И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
Фрау надеялась, что муж приедет ночью, тогда вся тяжесть и ответственность лягут на его плечи, и вдруг телеграмма, что он прибыть не может.
Пришлось действовать на свой страх и риск. После обеда фрау Эльза, сославшись на то, что Генриху надо отдохнуть с дороги, а им с Лорхен рассмотреть подарки, зазвала её к себе в комнату. Та охотно согласилась, так как не успела как следует рассмотреть всё, что привёз Генрих. Девушка примеряла платье, туфли, прикладывала то одну, то другую материю к лицу. Надевала на шею дорогие бусы, и у неё, как говорится, в одно ухо влетало, а в другое вылетало всё, что говорила мать. Фрау была в отчаянии, видя, что её слова даже не доходят до сознания девушки. Придётся
— Ты не забывай, что сегодня он твой названный брат, а завтра может стать женихом, а потом и мужем.
Лора даже присела от неожиданности, но мигом вскочила и бросилась матери на шею.
— Боже мой, какая ты ещё наивная! Дитя, настоящее дитя! — расчувствовавшись, фрау Эльза гладила дочь по голове.
Да, мать поступила разумно, раскрыв перед Лорой все карты. Девушка сразу стала серьёзной и внимательно, выслушала все советы матери. Стать баронессой фон Гольдринг, женой этого красивого офицера! Отныне она во всём будет слушаться свою маму и слово в слово передавать ей то, о чём будет говорить ей Генрих наедине. Да, да, она понимает, что отец и мать желают ей счастья. Она будет делать все так, как ей велят…
Генрих с удовольствием разделся и лёг в постель. Как он устал! Генрих даже не представлял себе, что значит полдня провести в компании глупой девушки и заботливом матери, которая ловит жениха для своей дочки. Уж лучше иметь дело с самим Бертгольдом. Тот более разумен, более тактичен. Отвратительна вся эта комедия, но ничего не поделаешь. Надо как можно дольше тянуть её под всяческими предлогами, чтобы не испортить отношений с Бертгольдом, особенно теперь, когда он стал такой важной персоной. Жить среди этого награбленного богатства! С какой гордостью фрау Эльза показывала трофеи мужа, вывезенные из русских музеев. Как настойчиво во время обеда старалась привлечь внимание Генриха к столовым сервизам старинного русского серебра. Возможно, все в этой вилле краденое и награбленное… От старого осталась лишь эта бронзовая фигура Бисмарка, её нарочно поставили к нему в комнату, как милое воспоминание детства, а сегодня Лора подарила ему её в знак их встречи. Вспомнив о своём первом разговоре с Бертгольдом, в котором фигурировала и эта скульптура, Генрих улыбнулся. А всё-таки много значат в его работе такие детали.
— Ну, господин Бисмарк, до новой встречи! — сказал Генрих, обращаясь к основоположнику юнкерской Второй империи, повернулся на другой бок, натянул одеяло на голову и заснул крепким сном, как спит человек, уставший после тяжёлой работы. Разбудила Генриха горничная Анна уже вечером.
— Как можно так долго спать, лентяй! — крикнула Лора из-за двери. — Мы с мамой уже три часа как встали. Сейчас же одевайся! Гости уже собрались, а тот, ради кого мы их позвали, — до сих пор спит.
— Через минуту буду к твоим услугам.
Действительно, через пять минут свежий после хорошего отдыха, одетый в парадную форму Генрих появился перед Лорой. Девушка тоже подумала о своём туалете. На ней было пышное белое платье с живой красной розой на груди. Золотистые косы, переброшенные на грудь, спускались чуть ли не до колен.
— Маргарита! Настоящая Маргарита, в которую до безумия влюбился Фауст! Лора обиделась.
— Не говори непристойностей, Генрих! Ведь Фауст погубил Маргариту, и эта девушка совсем не умела себя вести. Генрих едва удержался от смеха.
— О Лора, я совсем не то имел в виду! Я думал о красоте этой девушки, о её длинных косах, а не о том, как она ведёт себя.
— Тогда я прощаю…— Лора крепко сжала руку Генриха и открыла дверь в столовую.
Ослеплённый ярким светом, Генрих не сразу разглядел всех гостей, заметил только, что их очень много. Но ему пришлось обойти всех и каждому пожать руку, вернее каждой, ибо тут собрались исключительно женщины, жены и дочери офицеров гестапо. Старые и молодые, худые и толстые, блондинки и рыжие, красивые и уродливые. Впрочем, их всех объединяло что-то общее, и лишь потом Генрих догадался, что этим общим было выражение любопытства на всех обращённых к нему лицах. Лишь одна из присутствующих чем-то отличалась от других, может быть тем, что вначале не обратила на Генриха ни малейшего внимания.
Это была красивая девушка лет двадцати восьми, с коротко подстриженными волосами, бледным, словно мраморным, лицом и большими синими глазами. Длинные тёмные брови, кончики которых доходили до висков, а на переносье почти срастались, и такие же тёмные ресницы хорошо контрастировали с цветом глаз и одновременно подчёркивали какое-то странное их выражение. На девушке была форма обер-штурмфюрера СС. Новенький «Железный крест» приколот над левым карманом хорошо сшитого парадного мундира.
— Моя кузина, начальник лагеря русских пленных в Восточной Пруссии, обер-штурмфюрер Бертина Граузамель, полуторжественно, полушутливо отрекомендовала свою родственницу Лора.
«Судя по расширенным зрачкам — кокаинистка», — подумал Генрих, пожимая маленькую, но крепкую руку Бертины.
Лора посадила Генриха между собой и Бертиной, и както само собой вышло, что они весь вечер держались вместе.
Бертина вначале относилась к Генриху не очень приветливо, но после двух-трех удачных его острот и тактично сказанных комплиментов развеселилась, начала отвечать шутками на шутки и охотно танцевала с Генрихом, который как единственный кавалер должен был приглашать всех дам по очереди. Во время танца она недвусмысленно намекнула на то, что не одобряет вкуса Гольдринга в выборе невесты.
Весь вечер Генрих ухаживал за Лорой, не забывая и Бертину: они условились встретиться снова завтра утром, чтобы втроём поехать за город.
И ближайшие три дня Лора, Бертина и Генрих были неразлучны. Они ездили на машине за город, осматривали Мюнхен, побывали в театре, в концерте.
Фрау Эльза сначала радовалась, что присутствие Бертины избавляло её от лишних волнений, связанных с наблюдением за дочкой и Генрихом. Но вскоре она поняла, что допустила ошибку. Бертина, не скрывая, кокетничала с Генрихом, и как ни была фрау ослеплена любовью к дочери, у неё всё же хватило объективности признать, что Лоре трудно конкурировать с Бертиной. Пришлось фрау вновь взвалить себе на плечи трудные и кропотливые обязанности матери, которая хочет выдать дочь замуж. Да и поведение Генриха начало её серьёзно беспокоить. Он увивался вокруг Лоры, говорил ей комплименты, был внимателен и любезен с девушкой, но до сих пор даже не намекнул на нечто большее, нежели чувство брата. Возможно, в этом повинна Бертина. Уж чересчур по-родственному относится к ней Генрих. Называет кузиной, во время поездок они по очереди ведут машину, а Лора сидит сзади одна и скучает.
Не знала, да и не могла знать фрау Эльза, что Генрих одинаково ненавидит и Лору, и Бертину. Ненависть эта вспыхнула внезапно, после вечеринки у Бертгольдов. Утром, как было условлено, Бертина пришла к Лоре и преподнесла ей подарок, слишком оригинальный для молодой девушки — это была плеть, как выяснилось позже, сделанная по специальному заказу Бертины. Получив её, Лора в каком-го диком экстазе обхватила кузину за шею и начала душить её поцелуями. Потом тут же, в комнате, стала размахивать нагайкой, словно секла кого-то. Взглянув на свою «сестричку», Генрих призвал на помощь всю выдержку, чтобы самому не ударить Лору. Лицо девушки, её глаза, раздувающиеся ноздри, вся фигура говорили о диком садистском наслаждении, охватившем её, как только к ней в руки попала плеть.