И нет конца паломничеству
Шрифт:
— Грач, — сказал Риз. — Как твоя спина, не болит?
— Болит ужасно, — ответил Грач, постепенно обретая свою обычную сухость, — так что, сэр Джон, я буду весьма признателен, если не станешь больше попадать в такие переделки.
Морщась, Риз все-таки сел. Грач не стал ему помогать, только смотрел безотрывно, как он двигается. С переменой позы пришла боль в груди… а Риз как-то уже позабыл о ребрах на фоне руки.
— Пустяки, — сказал он. — Царапина. Даже неловко, что я отрубился по такой причине.
— Сестра Шоу так и сказала, — Грач по-прежнему не моргал,
Риза охватила злость. Он злился на Фаско, который не оставил его в лесу. На себя, согласившегося с планом Алиеноры. На Грача, который зачем-то просил его вернуться. Если бы он тогда не попросил… Может быть, у Риза достало бы сил исполнить свой долг и умереть как подобает.
Еще он вспомнил, что Грач говорил перед тем, как напоить Риза снотворным снадобьем.
— Ты был прав, милорд, — сказал Риз резко. — Я заслуживаю потерять несколько пальцев. Я заслуживаю потерять и всю руку.
— О чем ты, сэр Джон? — произнес Грач с неподдельным ужасом. — Неужто ты не понимаешь, в каких чувствах это было сказано?
— Я не выполнил твоей задачи, — Риз отвел глаза.
— Ты спас жизнь королеве, — глухо произнес Грач. — Мне опять… были видения. Война будет, да. Но она утихнет через пару лет. Король будет и дальше воевать с сыновьями, иногда мириться с кем-то из них и объявлять войну другому. Кто-то из сыновей погибнет. Я не видел, кто займет трон после Генриха, там все смутно.
Может быть, еще пару месяцев назад Риз бы поверил Грачу. Но теперь он чувствовал, когда его патрон о чем-то умалчивает.
— А выжженные виноградники? — спросил он. — А половина франкских земель, ставшие выжженной пустыней? А походы еретиков на Рим? Этого всего не будет тоже, потому что мы спасли королеву?
Грач отвел глаза. Потом ответил:
— Не знаю, Риз. Эти видения не ушли совсем, но отдалились. Может быть, до них теперь дольше. Может быть, со временем они померкнут совсем. А может быть, это и вовсе не настоящие видения, просто мой скорбный разум понемногу отказывается служить мне.
Последняя мысль, решил Риз, хуже всего. Плевать на все французские земли, да и на английские по большому счету; пусть горят, тем более через сто или двести лет, или куда там достигают видения Гарольда.
— Дай мне пить, — попросил Риз.
Когда Грач подносил бурдюк к его рту, у него дрожали руки. Вода была неприятной на вкус, тухлой, но все же это была вода, и Риз почувствовал почти религиозную благодарность за нее — как за дождь, оросивший пустыню.
— Выходит, кошмары не прошли, — сказал Риз, напившись.
Это простое действие совсем обессилило его. В страхе он гадал, когда способен будет взять в руки меч.
— Мне придется научиться жить с ними, только и всего, — пожал плечами Грач. — Они становятся сильнее с возрастом, тут уж ничего не поделаешь.
— Где мы?
— На крестьянском подворье в окрестностях Шовиньона, здесь живет большая, довольно зажиточная семья. По сходной цене они укрыли нас в хозяйственных пристройках. Мы останемся здесь, сколько будет надо, а потом двинемся на побережье, затем — в Англию. Торопиться нет нужды. Или, — он вдруг сделал паузу, — если хочешь поехать с сестрами Шоу и Картер в Иерусалим, куда они собираются отсюда, это тоже можно устроить. Думаю, сестра Картер похлопочет за тебя в Ордене.
— Прогоняешь? — выдохнул Риз.
— Никогда, — Грач положил руку ему на лоб. Пальцы у него были не такими прохладными, как хотелось бы Ризу, но они успокаивали. — Просто хочу, чтобы ты делал то, к чему лежит у тебя душа. Ты убедился, что то дело, которому я посвятил себя, иногда бывает бесполезно. Не всегда мы становимся спасителями сотен или тысяч. Иногда одна жизнь — вот и все, что нам остается. Возможно, более благородное дело тебе больше по вкусу…
По идее тут нужно было ответить что-нибудь в духе: «Я принес вам клятву верности, сэр, и никогда не оставлю». Но у Риза просто не было дыхания на такую длинную речь. Поэтому он только пробормотал короткую фразу на языке своей матери, не вполне приличного содержания.
Судя по легкому, едва слышному смешку Грача, тот понял.
Через два дня их дороги разошлись. Юдифь, обе сестры-госпитальеры и Фаско отправились на полдень (Фаско собирался навестить родных в Тоскане с разрешения Грача). Риз и Грач в сопровождении слуги-полуумка, нанятого в здешней деревне за сущие гроши, ехали в Нормандию, где Грач владел небольшим замком на побережье.
Юдифь за это время настолько поладила с сестрами Шоу и Картер, что те даже выдали ей запасное орденское одеяние и соорудили из какой-то тряпки головной убор послушницы (сами они, словно мужчины, обходились без всяких головных уборов, если не считать шапочки под шлем). Риз уже привык и не дивился этой метаморфозе.
Перед расставанием Юдифь обняла Грача — так, как дочь могла бы обнять отца.
— Спасибо, — сказала она ему.
— Ты сама увидела путь раньше, чем нашла меня, — сказал Грач. — Я ничего не сделал.
— О нет, — Юдифь улыбалась особенно светло, словно статуя Пресвятой Девы. — Ты дал мне веру, чтобы следовать этим путем. Я ведь давно ее потеряла. Мои руки пачкали все, к чему прикасались. Ты очистил их.
— Увы, — сказал Грач. — И хотел бы принять эту заслугу, но не могу. Ты ведь мне навязалась, разве забыла?
Юдифь рассмеялась, обняла Грача еще раз и вскочила на свою маленькую кобылку.
Картер и Риз еще раз пожали друг другу руки.
— Если нужна будет помощь, пишите нам через Орден, — сказала Картер. — Мы придем.
— И наоборот, — серьезно ответил Риз.
Он подумал мельком, что если бы жизнь сложилась по-другому… Если бы он уже не служил Грачу телом и душой, если бы Картер не была связана своими обетами — тогда, может быть… Но мысль была совсем слабой, даже без сожаления. Дружба между ними была слишком драгоценна, чтобы отягощать ее мыслями о Джоселин Картер как о женщине.