И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
Генрих прячет конверт в ящик стола, но два чётко написанных слова стоят у него перед глазами — «адресат выбыл». Моника тоже «выбыла». Возможно, именно это слово вписал против её фамилии Миллер. Не мог же он написать «убита», получив специальные указания Бертгольда. Какая нечеловеческая мука думать об этом, каждый день видеть Миллера, здороваться с ним, беседовать и всегда, всегда чувствовать эту нестихающую боль в сердце! Говорят, время залечивает раны. Нет, их лечит не время, а работа. Он убедился в этом. Ему значительно легче, когда он действует, когда все его
Да, Штенгель, наконец, пригласил обер-лейтенанта к себе в гости! После того как Генрих вытащил его из реки, а особенно после всей этой истории с обменом заложниками, майор начал относиться к нему с подчёркнутым вниманием и признательностью.
Штенгель жил на одной из самых уютных улочек города, В особняке инженера Альфредо Лерро, у которого снимал две комнаты.
— Чем меньше люди будут знать об этом Лерро, тем лучше, — пояснил Штенгель гостю, когда Генрих поинтересовался личностью хозяина.
— Очевидно, какая-то персона грата? Недаром же возле его дома дежурят два автоматчика.
— Мне эта личность надоела, как назойливый комар летом! Ведь за его жизнь я отвечаю головой. Так же, как и за завод! Даже поселили здесь в качестве няньки! Правда, в какой-то мере это удобно. Я теперь столуюсь у них. Дочка Лерро — он вдовец — неплохая хозяйка. Увидав, как мой денщик уродует форель, она сама предложила мне завтракать, обедать и ужинать у них.
— Погодите, это не та ли семья, где умеют чудесно приготовлять рыбные блюда? Вы обещали меня познакомить и угостить маринованной форелью.
— Надо об этом договориться с синьориной Софьей.
— Синьорина Софья? А она хорошенькая?
— Слишком уж хочет выйти замуж, я таких боюсь, поэтому и не рассмотрел как следует. Впрочем, кажется, ничего. Только очень болтлива. Полная противоположность отцу — тот все больше молчит. Если не заговорить с ним об ихтиологии. Это, верно, единственное, что его интересует на свете. Кроме техники, конечно. Тут он кум королю, и на заводе с ним носятся, как с писаной торбой…
— Так когда же я попробую форель? И познакомлюсь с синьориной Софьей? Без женщин как-то обрастаешь мохом. Мария-Луиза не в счёт, она прямо очарована вами, барон. А на нас, грешных, даже не смотрит. И я удивлён, что вас так мало волнует это внимание. Ведь красивая женщина! Штенгель поморщился.
— Она итальянка. А я хочу, чтобы в жилах моих детей текла чисто арийская кровь.
— А замок и имущество вас не привлекают? Что же касается крови, так она у неё такая же голубая, как и у нас с вами! Старинный дворянский род!
— Я вообще связан словом с другой, но, честно говоря, в последнее время, когда события начали оборачиваться против нас, сам заколебался. По крайней мере будет надёжное убежище,
— Вы обижаете меня таким предупреждением, Штенгель. Есть вещи сами собой разумеющиеся.
Окончательно успокоившись, майор ещё долго мучил Генриха, поверяя ему свои сомнения. Барон высоко ценил собственную персону и явно боялся продешевить…
Пообещав Штенгелю в следующий выходной прийти к обеду, Генрих откланялся и вышел. Холодный ветер швырял в лицо мокрый снег, и Генрих пожалел, что не приказал Курту подождать у штаба. Теперь придётся добираться до замка пешком. А может, зайти к Миллеру и попросить машину? И, размышляя по дороге, Генрих пошёл к штабу СС.
Выходит, что синьор Лерро и есть именно та персона, которой надо заинтересоваться прежде всего. С ним носятся на заводе, за его безопасность Штентгель отвечает головой. И вход в особняк Лерро охраняют не эсэсовцы Миллера, а люди из внутренней охраны завода, особенно доверенные. Надо познакомиться с Лерро и вызвать его на разговор. Для этого стоит прочесть все книги по ихтиологии! В библиотеке графа, наверно, есть такие. Выходит, форель ещё не сыграла свою роль, а как сказочная золотая рыбка пригодится ему! Миллер не ожидал Генриха и даже растерялся.
— Вижу, что помешал вам, но я лишь на минуточку: моей машины здесь нет, и если можно…
— Нет, нет, я так быстро не отпущу вас, великий дипломат! — запротестовал Миллер, пододвигая кресло Генриху. — Мы слишком редко видимся с вами в последнее время! Вы изменили мне вначале с Кубисом, — а теперь с этим Матини…— довольный своей остротой Миллер расхохотался и вдруг хитро прищурился. — К тому же я приготовил вам маленький сюрприз, пусть это будет моим новогодним подарком.
— И об этом сюрпризе вы вспомнили лишь через три недели после наступления нового года?
— Тысяча девятьсот сорок четвёртый год — год високосный, и его положено отмечать до двадцать девятого февраля, иначе он принесёт несчастье.
— Впервые слышу о такой примете…
— И всё-таки она есть. А я немного суеверен, как большинство людей моей профессии. Ведь нам приходится ходить по острию ножа. Во всяком случае с госпожой Фортуной надо обращаться вежливо, чтобы она не обошла своими дарами…
— Но при чём здесь я и сюрприз, который вы мне приготовили? Складываете свои приношения у ног богини судьбы?
— А я хочу её умилостивить, сделав доброе дело!
— Вот вы меня уже и заинтриговали, Ганс! Доброе дело и вы — как-то не сочетается…
— А услуги, которые я вам уже оказал? Забыли?
— Нет, не забыл! И даже надеюсь отблагодарить за все вместе!
— Завидный у вас характер, Генрих! Никогда нельзя понять, говорите вы серьёзно или шутите. Иногда вы кажетесь мне человеком очень откровенным, беззаботным, а по временам совсем наоборот: скрытным и равнодушным ко всему и ко всем…