И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
– Давай, ты, (далее последовало неприличное обзывательство), выходи ко мне,-говорил никто, подкрепляя слова жестом обеих рук, имеющим то же значение, что и слова "Давай, выходи ко мне".-Что же ты не выходишь ко мне, (далее опять последовало неприличное обзывательство)? Или ты испугался меня? Давай-давай, выходи, я же тебя оскорбляю!
Слушая никого, я размышлял так: "Никто хочет со мной подраться, поэтому он и оскорбляет меня, рассчитывая на то, что я поддамся эмоциям и захочу ответить ему на его оскорбления, то есть он ждёт первого удара от меня. Да, есть правило "Бей первым", уж я то его знаю, но в данном случае ввязываться в драку я не хочу, поскольку у меня нет шансов на победу, ведь никто ладно сложен, и, ударив его, я только спровоцирую его на применение им ко мне его боевого искусства, а может быть, и зверства. Это точно. Но что это: почему никто, желая в драке ухайдокать меня, непременно хочет сделать это на лестничной площадке и, будучи сильно разъярён, не решается переступить порог нашей квартиры, чтобы сделать это
– не знаю, гадать не буду. Я звонил, подолгу держа нажатыми кнопки сразу четырёх звонков, растопырив пальцы. Где-то через минуту-другую, не больше, соседская дверь отворилась на ширину головы с ушами, и в открывшемся чёрном пространстве возникло светлое лицо (на него падал свет от ламп с лестничной площадки) соседки-старушки.
– Здравствуйте, - бодро пожелал я старушке.
– Здравствуй. Что случилось?
– с приветливой улыбкой спросила она.
– Да вот, видите вот этого типа?
– начал было я, и, произнеся вопрос, я, не передвигая ног, развернул свой бюст на несколько румбов в сторону никого, а, повернув голову ещё больше - прямо в его направлении, кивком головы вверх указал на него как на объекта моего вопроса.
И только я, обернувшись, указующе кивнул на никого, как из нашей прихожей я услышал восклицающе-вопрошающий голос моей матери, увидевшей его, стоящего на лестничной площадке перед открытой нараспашку входной дверью нашей квартиры:
– Эт-то ещё кто такой?!
Сложившаяся на данный момент ситуация уж точно оказалась для никого непредвиденной, и он изменился в лице с вызывающе б'oрзого на кислое-растерянное.
– Ну-ка пшёл вон отседова!
– продолжила командным тоном моя мать с нахмуренным лицом.
Мы втроём продолжали смотреть на никого. И он, вобрав голову в плечи и ссутулившись, развернулся и, такой сникший, начал ретироваться восвояси. Я переступил ногами и развернулся в сторону ведущей вниз лестницы, по которой спускался-отступал никто, вид и проигрыш которого меня развеселили. И мне подумалось, что предоставить слишком много возомнившему о себе никому возможность отступать по лестнице в тишине - это неправильно, необходимо ему вслед улюлюкать, смеяться и подгонять его, чтобы он полнее прочувствовал своё поражение и свою ничтожность.
– Ага!.. Вали давай!
– крикнул я с лестничной площадки своего этажа никому, находящемуся уже на лифтовой площадке между этажами (то есть один лестничный пролёт он уже преодолел).
И, чтобы иметь возможность видеть мой объект насмешек на оставшемся пути его отступления, то есть на лестнице от лифтовой площадки до второго этажа, я спустился на несколько ступенек и... что же я увидел? К противоположной стене жались 3 милиционера, стоящие один на лифтовой площадке между этажами, а 2 других рядом на ступеньках ведущей вниз лестницы. Среди выстроившихся в ряд милиционеров я узнал морду соседа-милиционера Андрея Корнева.
– Ничего себе!
– после секундной заминки, вызванной удивлением от увиденной милицейской засады, воскликнул я.
В этот же момент ко мне подошла моя мама и, тоже увидев засаду, после секундного обдумывания, или просто потому, что была поражена настолько видом засады, воскликнула вопрошающе:
– А это ещё что такое?!
Троица в милицейских кепках и куртках из кожзаменителя долго себя нам разглядывать не позволила: милиционеры сразу сообразили, что им пора сматываться. Что они и сделали. Молча.
Мы с мамой вернулись в нашу квартиру. Продолжать пляску и прыжки мы больше не стали, а пошли втроём (мама, Полина, я) курить на кухню. Во время курения мы стали обсуждать случившееся. Кто из нас что именно говорил, я не помню, поэтому привожу наши высказывания без указания их авторов:
– Этот Корнев... Да кто он такой? Да что это он о себе возомнил? В конец распустился! Думает, что он здесь король, и ему всё можно.
– А вообще-то, здорово вышло. Ведь кто из нас думал, что у нас ТАК получится? Пусть знают наших!.. А ведь этот, в майке, хотел выманить меня на лестницу, чтобы подраться!..
– Да-а... Но какая же подлость со стороны Корнева: подослал провокатора, рассчитывал, что тот сможет выманить тебя из квартиры и устроить с тобой драку или избиение (он, ведь, крепче тебя), а затем подскочил бы он сам с нарядом из засады, и скрутили бы тебя да увезли бы в милицию. И побили бы ещё. И в момент задержания, и в милиции.
– Это точно. Потому что ты выступил против их человека.
– Человека... Нет, его нельзя уже называть человеком. Люди - существа социальные, то есть живущие сообща, в обществе, считаясь с интересами других людей. А этот Корнев, постоянно врубая Таню Буланову на всю катушку, пытал нас ею, не давая нам жить спокойно. А подлость на лестнице с выманиванием меня на живца? Это же охота зверя, жаждущего моей крови!
– Точно: зверь. Причём хищный зверь. И точно бы подложил тебе в карманы какой-нибудь наркотик. Они, ведь, часто так делают. А в твоём случае, когда ты перешёл дорогу менту и стал ему мешать-досаждать, однозначно, он захотел бы с тобой расправиться таким способом...
– А вы обратили внимание, как поразительно быстро явилась милиция? По вызовам простых граждан её или не дождёшься, или она является слишком поздно. Помните, мы вызывали милицию из-за бомжей, а потом из-за соседей сверху? Ведь её не было ни в том, ни в другом случае. А тут: какая оперативность! Всего через 10 минут! Это с момента начала наших прыжков. Только мент для самого себя мог организовать прибытие милицейского наряда так быстро.
– Да уж.
– Да-а.
В разговоре наступила пауза. Все молча курят.
– Мент родился!
– этим сообщением прервал я тишину.
– На смену Корневу. Он, ведь, переродился в зверя. Из мента в зверя. И, я думаю, что пора идти в прокуратуру заявлять о нём как о звере. Звере в погонах. Я подробно опишу развитие нашего с ним конфликта. Может, его и уволят тогда. Что было бы справедливо. А если не заявлять, он, точно, начнёт мстить всем нам и мне в первую очередь. Я завтра же пойду в прокуратуру. Сейчас чай попьём, и пойду писать заявление.
– Правильно, давай пиши.
Мы вернулись в большую комнату пить чай-кофе со сладостями. За столом снова воцарилась празднично-весёлая атмосфера, и мы к теме конфликта с соседом-зверем более не возвращались.
По окончании праздничного застолья я написал подробное заявление в прокуратуру, в котором последовательно описал и вытворяемые соседом-зверем безобразия с громкой мощной музыкой, и про засланного соседом-зверем провокатора-"гимнаста", и про милицейскую засаду с соседом-зверем во главе. Да, я так и называл Андрея Корнева в заявлении - зверем в погонах, обосновав. Как-нибудь по-другому я его в заявлении не называл: слишком много чести - сочинять ещё какие-нибудь подходящие ему гнусные определения и предоставлять возможность оценивать мою фантазию в этом деле. До кучи я подчеркнул, что зверь в погонах неофициально сдаёт всякому сброду комнату (так мы решили, раз "гимнаст" заявился в майке и тренировочных штанах), что делать нельзя, а ментам тем более. Я отнёс заявление в прокуратуру, и мы стали ждать применения репрессивных мер в отношении Андрея Корнева. И вот через какое-то не очень большое время нам пришло письмо из милиции. Из отдела милиции, в котором разбойничал ("работал" могу написать только в кавычках) Андрей Корнев. То есть прокуратура "спустила" моё заявление для принятия мер туда, где он "работал". В ответе на моё заявление сообщалось, что информация, изложенная в нём, частично подтверждена, и с милиционером Корневым А. проведена воспитательная беседа. И всё. И как прикажете понимать такой ответ? Что означает, что информация подтверждена лишь частично? Что в неподтверждённой части я сочиняю или, если резче сказать, вру? То есть я врун! Я врун? И каково соотношение подтверждённой и неподтверждённой частей? То есть мне остаётся гадать, какой я врун - большой или маленький? А судя по принятой мере к Корневу А.
– всего лишь какой-то воспитательной беседе, можно сделать вывод, что я в глазах милиции большой врун, ведь, если бы милицией подтвердилось всё, что я написал в своём заявлении, то Корнева А. следовало бы изгнать из милиции пинком под зад. И вообще, скажите, кто и с кем обычно проводит воспитательные беседы? Насколько я знаю, такие беседы проводят участковые милиционеры с проживающими на их участке бывшими уголовниками да с "трудной" молодёжью, склонной к правонарушениям. А ещё напоследок следует указать на форму ответа из милиции. Он был написан на клочке бумаги размером менее половины стандартного листа А4 - на узенькой такой полоске. Ещё один способ показать своё неуважение к нам, порядочным людям. И какой же я делаю вывод после получения такого вот ответа-отписки милиции? А вот какой. Милицейские чины нашего отдела, защищая зверя Корнева А., показывают-доказывают, что он для них свой, и они такие же, как и он, то есть тоже звери в погонах. Печально. Одно хоть радует, что больше громкой мощной музыки у соседа-зверя не звучало, чего мы и добивались.