И никого не стало
Шрифт:
– Да, гринпис тебя побери, думаю! – со злостью закричала Ева. Когда она переходила на повышенные тона, её голос резко менялся: от обычной мягкости не оставалось и следа, а каждое слово звучало, как раскатистое проклятие.
Гурий обхватил голову обеими руками, прижимая ладони к ушам, и зажмурился. Ему тошно было смотреть на искажённое лицо Виктора Ивановича, на рассерженную бабушку, растерянных Диану с Белкой, и уж тем более – слушать эти крики.
– Хватит уже! – взмолился он, хотя совсем не был уверен, что на его слова хоть кто-то обратит
Как и ожидалось, никакой реакции не последовало: старики переругивались, не замечая больше ничего вокруг. Только Диана бросила сочувственный взгляд напоследок, прежде чем они с Белкой ушмыгнули обратно наверх.
За дверью жалобно скулил Мишка, не понимая, почему люди кричат вместо того, чтобы покормить его, пробежавшего, между прочим, приличное расстояние.
Потеряв терпение, Гурий вскочил и вклинился между Виктором и Евой, у которой от ярости уже начали трястись плечи.
– Заткнитесь вы наконец! – заорал он прямо над ухом у разошедшейся бабушки.
Это возымело действие. Ева перевела дыхание и отвернулась, а старик продолжал буравить взглядом её затылок.
– Нужно помочь искать тётю Люду, – твёрдо сказал Гурий.
Виктор Иванович уставился на него таким взглядом, будто разом перестал понимать, кто он такой.
– О чём ты вообще? Иди, займись ягодами и не говори ерунды!
Гурий обернулся, надеясь найти поддержку у бабушки, но та только покачала головой.
– Нет, малыш, это плохая идея. Перевалить через Ящера, чтобы помочь в поисках трупа? Да мы с дедом сами умрём по дороге!
– А если она ещё жива?!
– Жива? Вряд ли. Прошла неделя. Её в любом случае уже обглодали звери.
Не зная, какие доводы ещё привести, Гурий с отчаянием переводил взгляд с Евы на Виктора.
– Сопляк! – Белка впервые за долгое время сама окликнула его. Она даже не дошла до лестницы, будто каждый шаг у неё был на счету, и с первого этажа виднелся только кусок её юбки.
– Давай сюда, – скомандовала девушка.
– Оглох, что ли? – старик нетерпеливо подтолкнул Гурия в спину. – Двигай, раз позвали.
Злобно проворчав ругательство, за которое в другое время получил бы подзатыльник, Гурий с неохотой поплёлся наверх. Стоило ему отойти, как Ева и Виктор Иванович снова принялись браниться, с каждым словом всё больше повышая голос.
Белка плотно закрыла дверь и с размаху плюхнулась на кровать вниз лицом. Диана съёжилась в углу, обхватив руками колени.
– Жалко Людмилу, – еле слышно проговорила она.
Её глаза даже не покраснели, что уж говорить о слезах – едва ли она могла полноценно почувствовать утрату, а если и могла, то ей с Белкой было чем это пресечь.
– Если жалко, то пойдём её искать, – буркнул Гурий, прекрасно понимая, что никто в этом доме не сдвинется с места. Ни Виктор с его больным коленом, ни бабушка Ева, давно принявшая конец человечества, ни уж тем более девчонки, которые и до реки-то доходили со скрипом – никто, кроме него самого. А много ли толку от одного?
– Ага, сейчас, только сумку возьму, – промычала Белка. – И побежим через гору собирать кости. Неделя туда, неделя обратно, фигня-то какая…
– Это тебе неделя, а я за два дня доберусь.
– Ну вот и иди.
– Ну вот и пойду!
Гурий отвернулся к стене и принялся старательно отковыривать щепки с потемневшего бревна.
– Всем как будто плевать на тётю Люду, – пробормотал он, стараясь не дать влаге в глазах перерасти в слёзы. – Ладно бабушка, но я думал, хотя бы Виктор Иванович…
Диана издала то ли всхлип, то ли нервный смешок.
– Это Виктору Ивановичу плевать? Балда…
– А что, не похоже? – рявкнул Гурий. – Глаза разуй: он приплёл зелёных и проклинает их, а о том, чтобы помочь тёте Люде, и не думает!
– Где уж тебе понять такие вещи… Не дорос, – устало сказала Диана. Она со вздохом легла, устроив голову на руке Белки, и вперилась застывшим взглядом в потолок. – Муха сидит. Убей.
Гурий мельком посмотрел на жирную муху со сверкающей зелёной спинкой, но даже не подумал выполнить просьбу. Сидит и сидит. В такое время ещё бы из-за насекомых беспокоиться…
Сквозь продолжающееся переругивание стариков слышался жалобное повизгивание пса. От дикого отца ему досталась только серая шкура, а характер и повадки – от матери, ласковой, вечно подлизывающейся овчарки с умильной улыбкой. Когда эта собака была ещё жива, её красили под волка, прежде чем отправить другой группе с письмом или посылкой, а с появлением полукровки с естественным серым мехом всё стало гораздо проще.
– Куда? – Белка схватила Гурия за рубашку, едва тот дёрнулся в сторону выхода.
– Мишку покормить, – буркнул он.
– Подождёт твой Мишка.
Гурий без особого труда вырвался из её хватки – подрагивающие руки Белки теперь едва ли могли удержать даже зайца.
– Ну хоть стариков не трогай! – крикнула ему вслед Диана.
Недалеко от дома, там, где не так много толстых корней ветвилось под землёй, был вырыт погреб. Он был тщательно выложен из камня, обработанного вручную, и укреплён настолько прочно, насколько может это сделать человек, живущий посреди дикой тайги. Виктор Иванович следил за состоянием стен внимательнее, чем за собственным здоровьем. От этого был толк – погреб стоял, по его словам, уже двадцать лет.
Внутри хранилась провизия – в основном, соления, но были и свежие продукты, которые предстояло съесть в ближайшие дни.
Гурий достал несколько ломтей вяленой зайчатины. Мишка вряд ли бы этим как следует насытился, но переводить целый обед на здорового волкособа, который прекрасно умел самостоятельно добывать пропитание, было глупо. Требовалось просто поощрить пса за проделанную работу.
Почуяв запах мяса, Мишка забил хвостом-метёлкой. Его дикие предки наверняка перевернулись в своих волчьих могилах, глядя, как он радостно повизгивает перед человеком.