И никого не стало
Шрифт:
– То ли дело ты, Мишка, – Гурий потрепал волкособа по шее. – Жаль только, речь не понимаешь.
Пёс склонил голову на бок и уставился на прямо в глаза. По крайней мере, притворяться умным собеседником у него получалось отлично, пока разговор оставался односторонним.
– Были раньше такие люди – психологи, – поведал Гурий заинтересованному Мишке. – Приходишь к ним, платишь деньги и говоришь целый час, а они слушают. Вот ты был бы хорошим психологом.
– Гав! – охотно подтвердил пёс.
– Представь: человек приходит с проблемой, час о ней говорит, а потом
– Гав?
– Ага, именно так! Давай, спроси, что меня беспокоит.
Мишка ничего не спросил, но удобно устроился на мягком мху и положил голову на лапы, давая своим видом понять, что готов к сеансу.
– В чём моя проблема? Да в том, что я, блин, говорю с собакой, потому что психологов не осталось!
Гурий с досадой швырнул сосновую шишку о ствол.
– Врачей не осталось! Полицейских, строителей, учёных, космонавтов! Никого, нахрен, не осталось!
Слёзы всё-таки потекли. И хотя здесь не было, перед кем стыдиться, Гурий съёжился и уткнулся лбом в колени, пряча лицо.
– Некому спасти тётю Люду, – всхлипнул он.
Тёплый язык мягко прошёлся по пальцам. Мишка заскулил, не понимая, чем так расстроен человек.
Виктор Иванович больше не кричал. Он не бросал яростные взгляды на Еву и на любой источник звука, не шептал ничего под нос, не сжимал кулаки. Даже не строил карточный домик.
Когда бабушка со стуком поставила рядом с ним кружку ежевичного компота, он даже не повернулся.
– Зря мы тогда отделились от группы Людмилы, – глухо проговорил старик.
Ева тихо присела рядом.
– Думаешь, всё бы лучше сложилось?
– Не знаю.
– Нет, мы правильно поступили, – покачала она головой. – Каково было бы мальчику расти там? Ты же помнишь, как смотрела на него Людмила после смерти Тани… А Диана с Белкой? Людмила их не приняла, прогнали бы и Георгий, и Жанна, и Бакир. Без нас они бы не выжили.
Виктор тяжело вздохнул, жмуря уставшие глаза.
– Какая теперь, к чёрту, разница… Нам всем уже недолго осталось. Я всегда знал: если зелёные вернутся, только Людмила сможет нас спасти. А сейчас… Раз уж они убили её, то в два счёта перебьют и всех остальных.
Бабушка Ева то ли согласилась с его точкой зрения, то ли просто устала спорить.
– Пей компот, – мягко сказала она, – пока мухи не слетелись. Сладкий, будто с сахаром.
Застонала скрипучая лестница – это Диана, едва разбирая дорогу перед собой, пыталась спуститься на первый этаж. Не заметив ступеньку, она едва не скатилась вниз, но успела уцепиться за перила, которые, впрочем, уже были не очень надёжны и опасно пошатывались. Виктор сколотил их года два назад, и они должны были бы пока держаться крепко, но пара кое-как отёсанных палок вряд ли могла долго выдерживать наваливающиеся всем весом тела.
– Ну и куда ты? – с неудовольствием спросила Ева.
– Где мелкий?
В голосе девушки слышалась тревога.
– Ушёл куда-то, – пожал плечами Виктор, выглянув в окно и убедившись, что поблизости мальчика нет.
– Сколько времени? Я боюсь, он мог решить пойти за гору…
– Он, конечно, дурак, но не настолько, – возразил старик. – В одиночку через Ящера? Ему же не пять лет!
Бабушка Ева выскользнула за дверь, торопливо обошла вокруг дома и через минуту вернулась обратно.
– Мишки тоже нет, – сообщила она.
Диана низко опустила голову и села прямо на грязную ступеньку.
– Он ведь говорил, что хочет пойти искать Людмилу… А я пропустила мимо ушей. Надо было раньше вам сказать. Вдруг он заблудится?
– Ерунда! – жёстко отрезал Виктор Иванович. – Мальчишка просто разозлился и ушёл бродить по окрестностям. У него достаточно извилин, чтобы не самоубиться таким идиотским способом!
Старик был прав лишь отчасти – Гурий действительно не собирался безрассудно бросаться на помощь группе Людмилы, однако, погрузившись в размышления, давно уже выбрался за пределы относительно безопасных окрестностей. Конечно, он не мог не заметить, что зашёл уже в довольно отдалённые места, но из безотчётного упрямства продолжал идти вперёд.
«Не успеешь домой до темноты!» – в голове периодически пробивался голос разума.
«Да плевать, – отвечал ему Гурий. – Я же по реке иду, тут не заблудишься, даже если очень захочешь».
«Тебя звери сожрут!»
«Ну и пусть сожрут. Может, хоть тогда бабушка что-нибудь почувствует. Или я тоже для нее стану не важнее стола?»
Временами он ненавидел Еву за циничность, и сейчас чувствовал это острее, чем когда-либо. Человек, лучший человек из всех, кто только мог существовать, пропал, вероятно, навсегда – и враз стал для неё не стоящим даже гнилой деревяшки. Но ещё больше Гурия приводила в ярость реакция Виктора.
– Тупой старикашка! Только и может, что чесать языком, а на деле бесполезнее, чем… чем…
Не сумев подобрать сравнение, он разозлился ещё больше. Ему вспомнились рассказы про старый мир, где дети ходили в школу, читали книги и наверняка не испытывали недостатка слов.
«Лучше бы Виктор Иванович умер… Или бабушка Ева».
Гурию не только не стало стыдно за промелькнувшую мысль, напротив, он почувствовал какое-то воодушевление от того, что хотя бы у него сохранилось понимание правильного и неправильного. Ни Виктор, ни Ева, ни Диана с Белкой этого не понимали. Вернее, могли, но не хотели. Им было всё равно.
«Почему я отличаю хорошее от плохого, а они нет? – со злостью подумал Гурий. – Уже на людей не похожи… Эгоисты, которые только и думают, что пожрать, и меня хотят таким же сделать! А вот хрен вам! Я знаю, как будет справедливо, и всегда буду знать. Если бы можно было вернуть тётю Люду, а взамен отдать кого-то из них, я бы это сделал без раздумий».
Он продолжал идти, всё ускоряя шаг. До сумерек оставалось чуть больше часа, а обратный путь, тем более вверх по хоть и пологому, но всё же склону, занял бы определённо больше. Однако Гурий и не думал поворачивать назад, распаляясь всё сильнее от мыслей о лицемерии своей семьи.