И снова этот Баранкин, или Великая погоня
Шрифт:
Баранкин представился Баранкиным, а Малинин Малининым.
– А что будем читать?
– спросил Костя Юру.
Так как Баранкин за всю свою и без того короткую жизнь не только не написал ни одного стихотворения, но и не прочитал, (кроме, конечно, тех что задавали на дом по школьной программе!) то он ответил витиевато и непонятно: "Из ненаписанного!"
– Как это из ненаписанного?
– удивилась та девочка, что была Ниной.
– Ну что тут непонятного?
– пришёл на помощь Юре Баранкину Костя, - у вас есть чистая тетрадь?
– Есть, - ответила Нина, доставая в доказательство из сумки, что висела через плечо действительно школьную тетрадь.
Малинин взял тетрадь
– Вот это стихотворение мы и будем читать с Юрой...
– Но тут же ничего нет, - ещё больше удивилась Нина.
– Не успеет ваш автобус доехать до места назначения, как всё это - Малинин потряс в воздухе чистой тетрадкой, - всё будет исписано стихами!.. И какими стихами!..
Девочки недоверчиво и даже подозрительно посмотрели на Юру и Костю.
– Похоже, что вы и впрямь внуки племянников сыновей братьев фантастов Стругацких!..
А не Нина добавила:
– Сочиняйте, только поскорей, нам ведь ваши вирши ещё художественному руководителю нашей передачи нужно показать!
Малинин совершенно был не уверен в своих заявлениях, но он был уверен в том, что нет такого затруднительного положения, из которого не вывернулся бы его лучший друг Юра Баранкин, чего на этот раз нельзя было сказать, судя по выражению Юриного лица...
– Проходите в автобус на самые почетные места!
– пригласила их, так видимо и не поняв степень родства со знаменитыми писателями-фантастами, Нина.
– Малинин, за кого ты нас выдал, что нас так принимают?
– спросил Баранкин уже в автобусе, плюхнувшись на сиденье.
– Значит, я - поэт, а ты - чтец?
– переспросил Юра Костю, - хитрый какой! Я должен сначала написать стихи, а ты потом прочтешь! Но ведь читать легче, чем писать. По написанному-то просто... Ты же знаешь, что я ненавижу стихи, продолжал ворчать Баранкин, - не только писать, но и читать!..
– Ну как, братья Стругацкие, - спросила девочка, подходя к ним и восхищенно разворачивая бумажку со списком участников.
– А для чего же вы здесь, если не поете? А не в автобусе для речевиков?
– Мы здесь специально для повышения художественного уровня вашей самодеятельности и именно вашего автобуса!
В автобусе было шумно. Сзади у последнего сидения, где на плечиках висело множество всевозможных живописных костюмов и нарядов, были свободные места, и дружки пересели с таким расчетом, чтобы при случае можно было за эти костюмы и спрятаться, что они и сделали, когда в автобус, продираясь с силой через не пускающих его мальчишек и девчонок, влез Венька Смирнов, разыскивая глазами Баранкина и Малинина. Не заметив их, он добровольно подчинился выдворению его из салона автобуса. В это время колдовавшая в первых рядах автобуса над корзиной другая девочка стала разносить на подносе булочки и стаканчики с фантой.
– Баранкин, - сказал Малинин, - если ты сейчас скажешь, что я не должен есть булочку и пить воду, то я моментально упаду в обморок - при этом он так многозначительно посмотрел на булочки, которые лежали на подносе у девчонки, и на кувшин с фантой, что Баранкин тут же понял, что если он скажет не угощаться, то Малинин действительно упадет в обморок. И поэтому Баранкин не сказал слово нет.
– Из-за тебя, - сказал только с укоризной Баранкин Косте, придётся отрабатывать этот легкий завтрак!.. Угроза воздушного нападения пиратов двадцатого века миновала. Отбой!
– сказал Баранкин. Я пишу стихи!.. И кто только тебя за язык дернул сказать, что я умею писать стихи!..
– Баранкин, а ты вообще-то действительно умеешь писать стихи или нет?
– спросил Малинин.
– Не знаю, - ответил Юра.
– Не пробовал. Нет... и вообще-то я, конечно, всё могу... Но может
Пока Малинин, пересев на соседнее кресло, уплетая булочку и запивая её фантой, говорил какой-то незнакомой школьнице всевозможные глупости и выслушивал от неё ещё большие и просто даже невозможные глупости, пока Зина Фокина с Эрой Кузякиной и Светой Умниковой в сопровождении Марины успели выскочить из здания ГАИ и поспешили к телефону-автомату, выслушивая от Марины в общем-то фантастические невероятности насчет того, что в кино "голос Баранкина" был, а самого его не было, пока Венька Смирнов заглядывал в водопроводный колодец, что находился впереди автобуса и в котором, по рассчётам Веньки, могли схорониться Баранкин и Малинин, тем более что водопроводчики, ремонтировавшие что-то под землей и шумевшие своей паяльной лампой, как картошкой жарившейся на сковороде, Баранкин уже закончил к своему удивлению небольшую поэму в стихах примерно на двух с половиной страницах. Подсев к Баранкину, Малинин, прочитав стихи, просто обалдел и долго сидел, как дети в цирке, с разинутым ртом от удивления и если бы ему не нужно было высказывать Баранкину свое обалдение и восхищение, то он бы так и сидел неизвестно сколько времени.
– Переписывай!
– сказал Баранкин.
– С цифрой один читаешь ты, с цифрой два - я! С буквой "В" читаем вместе!..
Малинин стал с интересом переписывать стихи в свой блокнот.
– Ну, Баранкин, - сказал Малинин, - если ты написал стихи, то ты всё можешь!..
Баранкин подумал и сказал:
– Ну, Малинин, я не потому всё могу, что написал стихи, а потому что я всё могу, поэтому я и написал стихи.
Костя не знал, что Баранкин имеет в виду, говоря всё это, но что Баранкин что-то имеет в виду, это он понял. Как раз к этому времени автобус подъехал к московской школе поблизости от Москвы-реки и Киевского вокзала. Началась суматоха высадки и переселения автобусного населения из автобуса в помещёние школы, возле которой уже стояла машина - ретранслятор с лакированной семицветной радугой на бежевом корпусе. Черные кабели, уже раскатанные и ещё нераскатанные, как змеи, лежали и грелись на асфальте. Суматоха переселения в школу ещё более усилилась. Все бегали, кто вдоль по коридорам, кто взад-вперед. Сталкивались. Расходились и снова налетали друг на друга. Баранкин и Малинин даже и представить не могли, как из всего этого может получиться организованная и благоустроенная телепередача.
– Может сбежим?
– спросил Малинин Баранкина, но тот в ответ только что сердито сдвинул брови.
Разыскав Баранкина и Малинина, и, отняв на ходу у Кости Малинина Юрино стихотворение, девочки "сёстры Гримм" исчезли и вскоре также бегом вернулись обратно.
– Художественный руководитель сказала, что это стихотворение поднимет нашу телепрограмму на космическую высоту!
– сказала Нина, а не Нина сказала: "Можно я его спишу?".
– Я это сделаю лично для вас своею собственной рукою, - сказал Малинин предельно любезным голосом.
Тем временем большая суматоха, разделившись на маленькие суматохи и суматохочки достигла своего накала и неразберихи. Поудивлявшись всему этому, Малинин спросил Баранкина в который раз: "Может сбежим с концерта?.." Он и раньше спрашивал Баранкина: "Может сбежим?" Но сейчас стал спрашивать всё чаще и чаще с пересохшим от волнения горлом. Горло у Кости пересохло с тех пор, как они вошли в здание школы и пересыхало всё больше и больше.
– Сбежим?!
– передразнивал его то и дело Баранкин, - если бы ты не съел незаслуженно не принадлежавшую тебе булочку, и не выпил стакан "фанты", мы бы могли не сбежать отсюда, а преспокойно уйти!