И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
– Как-нибудь проживу. Мне скоро родители обещали прислать денег из Германии.
– У них что, много денег?
– Нет, они живут на государственные немецкие пенсии, которые совсем небольшие, но и этих пенсий им больше, чем хватает, им ведь, старикам, уже больше ничего не нужно. И они меня, их единственного сына, любимого, поддерживают в трудную минуту. А я ведь не стремлюсь обарахляться-обживаться здесь - зачем мне всё? ведь я собираюсь уезжать туда. Так что мне работать здесь не зачем. Не зачем мне работать, если я могу позволить себе жить играя при таких родителях как мои.
Живут же люди, подумал я, но без зависти.
– Хочешь кофейного ликёра? я сам приготовил, - вдруг спросил меня Дима.
– Попробовать не откажусь, - ответил я, никогда не пробовавший такого напитка.
Дима разлил ликёр по чашкам (рюмок у его не было) и произнёс:
– Спирт ЛИВИЗовский:
Хорошая идея - лишний рубль не помешает. А мои мужики на арматурке действительно любят спирт попить и не только по окончании рабочей смены, но и во время её. И я пил с ними, чтобы не отделяться от коллектива. В бытовке прямо в цехе.
Так что в марте-апреле 1999 года я возил на ДСК несколько раз спирт канистрами по 5 литров и пластиковыми бутылками. Через проходную я проходил без проблем. Точнее: через постоянно приоткрытые ворота. Сбывал я спирт не только за деньги. Дело в том, что администрация ДСК преподнесла каждому рабочему комбината в качестве подарка длинную куртку с капюшоном цвета зелёного хаки. Как я выяснил - это были куртки парашютистов NATO, а именно бельгийские. Через какой бартер эти куртки оказались на ДСК, можно только гадать. Кто-то надел куртку в качестве рабочей одежды, кто-то оставил для рыбалки, леса и т.п., а кому-то она была не нужна. Так вот, я у последних выменял 4 куртки на 5 литров спирта каждому. Одну я оставил себе, одну отдал Диме, а 2 остальные отнёс в магазин "Солдат удачи", где продавалась военная экипировка западных стран, на комиссию. Я выручил по 800 рублей за каждую, на которые в том числе приобрёл игральные карты за 600 рублей и альбом с отдельными листами для него, в которых можно разместить часть моей коллекции: разложить валетов, дам, королей, тузов и джокеров в 4 ряда по мастям на каждом развороте альбома. Сам тёмно-зелёный альбом стоил больше 400 рублей, отдельно продаваемый футляр для него 100 рублей, и листов с прозрачными кармашками по 12 рублей мной было куплено несколько десятков. Но ведь я был истинный коллекционер и любил свою коллекцию!
– так как я мог не купить такой альбом с листами? Тем более деньги, на которые они были куплены, были легко добытые, без пота. Вот такой подарок я сделал себе на день рождения в апреле, который как обычно никак не праздновался у нас в семье. К слову скажу, что у нас в семье обычно обязательно праздновались лишь два праздника: Новый год и день рождения Ули, а остальные нерегулярно. Нет, мной, конечно, была куплена пара бутылок пива мне и матери, но разве это можно засчитать за празднование - вот уж действительно: просто отметили.
Именно в мой день рождения 19 апреля 1999 года за пивом сидя на кухне я признался матери, что у меня нет сил написать дипломную работу. Просто нет сил.
– Да я уже догадывалась об этом. Но только не спрашивала. Я же помню, как ты в прошлые годы писал курсовые...
– Но ты пойми меня, мама.
– Ладно. Но ты сходи в университет и поговори с преподавателем. Проконсультируйся. Сейчас. Чтобы написать дипломную работу в следующем году.
Я пообещал, что сделаю это. Но после дня рождения я как-то вдруг стал совсем плохо чувствовать себя: совсем не находил в себе сил собраться поехать в библиотеку на юридический факультет. Я связывал это своё состояние с накопившейся усталостью от работы-арматурки. И к концу месяца у меня загнила на этот раз нижняя челюсть в невиданных прежде масштабах. Я пошёл всё в ту же районную стоматологическую поликлинику, где мне раньше просто делали надрезы на десне и выпускали гной наружу и иногда заодно удаляли зуб с загнившим корнем. Но в этот раз стоматолог-хирург Нурим'aн Мухтарович Ризаев сказал мне, что не хочет лишать меня, молодого, сразу трёх нижних передних зубов, то есть он пожалел меня (он так и сказал, что ему меня жалко), но что требуется немедленно настоящая операция на моей нижней челюсти, которую он готов провести бесплатно, но после которой мне потребуется пить антибиотики, которые стоят 800 рублей за все. Недавно у меня был аванс, но что такое аванс, разве это деньги? Мне пришлось обратиться к родственникам-Павловым за помощью деньгами. Они дали (кто конкретно, уже не помню). А ведь за все девяностые я, можно сказать, и не общался с ними. Видел их всех на похоронах бабушки Тони; дядю Сашу приглашал на свою свадьбу; да к тёте Миле приезжал пару раз: один раз с женой, другой раз с Улей.
Итак, я достал быстро деньги. В назначенный день перед майскими праздниками я пришёл в стоматологическую поликлинику и меня в операционной положили на стол. Доктор Ризаев оперировал меня один. В операционной, комнате небольших размеров со столом посередине, кроме хирурга была одна медсестра, которая подавала Ризаеву необходимый инструмент и выполняла его просьбы. Глаза мне прикрыли тряпкой. Ризаев сделал мне много анестезирующих уколов в нижнюю челюсть. Потом, наверное, им был произведён надрез десны по центру нижней челюсти. Потом Ризаев маленьким диском-пилой распилил три центральных нижних зуба на две половины. Верхние половины зубов он оставил в десне, а нижние, то есть корни, он удалил. Потом Ризаев стал абразивным камнем стачивать загнившую кость нижней челюсти. После операции я оглядел операционную комнату: она вся была в красную крапинку - наверное, капли крови разлетались во время шлифования с абразивного камня. После операции у меня под нижними зубами была дыра, в которую пролез бы палец, она будет медленно зарастать-сужаться. После операции я был очень слаб, ведь я ничего не мог есть своей раскуроченной челюстью, и заливал в рот только жидкую манную кашу да бульон. Поэтому не зря мне дали больничный лист на две недели - освободили от работы. Мать и Полина никак не комментировали, от чего могла у меня загнить челюсть.
Следующая глава
* * * (Звёздочки 48)
Пора обозначить начало следующего периода моей жизни и соответственно ему начать новую главу, которую я не знаю, как и назвать. Пусть будет просто: следующая глава. Ведь продолжать повествование в главе под названием "Университет" будет ошибкой: всё - кончилась моя учёба в нём. И пусть воспоминание об операции на моей нижней челюсти будет её достойным завершением. И следующую, то есть эту, главу следует начать с какого-нибудь если не яркого события, которое завершало предыдущую главу (ведь кровавая операция - это яркое событие), то следует начать со значимого. Таким событием будет день рождения моей сестры Полины 13 мая.
Я только оклемался после перенесённой операции. И в этом 1999 году мы, можно сказать, что праздновали Полинин день рождения, так как были праздничная еда и бутылка шампанского на столе. Праздновали вечером на кухне. Гостей никого не было. Поев-попив сестра начала жаловаться нам, то есть матери, а заодно и мне, на жизнь, что она устала так работать как работала (напомню: она работала акушеркой), и что, может быть, нашей матери всё-таки следует куда-нибудь устроиться на работу.
– Ну куда я пойду? Кому я нужна? Да и где я смогу?
– отвечала вопросами мать на упрёки Полины.
– Да, Полина, ты что, в самом деле, говоришь? Разве ты не знаешь, что мама уже не может работать? Одна надежда у неё на нас с тобой, - стал я защищать-оправдывать мать.
– Думаешь, мне на арматурке легко? Да я из-за этой работы диплом не написал! Но я вкалывал на работе, потому что думал о матери да о вас с Улей тоже!
Полина заплакала и продолжила:
– Но что мне делать? Я больше не могу так жить: сил нету, - и после паузы: - Мне ничего не остаётся как пойти на панель.
– Полина! Ну что ты говоришь, как можно?
– с укоризной в голосе выразилась мать.
– Нет, я пойду, - утирая слёзы повышенным тоном заявила Полина, - прямо сейчас!
Мать не знала, что ответить на такое заявление дочери, уже вставшей из-за стола. Я, конечно же, верил Полине, что ей приходилось очень тяжело на работе, ведь она брала дополнительные смены, чтобы хоть на сколько-нибудь больше принести домой денег, особенно в последнее время после дефолта, ведь я сам работал на износ, и мне, конечно же, было жаль её. Но мне одновременно было жаль и нашу маму, осознающую свою немощность и обременительность для нас, её детей; а также я представил, как больно и обидно слышать маме заявление Полины о её решении сейчас же отправиться на панель, и я представил, каково матери быть обвинённой, то есть быть причиной тяжкого положения Полины.
Я же в душе оправдывал маму, считая, что Полина сама виновата в своём тяжёлом положении матери-одиночки: что загуляла в сомнительной компании и забеременела от оказавшегося алкоголиком Андрея Погодина, не способного даже на выплату алиментов. Виноватя в этом деле саму Полину и оправдывая маму, я всё-таки оговорюсь в защиту Полины и в упрёк маме, что Полининым воспитанием мама, видно, плохо занималась. Такие мысли моментально появились в моей голове в этой ситуации. Также я подумал, что, шла бы Полина на панель, только молча, не ставя ни мать, ни меня в известность, а то получается, что она как будто ищет у нас оправдания, тем самым перекладывая на нас с матерью ответственность за этот её шаг; а также получается, что она заранее обвиняет мать в этом.