И пели птицы...
Шрифт:
— Вы рисуете?
— Немного, — ответил Джек. — Сейчас на это времени не хватает. И настроения тоже.
С подносом, на котором стояли три кружки, вошел Райли, невысокий седой мужчина в опрятной форме. Он протянул руку к свисавшему с потолка, подальше от крыс, мешку и извлек из него несколько кусочков сахара.
Джек наблюдал за лейтенантом, подошедшим к полкам и снявшим с одной из них рисунок.
— Анатомия человека на редкость проста, — сказал лейтенант. — Возьмите хотя бы устройство ноги: две длинные кости и простой, отвечающий за сгибания, сустав; пропорции всегда одни и те же. Тем не менее, изображая ногу, трудно избрать правильную форму. Каждый видит вот эту мышцу на бедре: четырехглавую. Но я раньше не знал, что здесь, внутри, есть еще одна, портняжная. Если ее слишком подчеркнуть, нога покажется чрезмерно мускулистой.
Джек следил за указательным пальцем лейтенанта, проползавшим, пока он говорил, по линиям изображенной им ноги, и не мог понять, подтрунивает ли над ним этот человек, желая продлить его мучения, или и вправду увлечен разговором о рисовании.
— Конечно, — сказал, вздохнув, лейтенант, — война дает нам ежедневные уроки анатомии. Я мог бы написать статью о внутренних органах британского рядового. Печень в разрезе. Протяженность вывалившегося наружу кишечника. Истолченная в порошок кость типичного младшего офицера английской армии.
Джек кашлянул:
— Извините, сэр. Могу я спросить насчет обвинения?
— Обвинения?
— Ради всего святого, Рейсфорд, — вмешался Уир. — Вы приказали этому солдату явиться к вам, потому что он спал на посту. И ему хочется узнать, собираетесь ли вы подвести его под трибунал. Узнать, что он получит — урок рисования или пулю.
— Мне не в чем вас обвинить. Я не ваш командир.
Джек почувствовал, как глаза его защипала горячая влага.
— Уверен, если командиру вашей роты захочется, он сам вас и накажет.
Уир покачал головой:
— Дело закрыто.
— Спасибо, сэр. Спасибо.
Теперь Джек взирал на двух офицеров с любовью и благодарностью. Они поняли, как тяжко бывает измотанному солдату. Он был уверен: их милосердие объясняется состраданием. Джек вынул из кармана письмо Маргарет. Воодушевление, которое он испытывал оттого, что остался в живых, породило в нем потребность поделиться с ними своей бедой, болезнью сына.
— Вот видите, сэр. Это письмо от моей жены. Сын у нас расхворался. Я волнуюсь за него. И от волнения не смог заснуть, когда вышел из туннеля.
Он вручил письмо Уиру, тот покивал и спросил, подвигая листок по столу к лейтенанту:
— Видите, Рейсфорд?
— Да, — ответил Стивен. — Вижу. Тут сказано — дифтерит. Это серьезно.
— Мне не позволят съездить домой, повидать его?
Стивен, приподняв брови, повернулся к Уиру.
— Сомневаюсь. У нас и без того некомплект, — ответил тот.
— У вас есть дети, сэр? — спросил Джек.
Уир покачал головой:
— Я не женат.
— А у вас, сэр?
— Нет, — ответил Стивен.
Джек покивал каким-то своим мыслям.
— Смешно, наверное, — я здесь, вокруг меня то и дело мрут люди, а опасность угрожает ему.
— Каждый, кого мы убиваем, чей-то сын, — сказал Стивен. — Вы не вспоминаете об этом, когда видите их трупы? Не гадаете, что думали матери солдат, впервые поднося их к груди, — что их ждет именно такой конец?
— Нет, сэр. Так я об этом не думаю.
Трое мужчин продолжали пить чай. Вой снарядов доносился снаружи. Землянка подрагивала от разрывов. С потолка сыпались комья сухой земли.
Молчание нарушил Стивен:
— Этой ночью двое моих бойцов просидели восемь часов в воронке на ничейной земле, на посту прослушивания. Как, по-вашему, о чем они думали все это время? Разговаривать им было запрещено.
Говоря это, он смотрел на Джека.
— Не знаю, сэр. Может быть, с ними случилось то же, что происходит с нами в туннеле. Спустя недолгое время ты вообще перестаешь о чем-либо думать. Как будто и жить перестаешь. Мозг отмирает.
— Мне было бы интересно побывать в вашем туннеле, — сказал Стивен.
— Нет там ничего интересного, — отозвался Уир. — Он даже проходчикам не нравится.
— Мне хочется узнать, что я в нем почувствую. Кое-кто из моих солдат полагает, что вы там не очень торопитесь. Что не слышите звуков, которые издает враг. Они очень боятся, что их взорвут из подкопа.
Уир усмехнулся:
— Это мы понимаем.
Джек поерзал на табурете. Что-то странное присутствовало в двух этих офицерах. Он заподозрил, что оба пьяны. Уир всегда представлялся ему человеком, на которого можно положиться. Уир, подобно остальным командирам проходчиков, был кадровым военным инженером, переведенным в саперную часть. Под землей он вел себя осмотрительно и аккуратно, хотя соответствующего опыта работы до войны не имел. Но сейчас глаза его покраснели от виски и казались диковатыми. Каштановая щетина на щеках и подбородке с определенностью указывала на то, что бритьем он пренебрегал уже несколько дней. Лейтенант, думал Джек, вроде бы потрезвее, однако в некоторых отношениях впечатление производит еще более непонятное. Совершенно невозможно с уверенностью сказать, всерьез он говорит или нет. Он кажется забывчивым и отрешенным, — несмотря на то что мысль о спуске под землю явно воодушевляет его. Кажется, что он и не здесь вовсе, а где-то еще, думал Джек. Первоначальная приязнь и благодарность к этим офицерам понемногу покидали его. Ему не хотелось больше делиться с ними заветными чувствами. Хотелось вернуться к Тайсону и Шоу — да пусть даже к Уилеру и Джонсу с их назойливой болтовней. С ними по крайней мере понимаешь, на каком свете находишься.
— Известно что-нибудь о том, когда нас отведут в тыл, на отдых, сэр? — спросил он Уира.
— Думаю, завтра. Держать нас здесь дольше они не могут. А что слышно о ваших людях, Рейсфорд?
Стивен вздохнул:
— Бог его знает. Из штаба батальона до меня то и дело доходят всякие слухи. Рано или поздно нам придется пойти в наступление. Но, правда, не здесь.
— И мы потеряем нескольких человек лишь для того, чтобы утешить французов? — усмехнулся Уир.
— Да. О да. Им необходимо чувствовать, что не они одни выбиваются здесь из сил. Боюсь, впрочем, что пожнут они только ветер.
Из глубины землянки выступил Райли:
— Уже почти шесть, сэр. До инструктажа осталось десять минут.
— Вам пора идти, Файрбрейс, — сказал Уир.
— Увидимся в туннеле, — отозвался, взглянув на Джека, Стивен.
— Спасибо, сэр.
Джек покинул землянку. Снаружи уже почти рассвело. На недалеком горизонте, всего в нескольких милях за линией немецких окопов, смыкалось с землей низкое небо Фландрии. Джек набрал полные легкие утреннего воздуха. Ему сохранили жизнь; последние остатки душевного подъема вернулись к нему, когда он, окинув взглядом траншеи, увидел струйки сигаретного дыма и парок над кружками с чаем, которые сжимали сейчас замерзшие руки солдат. Он думал о вони, пропитавшей его одежду, о вшах, кишевших в ее швах, о людях, с которыми боялся подружиться, зная, что завтра их может разорвать в куски у него на глазах. Настал час, в который Тайсон совершал обряд очищения: опорожнял кишечник в банку из-под краски и выплескивал ее содержимое через бруствер окопа.