И нет конца паломничеству
Шрифт:
Глаза Генриха сверкнули интересом.
— А может, ты подлец и затеваешь убить меня? — спросил он.
— Какой мне в том резон? Всех ваших людей я не одолею, рано или поздно они меня прикончат. Я клянусь не убивать вас в любом случае. Мой господин не одобрил бы этого.
Один из ехавших бок о бок с Генрихом рыцарей (тот, что с золотой цепью) заговорил о неразумности подобного шага, но Генрих только одарил его тем же тяжелым взглядом, заставляя замолчать.
— Кто же твой господин? — спросил король.
— Хороший человек, — ответил Риз.
Генрих хмыкнул.
Риз знал уже, что
— Конными или пешими? — спросил Генрих.
— Пешими, — ответил Риз. — Мой конь устал.
Он умолчал о том, как устал он сам. Сейчас почти никакой усталости Риз не чувствовал: мысли проносились в голове, легкие и острые. Он знал, что обязан выиграть. При том он не имеет права убить короля или серьезно ранить его.
— Я выиграю, — сказал Риз, — если выбью у вас меч. Или если не нанесу удар, который мог бы вас убить.
— Как мы определим, какой удар смертелен, какой нет?
— Сомнений у вас не будет, — улыбнулся Риз.
— Я же, — ответил Генрих, — постараюсь убить тебя, изменник. Можешь быть уверен.
И схватка началась.
С первого же удара Риз еле успел подставить меч; клинки отскочили друг от друга с коротким стуком, и тут же Генрих сократил дистанцию; ни паузы на то, чтобы присмотреться к противнику, ни попытки прощупать… Риз вынужден был отступить назад: этот яростный натиск не то чтобы ошеломил его, но — удивил, особенно учитывая, как неторопливо Генрих говорил и слезал с лошади.
Турнирные бои, случается, могут длиться, пока горит короткая щепка или пока сгорает на треть лучина [54] — насколько хватает сил участникам. Настоящие драки, что происходят в пылу битвы, не в пример короче: несколько лошадиных тактов, пара удачных ударов — и готово дело.
Риз сразу понял, что этот бой будет больше похож на настоящий.
Король продолжал плотно теснить, не давая вдохнуть; каждый шаг не назад, а хотя бы в сторону приходилось дорого оплачивать; мечи стучали друг о друга все чаще, несколько раз меч короля проехался по плечам Риза (к счастью, тупой гранью), один раз — по ребрам. Риз знал, что потом они будут болеть. Каждый шаг доставался неимоверным трудом. В золотом солнечном свете, пронизывающем сосновый лес, серебряный меч короля почти слепил глаза, и без того разъеденные потом.
54
Пока горит короткая щепка — минуты две, пока сгорает на треть лучина — пять минут.
Фехтование на рыцарских мечах — благородное искусство. Учатся ему все, кто-то лучше, кто-то хуже. Джон предпочитал более собранный, продуманный стиль боя, когда удары наносятся осмысленно и экономно; Генрих — пер напролом, давя превосходящим весом, осыпая ударами без счета. Его ничего не сдерживало, и чувствовалось, что погоня, а пуще того, непокорство его планам, распалили в короле фантастическую ярость.
Мечи звенели и грохотали; мимо мелькала то седина в бороде Генриха, то кусок неба, то земля под ногами; знакомая картина, но Ризу чертовски не нравилось, что он не контролирует этот бой.
Отбивая меч Генриха, Риз замешкался, позволил тому скользнуть по руке — и острый край пропорол защитную рукавицу. Ризу удалось отпрыгнуть; король тоже тяжело дышал, и Риз переложил меч в левую руку — правая повисла плетью и мгновенно отнялась. Ризу показалось, что там что-то болтается, может быть, даже его пальцы. Что-то этой руке не везет последнее время…
Кажется, этого Генрих не ожидал; на лице его мелькнуло беспокойство, но лишь на миг — ему, несомненно, приходилось раньше драться с левшами. И все же это было преимущество.
Выругавшись, что не догадался сделать этого раньше, Риз метнулся к Генриху — теперь нападал уже он. Первый удар, только намечая, по ногам — король отшатнулся, потерял равновесие… Ну-ка, а попробуй с этого бока!
Генрих шагнул назад, раскрылся… И меч Риза легко лег ему на плечо, у самой шеи. А рука короля с мечом застыла на полувзмахе.
— Может быть, вы успеете отрубить мне руку, — тихо сказал Риз. — Но я уж точно успею перерезать вам горло.
Успел бы. Не успеет теперь: горло короля было защищено воротником кольчуги, тут надо замахиваться. А скорость замаха они оба потеряли, остановившись.
Генрих втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Твоя взяла… сэр Джон… иди с миром, — монарший гнев медленно успокаивался, словно уголья подергивались пеленой серого пепла. Он тлел еще там; но молва — и Алиенора — не врала: король держал свое слово.
Джон отвел меч от шеи монарха, опустил его. Тут же мир вокруг совершил странный переворот, и Риз обнаружил, что стоит на коленях на лесной тропе, смотрит на алые звездочки и разводы крови, оставшиеся на земле. Это с руки его, что ли, натекло, а потом они сапогами затоптали? Он и не думал, что там настолько все плохо… Смотреть на эту руку даже не хотелось: Риз боялся увидеть вместо нее изувеченную культю.
Голос Алиеноры долетал словно издалека:
— Не стоит ли оказать этому рыцарю милосердие и перевязать его?
И голос короля:
— Ежели я истрачу мое милосердие на него, сударыня, боюсь, на вас и ваших сыновей уже ничего не останется.
А потом — тишина.
Каждый вдох давался болью.
Риз понимал, что у него начинается бред. Золотые столпы света между сосен ширились и ширились. Каждый был полноводней реки, каждый готов был принять его в свои объятия, унести куда-то далеко от невзгод. Потом свет стал розоватым: вечер. Тихий вечер.
Суматошно, ярко пели птицы, как всегда в лесу по весне, и от этого спускалось на Риза какое-то умиление, которого он раньше не смог бы в себе отыскать. Хотя тяжело умиляться, если грудь дергает при каждом шаге, а в руке простреливают искры. Хорошо, что конь шел мягко, ведомый твердой рукою Фаско… да, на Фаско можно положиться… только зачем он везет его на коне, зачем не пустит по солнечному лучу?
— Ну-ну, — в голосе Фаско слышалось беспокойство. — Скоро будем в Шовиньоне… может, уже до полуночи. Луна-то какая.