И проиграли бой
Шрифт:
— Привет, Джим! Привет, Дик! Ну, как наши сторонники? Много дали денег?
— Двадцать долларов.
— Молодец!
— Слышь, Мак, а Джой сегодня снова учудил.
— Что еще?
— Завел речугу на перекрестке, подходит к нему полицейский, а Джой его возьми да ткни в плечо перочинным ножом. Посадили, конечно, «преднамеренное покушение на жизнь» в протоколе записали. И сейчас сидит за решеткой, орет, ругает всех на чем свет стоит.
— Мне и показалось, что утром он особо не в себе был. Вот что. Дик. Завтра мне отсюда уезжать, да и сегодня еще дел полно. Сбегай-ка позвони Джорджу Кемпу, Оттман, 4211. Расскажи ему, в чем дело, что Джой тронутый. Попроси его приехать, и пусть ведет дело Джоя. У того чего только нет: шесть подстрекательств к мятежу,
— А можно мне сперва поесть? — спросил Дик.
— Нет, сперва свяжись с Джорджем. Теперь дай мне десять долларов из тех двадцати. Завтра мы с Джимом едем в долину Торгас. Позвонишь Джорджу, вернешься, тогда и поешь. И сразу же иди по домам наших доброхотов. Дай бог, Джордж успеет сегодня вечером подготовить бумаги в суд.
— Ну, я пошел, — буркнул Дик и поспешно вышел.
Мак повернулся к Джиму.
— Сдается мне, упрячут беднягу Джоя до конца его дней. Уж больно далеко зашел. Раньше нож в дело он не пускал.
Джим кивнул на стопку отпечатанных писем.
— Я почти закончил. Мак. Еще три штуки осталось. Куда, говоришь, мы поедем?
— В долину Торгас. Там тысячи акров яблоневых садов, урожай ждет богатый. Тысячи две бродяг-работяг соберутся. А Ассоциация садовладельцев уже объявила, что снижает сборщикам расценки. Это, конечно, удар ниже пояса. Если нам удастся поднять там бучу, не будет спокойной жизни и в Тандейле, где хлопок собирают. А это уже немало! Такого шороха можно навести! — он принюхался. — Слушай-ка, а пахнет вкусно. Готово уже?
— Сейчас принесу. — Джим сходил на кухню и вернул ся с двумя мисками: до половины в них был налит суп, в середине островком ломтики мяса, картофеля и моркови, репы, целые луковицы, исходившие паром.
Мак поставил миску на стол, попробовал.
— Ух ты! Горячо! Так вот, Джим, я держусь того, что новичков нельзя посылать туда, где неспокойно. Неопытные, много промашек. Можно прочитать тома по теории и тактике борьбы, а толку — шиш. Но мне вспомнились твои слова, тогда, в парке, и когда я получил это задание, — а задание, надо сказать, отличное, — то попросил, нельзя ли и тебя с собой взять, ну, вроде как дублера. Понял мою мысль? Я всему научу тебя, а ты потом будешь учить новеньких. Так обучают охотничьих собак: пускают молодых вместе со старыми. Увидишь все своими глазами, поймешь куда больше, чем из книг. Тебе доводилось бывать в долине Торгас?
Джим подул на картофелину.
— Я даже не знаю, где она, эта долина. Я за всю жизнь из города всего раз пять выезжал. Спасибо, Мак, что берешь меня с собой, — и маленькие серые глазки заблестели от волнения.
— Подожди, вот попадем там в переделку, ты ж еще мне и в глаза наплюешь. Учти, не на прогулку едем. Ассоциация садовладельцев организация сплоченная. Джим, наконец, перестал хватать обжигающие куски.
— Как же к ним подступиться? С чего начать? А, Мак?
Мак взглянул на парня, увидел, как тот возбужден, и рассмеялся.
— Понятия не имею, Джим. Вот в том-то и беда теории! Нам придется на ходу ориентироваться, каждую возможность обращать на пользу дела. Потому-то и не помогут нам никакие книжные тактики. В нашем деле каждый случай особый. — Он замолчал, сосредоточившись на еде, даже изо рта при выдохе шел пар. — А можно добавку, Джим? Я как волк голодный.
Джим сходил на кухню и снова наполнил тарелку Мака.
Тот продолжал:
— Картинка такова: Торгас — маленькая долина, утопает в яблоневых садах. Сады эти в большинстве принадлежат кучке воротил. Есть, конечно, и маленькие хозяйства, но их раз-два и обчелся. Яблоки поспели, сезонщики подались туда урожай собирать. А дальше они через перевал на юг, на хлопковые поля. Сладится у нас на яблоках, и на хлопке тогда дадим хозяевам прикурить. А хозяева садов поступили так; дождались, пока к ним съехались сезонщики, потратив на дорогу последние гроши, разумеется. И объявили, что расценки в этом году низкие. Ну, наши голодранцы, допустим, повозмущались, а делать то нечего, нужно работать, чтоб хоть на обратную дорогу наскрести.
Джим так и не притронулся к еде, лишь задумчиво ковырял ложкой мясо с картошкой.
— Значит, мы должны убедить сборщиков начать забастовку? Верно я понимаю? — он подался вперед.
— Верно, может, и убеждать никого не придется, может, терпение у них на пределе и нужна лишь самая малость. Тогда останется их организовать, выставить пикеты во всех садах.
— Ну, а если хозяева повысят плату, лишь бы собрать урожай?
Мак оттолкнул тарелку — он управился и с добавкой.
— Не беспокойся, очень скоро сыщется для нас другое дело. Да и на черта нам лишь временные уступки хозяев? Приятно, конечно, что кто-то из бедолаг хоть прилично заработает. Но мы замахиваемся на большее. Короткая мирная забастовка не сплотит людей, не научит действовать заодно. А вот тяжелая, изнурительная — научит. Нужно, чтобы люди осознали свои силы, когда они вместе.
— Ну, хорошо, — не унимался Джим, — а если хозяева все-таки удовлетворят их требования?
— Вряд ли. Заправляет всем в Торгасе маленькая кучка, и наглости у них хоть отбавляй. Стоит нам начать забастовку, как тут же власти округа объявят все собрания и сходки вне закона. А дальше вот что: мы все-таки собираем ребят, появляется шериф со своими людьми, старается всех разогнать, завязывается драка. Драка сплачивает лучше всего. Тогда хозяева организуют комитет «бдительных»: туда лезут всякие расфуфыренные дурачки чиновники да мои давнишние знакомцы из Американского легиона — молодящиеся бодрячки, затянутся ремнем так, что ни охнуть, ни вздохнуть, и думают, что пузо спрятали. Ну, так вот. «Бдительные» постреливать начнут. Убьют кого из наших работяг — все на похороны выйдем, а уж потом всерьез возьмемся за дело. Может, им даже войска вызывать придется, — от волнения Мак задышал тяжело, прерывисто. — Вот это заварушка! С войсками нам, конечно, тягаться нечего! Но зато всякий раз, как солдат насадит на штык нашего парня, тысяча таких же работяг по всей стране перейдут на нашу сторону. Только подумать! Будет здорово, если войска вызовут! — Он плюхнулся на койку. — Впрочем, что толку сейчас гадать. Наше дело маленькое: поднять парней на забастовку. Но, представляешь, Джим, если на усмирение вызовут части Национальной гвардии! И это сейчас, когда пора урожай собирать! Да мы тогда к весне весь округ на свою сторону перетянем!
Джим сидел на койке, напружась, стиснув зубы. Глаза у него горели. Слушая, он несколько раз беспокойно поглаживал горло. А Мак продолжал:
— Придурки! Думают, солдатней можно задушить забастовку! — он даже рассмеялся. — Ну, я как оратор заговорил, только трибуны не хватает. Разошелся я, а это худо. Надо ясную голову сохранять. Да, чуть не забыл. Джим, а у тебя есть джинсы?
— Нет. Этот костюм — вот и вся моя одежда.
— Ладно, придется купить в лавке, где поношенным торгуют. Ведь ты едешь яблоки собирать. Ночевать придется в лагере, что наши бродяги-работяги разобьют. Десять часов в саду повкалываешь — и за партийную работу принимайся. Ты о таком, помнится, сам мечтал.
— Спасибо, Мак. Мой старик всю жизнь боролся в одиночку, оттого и бывал бит всякий раз.
Мак встал, подошел к Джиму.
— Заканчивай письма и пойдем тебе джинсы покупать.
4
Солнце едва выглянуло из-за домов, а Джим с Маком уже были на железнодорожной станции. Блестящие в лучах восхода махины сцеплялись, расцеплялись, расходились на запасные ветки, в сортировочный парк, где уже дожидались своей очереди длинные вереницы вагонов.