. Он в прекрасной форме. Есть что предъявить миру. Эффектный феномен…
– Это-то и плохо, – покачал головой Ройзельман. Помолчал с минуту, обдумывая что-то. – Макс чересчур эффектен. Тут нужно что-нибудь помягче, полиричнее, люди это любят… Ладно. Садись.
Он жестом указал мне стул и достал из шкафчика обочь стола, за которым сидел, бутылку армянского коньяка и два бокала. Это означало, что шеф доволен, несмотря на безразличие, даже скепсис его слов. Впрочем, не факт, что после пары глотков меня не ждет суровый разнос, хотя ничего фатального уже точно не предвидится. Ладно, что это я. Еще ни разу не было, чтоб Ройзельман остался мной недоволен.
Усевшись, я пригубил ароматный коньяк. Вообще-то я равнодушен к алкоголю, а крепкие напитки предпочитаю закусывать (что бы там ни говорили знатоки-гурманы). Но тут правила устанавливает шеф. А по его представлениям, аромат коньяка самодостаточен.
Однако запах дорогих женских духов, несмотря на коньячный аромат, я уловил. Он буквально заполнял кабинет и был отлично мне знаком. Его насыщенность говорила о том, что тут совсем недавно была Эдит. Я давным-давно понял, что эта хищная, опасная красотка у шефа на особом счету. Хотя точно ничего не знаю и свечку, как говорится, не держал. По правде сказать, я ее боюсь. Хотя… и сам не прочь бы… э-э… познакомиться с ней поближе. Со своим надменным взглядом, в ореоле медных волос Эдит – чертовски притягательная штучка.
– Знаете, – признался я (должно быть, под действием коньяка), – в последние дни я в некотором роде воодушевлен. Ведь все вот-вот начнется… Я дождаться не могу, весь в предвкушении этого момента. Хотелось бы видеть, как…
– Не увидишь, – сухо остановил меня Ройзельман, чем несколько меня удивил. – Они все – резервный вариант. Примеры на случай, если что-то пойдет не так. А по моим расчетам, все должно пойти так, как запланировано. Ну а Макс в любом случае в этом списке далеко не первый. Слишком вызывающе. Так что… при правильном раскладе лицом презентации будет Надин.
– Но она же… – почти растерялся я.
– Да-да, она еще ребенок. – Уголки его губ чуть дрогнули, что обозначало улыбку. Определенно он был в хорошем настроении. – Именно поэтому я ее и выбрал. Ее, а не этого, – дернул он уголком рта, – полубога. Твоего любимчика Макса. Ничего, в день «Д» и Надин окажется более чем достаточно, помяни мое слово.
– Могу ли я спросить…
– Можешь, – сухо прервал меня шеф. – Но на ответ не надейся. Всему свое время. Время, Ойген, это вообще самая драгоценная материя и самый благодарный, хотя и упрямый, самый качественный материал для работы. Время и люди.
Разумеется, я его не понимал. Закрытый ларец, свет драгоценностей которого мне никогда не увидеть. Не понимал, но – любил. Точнее, обожал. И был невероятно благодарен. Хотя бы – если даже забыть о несравненных профессиональных возможностях – за то, что он всегда называл меня только Ойгеном. Я ненавидел имя Евгений – его мягкость и банальность напоминали о матери. Но даже отец иногда называл меня именно так – когда был за что-то на меня зол…
– Никогда не спеши, – прервал мои мысли бесстрастный голос шефа. – Спешка – это бездарное разбазаривание времени. И это не парадокс. Смакуй время, как смакуют прекрасное вино – вроде тех, которые так мастерски делает твой отец. Цени время. Даже тогда, когда тебе покажется, что его некуда девать.
Он смотрел на меня, но казалось – сквозь. Туда, куда я, бескрылый слепец в сравнении со своим шефом, не смог бы заглянуть никогда. Но я… да, я умею ценить время. Особенно время, проведенное в его обществе.
– Итак, ты идешь с ним в субботу в горы? – спросил он, хотя прекрасно был об этом осведомлен. Вообще-то я не докладывал о запланированном походе, но Ройзельман по определению знал все. Все, что считал нужным знать.
Я кивнул:
– Вы ведь сами велели мне держаться подальше, вот я и…
Шеф взглядом остановил мою попытку ненужного оправдания:
– И вы берете с собой Феликса. – Губы его вновь дрогнули. – Ты даже представить себе не можешь, насколько это иронично: ты, Макс и ученик Алекса, а в небе над вами – символ явления нового мира и смерти старого.
Таким я видел шефа впервые. Похоже, намечающееся «явление нового» заставляло волноваться и его, такого всегда невозмутимого. Словно слегка приоткрылось скрывающее лицо таинственного рыцаря забрало.
– Следи за Максом. Нет, не усердствуй. В пределах обычного.