…И никаких версий. Готовится убийство
Шрифт:
Полковник внимательно слушал. Монолог Павленко о машинистке заинтересовал его. Это была взволнованная история о судьбе человека, тронувшая и самого рассказчика.
— Ну, а враги у Журавля были?
Павленко развел руками:
— Какие враги! У каждого человека, конечно, есть какие-то враги. Всех связей Антона я не знаю. А если говорить о гибели его, то при чем тут враги? Ведь то, что произошло, — несчастный случай. Человек выпил лишнее, уснул, забыл о чайнике на плите… вода залила газ, а горелку закрыть некому… Его ведь никто не убил, не застрелил,
«Вот почему Павленко не поинтересовался обстоятельствами гибели Журавля, — подумал полковник. — Его, очевидно, уже проинформировала обо всем жена. Но ведь и Варвара Алексеевна не все знает. А собеседник рассуждает так уверенно, будто изучил происшествие в малейших деталях…»
— Враги у Журавля если были, — продолжал Павленко, — то теперь возрадуются. А может, и нет. Мертвый перестает быть врагом… С Антоном, кажется, все ясно и вам, в милиции… Все эти беседы, думаю, необходимы вам для протокола. Чтобы закрыть дело.
— Не совсем, — сказал Коваль. — Теперь мы и подошли к самому главному. Расскажите подробно о вашем последнем ужине с Журавлем.
Вячеслав Адамович недоуменно пожал плечами, мол, ну что уж об этом говорить. Словно речь шла о делах давних-предавних, которые вроде бы были, но забылись, а может, и не были вовсе, а только померещились.
— Ну, пожалуйста… Только я почти ничего не помню. Тоже был пьян. — Павленко отвечал спокойно, однако в этом спокойствии улавливалась напряженность.
— Я вам помогу. О чем вы беседовали в тот вечер? По какой причине выпивали?
— Причина была. Антон радовался, что изобретение нового метода шлифовки пробивает себе дорогу. Он тогда даже большую статью для журнала написал.
— Значит, он не только женщинами да туфельками увлекался?
— Его хватало на все.
— Когда он придумал изобретение?
— «Он»… — буркнул Павленко. — Откуда мне знать.
— Разве что-то не так? — спросил Коваль.
— Так-то так…
— Давайте, Вячеслав Адамович, напрямую. Вы тоже участвовали в этом изобретении?
— И «да», и «нет», — медленно произнес допрашиваемый. — Поймите меня правильно. Разработку, конечно, сделал Антон…
Вячеслав Адамович явно не договаривал.
— А идея? Идея чья? — выпытывал полковник.
— Что «идея»! — взмахнул рукой молодой ученый. — Идей вокруг сколько угодно! В воздухе витают, под ногами валяются. Бери — не хочу!
— Когда вы с Журавлем разрабатывали какую-нибудь тему, то «идею» подавали обычно вы — «голова», так сказать; далее работали вместе, а пробивал ее потом Журавель, или как? И авторами считались оба.
Павленко удивился осведомленности полковника, но не подал вида.
— И в этот раз так произошло? Или автором нового метода шлифовки стал только Журавель?
— Да, идея хаотического движения абразивов сначала была моей, — наконец решился на объяснения Павленко. — Мне это в голову пришло, когда ставил иголку на грампластинку. Антон любил слушать свой старый горластый граммофон, который купил где-то на толкучке. У
— Ну, ну, — подбодрил Павленко Коваль, когда тот на миг умолк.
— И тут моя мысль соотнеслась с проблемой трущихся пар, над которой давно бьются машиностроители.
Павленко увлекся и уже не останавливался. Глаза его вспыхивали, щеки покрыл румянец. Это уже был не тот человек, который раньше сидел перед Ковалем.
— Я вскрикнул: «Эврика!» И сказал Антону, что у меня появилась интересная мысль. Вы, конечно, не знакомы с этой проблемой…
— Немного знаком. Течь в сальнике, — ответил полковник, чем снова удивил Павленко. — Но вы в это время работали над другой темой, плановой. Так ведь?
— Да, над другой… Но вопрос идеальной шлифовки трущихся поверхностей меня давно занимал.
— А Журавель ею интересовался ранее, этой шлифовкой? До вашего возгласа «эврика»?
— По-моему, нет. Но он сразу все понял — он человек был талантливый и, самое главное, очень хваткий, оборотистый.
— И тут же предложил вам разработать это изобретение?
— Да нет. Во-первых, это еще не было изобретением. Только мысль, идея. Сначала Антон и не проявил к ней интерес.
— А вы?
— Да и я. Ну, поговорили, удивляясь, что все так просто, и занялись своей плановой темой.
— И больше не возвращались к этому?
— Нет. Я же говорю, у нас были другие проблемы.
— Значит, и вас свое открытие не увлекло?
— В то время — нет. Видя, что Антон не зажегся, я тоже остыл. Поймите меня правильно. Когда мысли заняты одним, все другое отодвигаешь в дальний уголок памяти. Пока не освободишься.
— Когда это было?
— Давно. Еще весной… Потом я закрутился. Даже забыл о шлифовке.
— Не придали значения своей находке?
— Возможно. Идей много. Да все не ухватишь.
— А Журавель ухватил.
— Главное, что молча, втихаря разрабатывал. Поймите меня правильно. Мог бы и сказать, посоветоваться… Я что, я ничего… Работай… Только по-честному…
— Вы обиделись на него, когда узнали, что он сам разрабатывает?
— Было. — Павленко словно забыл, что не собирался откровенничать на допросе.
Коваль уже включил записывающее устройство и стал задавать вопросы быстро, требуя такого же быстрого ответа.