И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
Из Бонвиля тяжело раненого Мейера увезли в какой-то госпиталь, и несколько месяцев о нём ничего не было слышно. Как же были поражены местные партизаны, когда узнали, что Дежене-Мейер вновь появился на улицах Бонвиля уже в роли адъютанта нового начальника гестапо оберста Гартнера! Всем было известно, что провокатор знает в лицо многих: участников движения Сопротивления. Те из них, кто под видом разносчиков газет, зеленщиков или молочников до сих пор спокойно ходили по улицам города, должны были теперь скрываться, чтобы не попасть на глаза провокатору.
К этому прибавились и осложнения, вызванные деятельностью самого оберста Гартнера. Это был старый опытный гестаповец, которого посылали в места, где создавалась наиболее сложная обстановка. Гартнер сразу отменил комендантский час, патрулирование по ночам и этим смягчением режима завоевал некоторую популярность. Он выпустил из тюрем многих заключённых, среди которых было немало настоящих уголовных преступников. Большинство из них было подкуплено и завербовано Гартнером.
Несколько дней назад партизанам удалось перехватить сообщение, посланное Гартнером в Берлин, в котором он обещал в самое ближайшее время ликвидировать виднейших руководителей движения Сопротивления и намекал на то, что ему посчастливилось напасть на след какой-то организации, существующей в рядах самой немецкой армии. Оберст расхваливал деятельность Мейера, с помощью которого ему удалось установить тайное наблюдение за виднейшими участниками партизанского движения.
Гартнер действовал чрезвычайно осторожно. После неудачной попытки маки взорвать помещение гестапо он работал неизвестно где, а на улице появлялся лишь в сопровождении автоматчиков-гестаповцев и Дежене-Мейера, которого не отпускал от себя ни на шаг.
Обедал Гартнер в офицерском ресторане «Савойя», охранявшемся днём и ночью.
Необходимость как можно скорее ликвидировать Гартнера и Мейера была очевидной. Были все основания предполагать, что весь штаб руководства партизанами будет ими раскрыт. Генрих задумался и даже не слышал, как вернулся денщик.
— Ну, что нового, Курт?
— Все рекомендуют специальный ресторан для офицеров «Савой».
— Далеко до него?
— На параллельной улице.
Через десять минут Гольдринг уже был там. Ресторан раньше принадлежал французу, но недавно бывшего хозяина арестовали, и ресторан отдали инвалиду-гитлеровцу.
«Вход только для немецких офицеров», — прочитал Генрих на входной двери, у которой стоял караульный.
За стойкой буфета он увидел толстого бритоголового немца с густыми рыжими усами.
— Имею честь разговаривать с хозяином ресторана? спросил Гольдринг.
— Так точно, герр обер-лейтенант! — по-военному ответил тот — Швальбе, хозяин ресторана.
— Я только что приехал, герр Швальбе, но успел узнать, что лучший ресторан в городе это ваш. Надеюсь, что вы не откажетесь недели две-три кормить меня своими обедами?
— О, с радостью! Тот, кто рекомендовал мой ресторан, гарантирую, не ошибся.
— Тогда разрешите познакомиться: обер-лейтенант барон фон Гольдринг.
— Я счастлив приветствовать такого высокопоставленного гостя.
— Может быть, ради знакомства мы выпьем с вами по бокалу хорошего вина? — предложил Гольдринг.
— Сочту за честь. — Швальбе проковылял к шкафу у него вместо левой ноги был протез. Поставил на поднос бутылку вина и подошёл к столику, за которым сидел Гольдринг.
Генрих вынул из кармана и положил на стол коробку хороших гаванских сигар.
— О, какая роскошь! — восторженно воскликнул Швальбе, беря одну из них. — Теперь не часто приходится курить настоящие гаванские. Генрих закурил сигару, остальные пододвинул Швальбе.
— Возьмите, я могу доставать такие. Хозяйка моей гостиницы в Сен-Реми запаслась ими на много лет.
— Это для меня лучший подарок! Как долго вы думаете пробыть у нас?
— Две — три недели, возможно — месяц. — Генрих поднял бокал, Швальбе сделал то же самое.
— Ваше здоровье! — провозгласил Генрих.
— За наше знакомство! — поклонился Швальбе. Обеды, герр барон, вы будете заказывать, а столик или отдельный кабинет выберете сами.
— Обедать предпочитаю в отдельном кабинете и, если у вас есть время, я хотел бы взглянуть на него сейчас.
— Прошу вон в ту дверь, за буфетом.
Сопровождаемый хозяином ресторана, Генрих очутился в длинном коридоре со множеством дверей по правою и левую сторону.
— Разрешите войти сюда? — спросил Гольдринг, берясь за ручку.
— Сюда нельзя, этот кабинет каждый день, с двух до четырех, занят. В нём обедает оберст Гартнер с адъютантом. А вы в котором часу будете обедать?
— Ровно в час. Но я не привык спешить, и кабинет мне не подходит.
— Тогда посмотрите другой. — Хозяин открыл первую дверь налево, прямо напротив кабинета Гартнера.
— О, этот меня устраивает, — согласился Гольдринг, окинув взглядом роскошно меблированную комнату.
Заказав обед на завтра, Генрих пошёл в гостиницу и весь вечер провёл дома, не столько перечитывая купленные газеты, сколько обдумывая план своих дальнейших действий.
…Утром следующего дня Гольдринг был у офицера, ведавшего распределением нового автоматического оружия. Выслушав Генриха и не взглянув на наряд, он заявил, что даже ориентировочно не может назвать сроки выполнения наряда. Прозрачный намёк на денежное вознаграждение значительно смягчил неприступного офицера. Когда же Гольдринг достаточно бесцеремонно положил перед ним пачку новеньких банкнот, подчеркнув, что это лишь задаток, офицер стал приветлив и любезен.
— Две недели, я думаю, не будет слишком долгим сроком? — вежливо спросил он Гольдринга.
— Именно то, что требуется.
Когда Гольдринг через полчаса после разговора с офицером позвонил Эверсу и предупредил, что, возможно, через две недели «сигары» будут куплены, тот необычайно обрадовался.
— Награда! Обязательно новая награда, барон! Даю слово! — кричал в трубку Эверс.
Ровно и час, минута в минуту, Гольдринг был в ресторане. Обед подавала немка, пытавшаяся под слоем краски и пудры скрыть если не разрушительную силу времени, то последствия бурно проведённой по ресторанам молодости.