…И никаких версий. Готовится убийство
Шрифт:
— Это вас не касается!
— Да, — согласился Дмитрий Иванович, — смотря с какой стороны, но… — И, повинуясь какому-то наитию, он вдруг произнес: — Впрочем, я знаю. Григорий. Верно ведь, Григорий Потоцкий? Он сейчас нами задержан и допрошен. — Коваль специально не сказал, по какому поводу задержан инженер.
Решив, что самая большая тайна ее жизни раскрыта, что в милиции Потоцкий все рассказал, потрясенная девушка на миг застыла, потом разрыдалась. Плакала она как-то очень жалко, по-детски, со всхлипываниями и икотой, и Коваль пошел на кухню за водой. На кухне Дмитрий Иванович почувствовал запах кожи и увидел дверцы в кладовку, которые, как
Коваль отодвинул задвижку. В нос ударил резкий запах. В большой кладовке от пола до потолка лежали штабеля кожи. Дмитрий Иванович несколько секунд рассматривал их, потом закрыл дверцы, набрал в чашку воды и возвратился в комнату.
Вита уже начала успокаиваться и выпила воды. Рыдая, она еще глубже забилась в огромное кресло. Краска с ресниц, смытая слезами, делала ее миловидное личико отталкивающим. Когда слезы унялись, девушка выпрямилась и с вызовом бросила полковнику:
— Ну и что! Он меня любит, и я имею право любить кого хочу!
— Конечно, конечно, — успокаивал ее Коваль. Ему теперь стала понятна тяжелая обстановка, сложившаяся в семье Христофоровой. Вита, которая только что, захлебываясь, рыдала из-за Потоцкого, при рассказе о гибели матери не проронила и слезинки.
То ли освободившись от необходимости сохранять свою тайну, то ли почувствовав в полковнике не врага, а доброжелателя — Дмитрий Иванович умел расположить к себе, — сильнее ощутив свое одиночество и не имея никого, перед кем могла бы облегчить душу, а может, просто ища поддержку и сочувствие у этого седого человека, Вита вдруг обрушила гнев на предавшего ее Григория. И тогда с нее сразу слетело позерство и она стала обыкновенной обиженной девчонкой.
Она рассказала, что Григорий должен был жениться на ней — разница в возрасте десять, даже пятнадцать лет не имеет значения, — но они скрывали свои отношения от матери. Когда же Вита узнала, что сама будет матерью, то решила открыться Килине Сергеевне. В субботу приехала в Киев и обо всем поведала ей. Мать очень ругала ее, плакала, пыталась побить. Но в конце концов, когда Вита пообещала не выходить замуж за этого, но словам матери, «проходимца и развратника», они помирились и Килина Сергеевна повела ее к знакомой акушерке. Мать настаивала, чтобы Вита после операции пару дней полежала у нее, но девушка не согласилась и отправилась домой. Ночью, в поезде, ей стало худо, и в Одессе ее прямо с вокзала увезли в больницу… Теперь она знает, что бедная мама была права. Григорий — подлый человек, негодяй — и никогда больше не переступит порог ее дома.
Коваль, слушая Виту, сочувственно кивал. Отцовским сердцем он понимал, какую трагедию переживает сейчас юная Христофорова. В какое-то мгновение ему показалось, что в кресле, плача и задыхаясь от негодования, сидит не щуплая ершистая девчонка по имени Вита, а ее киевская сверстница. Его терзала мысль: могло бы такое случиться с его Наташей? Или нет? Раньше он смело дал бы отрицательный ответ на этот вопрос. Но теперь, когда появился Хосе?!
Что касается Виты, то, наверное, и лучше, что не будет рожать. Что бы делала эта беспомощная, растерявшаяся в жизни девчонка с ребенком, что могла дать будущему человеку, кого бы воспитала?! Слишком распространилась сейчас безотцовщина, и малолетки матери не знают, что делать со свалившейся на их плечи заботой. И в конечном счете за ошибки юных родителей потом расплачиваются без вины виноватые дети, попадающие в поле зрения его коллег…
Но как он смел подумать в этой связи о Наташе?! Нет,
Пользуясь тем, что Вита разговорилась, Дмитрий Иванович спросил ее, что она знает о другой стороне жизни Потоцкого, о его деловых связях и коммерции. В ответ девушка только покачала головой. Коваль понял, что «пан Потоцкий» в свои дела Виту не посвящал.
Однако девушка, к разочарованию Коваля, о кожах не заикнулась, и Дмитрий Иванович подумал, что нужно будет подсказать майору; пусть попросит постановление на обыск у Христофоровой, так как здесь оказался какой-то склад сырья. Все больше убеждаясь, что Потоцкий не имеет отношения к убийству Килины Сергеевны, Коваль спросил Виту, что она делала в воскресенье.
— Вы уже были дома?
— Нет, в больнице.
— Вас кто-нибудь проведывал?
Девушка удивилась:
— А как же! Конечно же, он, этот тип! Как я его теперь ненавижу!
— Потоцкий?
— Он.
— И долго был?
— Весь день и вечер. Он даже на работу не пошел в понедельник, когда забирал меня. Но я о нем слышать больше не хочу!
Полковник окончательно убедился, что версия об участии Потоцкого в убийстве Христофоровой не подтвердилась.
17
Это оперативное совещание, которое должно было кое-что подытожить, не подытожило ничего. И не потому, что у его участников не было новых данных о гибели Антона Журавля и Христофоровой, новых наблюдений, соображений, фактов, а потому, что эти наблюдения, соображения или отдельные детали ничего не добавляли к тому, что уже было известно, или даже противоречили друг другу.
На этот раз собрались в прокуратуре, в кабинете Спивака. Длинная узкая комната заканчивалась окном, к которому между столами и кожаным диванчиком нелегко было пройти. Еще в кабинете стоял простой неполированный шкаф и небольшой сейф — вот и вся меблировка. Следователь, занимавший второй стол, был в командировке, и Спивак мог располагать всем этим небольшим кабинетом. Коваль и Струць вчера возвратились из Одессы, до поездки полковник успел побеседовать с Павленко, которого, по его просьбе, институт отозвал из Еревана, и следователь ждал обстоятельного доклада о проделанной работе.
Когда Дмитрий Иванович и старший лейтенант уселись на диванчик, Петр Яковлевич, сумевший втолкнуть свое отнюдь не массивное тело между столом и стулом, с нетерпением взглянул на Коваля.
Полковник, как всегда, не спешил. Бумаг с собой на это совещание он не принес — у Струця был «дипломат», из которого тот вынул тоненькую папочку, — и всем своим видом словно говорил, что, мол, совещаться не о чем, новостей серьезных нет, а те, что есть, нужно как следует взвесить, прежде чем делать выводы.
— Так что, Дмитрий Иванович? — не выдержал наконец следователь. — Что Одесса?
— Одесса как Одесса, — вздохнул Коваль. — На этот раз она нас не очень обрадовала и вперед не продвинула.
— Что Потоцкий?
— Потоцкий задержан одесситами но подозрению в незаконной предпринимательской деятельности. У него, очевидно, будет и статья о скупке краденого сырья, ведь не из воздуха изготовляла сапожки — да еще в таком количестве! — подпольная артель. Но им занимается сейчас одесский обэхаэсэс… Что же касается наших дел, то прямого отношения к ним он не имеет. Действительно, инженер был другом семьи Христофоровых, даже больше… Но в день убийства Килины Сергеевны находился в Одессе.