И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
Я указал на входную дверь чёрной лестницы, на которой я никогда не был, но знал, что в последние годы на ней постоянно живут несколько бомжей. Лишь только Володя с собакой и я вошли, наши носы почувствовали сверхконцентрированный букет отвратительных бомжацких запахов; или, нет, к бомжам слово "запах" неприменимо: они производят только вонь. Итак, букет разных в'oней был настолько концентрирован, что мной подумался вопрос: "Неужели подолгу дыша ЭТИМ можно выжить?" На тот момент посещения нами этой чёрной лестницы я ещё не был знаком с творчеством Патрика Зюскинда, а то бы точно вспомнил про Гренуя, и про его способности раскладывать сложные запахи или вони на простые, их составляющие, и про его способность переносить нестерпимые другими людьми вонь (до кучи осталось напомнить название великого произведения: "Парфюмер"). Именно про такую плотную вонь, какая стояла на чёрной лестнице говорят: "Хоть топор вешай". Входя, Володя держал своего дога за ошейник (поводка не было). И только войдя, ещё не начав подниматься по чёрной лестнице, я не успел понять, как и почему лающий на всю лестницу дог оказался поставленным Володей на задние лапы и прижатым им к стене. Володя надавил
После этой сценки со вздыбленным догом мы начали подниматься по вонючей чёрной лестнице, которой жильцы не пользовались с давних времён. Лестница была узковатой, и поэтому я шёл позади Володи с догом. И на площадке первого этажа и выше на площадке между этажами были расстелены газеты, грязные одежды, разбросаны окурки, прочий всякий случайный хлам и... , конечно же, стояли пластиковые бутылки с мочой. На площадке второго этажа лежал бомж. Увидев его дог снова залаял. И поэтому я не расслышал, что именно резко так сказал Володя бомжу, сдерживая рвущегося вперёд на него дога. Но на слова Володи бомж отреагировал незамедлительно: он схватил стоявшую рядом с ним бутылку с мочой, быстро открутил крышку и уже пригубил было горлышко, собираясь пить. Я так и не понял, было ли это приказано сделать Володей, или же бомж сам до того испугался его, его собаки и его пистолета, что решился выпить бутылку мочи, на которую Володя указывал пистолетом, предугадывая Володино желание его покарать. Но я моментально сообразил, что так нельзя: ни нам с Володей заставлять бомжа сделать это, ни бомжу выполнять это, как бы ни был символичен образ бутылки с мочой в нашем противостоянии с бомжами. И вот бомж, быстро пригубивший этот символ, уже начал запрокидывать бутылку, как я закричал: "Не-ет!", перекрикивая лай собаки.
Володя приказал бомжу собрать все бутылки с мочой с лестницы и выбросить их на помойку. Также он пригрозил бомжу, чтобы тот больше не появлялся в этом дворе и доме, иначе ему будет хуже, чем сегодня. Бить бомжа Володя не бил и даже не прикасался к нему (хотя бы потому, что руки его были заняты собакой и пистолетом). Мы поднялись по чёрной лестнице ещё и обнаружили ещё одного "жильца" нашего дома. Ему, напуганному, было также приказано убираться с лестницы с бутылкой мочи на все четыре стороны подальше от этого дома.
– Тебя здесь больше нет! А если будешь, то точно тебя уже не будет вообще! Ты понял?
– угрожающе говорил Володя второму бомжу, тряся перед его носом пистолетом.
– Да, да, да, - трясся от страха второй бомж...
После выковыривания с чёрной лестницы двух бомжей мы с Володей забросили его дога домой (Володин дом был недалеко от моего), а потом пошли в круглосуточный ларёк за пивом. Сразу, как Вы понимаете, нам расставаться не хотелось. После успешно проведённой операции хотелось пообщаться. Ну, и пива пропустить по бутылочке - не больше... И вот мы идём уже от ларька по улице Восстания с бутылками пива в руках. И вдруг позади нас, идущих, естественно, по тротуару, стал нарастать шум работающего трактора, поливающего асфальт расструеной веером вперёд и в стороны водой. Когда источник шума заинтересовал меня естественным вопросом: "А не замочит ли он нас?", я обернулся и понял, что нам с Володей пора уступать дорогу трактору, поливающему именно тротуар и едущему по нему, то есть нам с Володей надо отойти в сторону - на проезжую часть. Я сказал об этом Володе. На что он мне ответил:
– Не отходи! Иди как шёл!
Мне стало интересно, что же он придумал. Трактор уже предупредительно бибикает нам, чтобы мы посторонились. Мы продолжаем идти как будто мы глухие. Трактор ещё ближе и бибикает уже не одиночными "би" или двойными "би-би", а бесконечным "би-би-би-би-...", типа, тракторист всё ещё надеется, что мы услышим его сигнал и адекватно отреагируем на него, то есть посторонимся. А мы продолжаем идти по тротуару как ни в чём не бывало. Трактор уже совсем близко позади нас, и мне кажется, что если сейчас же мы не уступим трактору дорогу, или он не остановится, то мы точно промочим обувь и штаны. И вдруг Володя выхватывает пистолет (не помню откуда), разворачивается в сторону трактора-поливальщика, картинно чертя в воздухе дугу пистолетом и замирает в позе готового к стрельбе стрелка с направленным на тракториста пистолетом. Я, следя за эффектным движением Володи, тоже развернулся и увидел, с каким испуганным выражением лица: открыв рот и подняв брови, тракторист круто свернул с тротуара на проезжую часть улицы. И обгоняя нас с отключенной водой он в открытую дверь кабины (или окно - сейчас не помню) прокричал нам, наклонившись в нашу сторону:
– С ума сошли!..
Обогнав нас трактор снова вернулся на тротуар и продолжил поливать...
В конце этой моей встречи с Володей, о которой мы не договаривались, он мне посоветовал купить газовый баллончик. На всякий случай. Против бомжей. Типа: поможет. Я купил. Дёшево. Не какой-либо нервнопаралитический, а простой, щадящий - перцовый...
А мама моя по-прежнему сидела безвылазно дома. В пятницу следующей недели я вытащил её из дома (как же ей было страшно пересекать наш двор!) и привёл к себе на работу - химический склад, где начальство меня уважало и ценило (я в этом был уверен). И я поведал хозяйке фирмы Татьяне мою и моей мамы беду, включающую в том числе и безвылазное сидение дома из-за страха перед бомжами, длящееся уже чуть ли не месяц, да в такую летнюю погоду. Я не знал, чем именно может помочь мне хозяйка фирмы, или сама фирма, но привёл я маму на работу, потому что точно знал, что надо что-то делать, ведь война с бомжами не окончена. Хозяйка Татьяна, не долго думая, кому-то позвонила, типа: воспользовалась связями, и сообщила нам с мамой, что мы можем отдохнуть трое суток в гостинице "Смольнинская" и погулять. Эта гостиница не для простых туристов, а для чиновников и партийных бонз (КПСС), так что просто так с улицы в ней не поселишься. В номере гостиницы был и холодильник, и даже телефон.
В пятницу же после заселения в гостиницу мы с мамой пошли погулять-подышать вечерним воздухом улицы, по которому мама так соскучилась. В субботу и воскресенье мы опять гуляли вместе. Небыстро, потому что у мамы к этому времени побаливали ноги. И это действительно были неторопливые прогулки по центру Города, а не чуть ли не ежедневные вылазки из дома по продуктовым магазинам (к слову скажу, что всё своё дошкольное детство с колясочного возраста Уля бралась бабушкой Элей с собой по магазинам с заходом погулять в Таврический сад). А Мона была забрана из дома Полиной в Купчино к Марку. Во время нашего с мамой проживания в гостинице мама отдыхала от постоянного кухарства для Ули и себя (я питался отдельно, можно сказать, кое-как, но какими-нибудь вкусными или оригинальными произведениями кулинарного искусства меня мама угощала). И мы в гостинице питались только тем, что можно было съесть и так, то есть без приготовления, а из питья мы с мамой в эти жаркие дни предпочитали квас всем лимонадам и колам. Холодненький такой квас, из холодильника. В общем, хозяйка химической фирмы Татьяна угадала с размещением нас с мамой в гостинице. За которую мы не платили. После двух поездок с мамой В Павловск осенью давным-давно, о которых я писал, этот августовский уик-энд будет всего лишь вторым моим воспоминанием о наших с мамой совместных прогулках, на которых мы действительно всего лишь просто гуляли. И последним.
Во второй половине августа одна знакомая пенсионерка, которой я рассказал о войне с бомжами, порекомендовала мне обратиться к Капитолине, той самой Капе из "Ракового корпуса" Солженицына, добрейшей женщине, сейчас уже пенсионерке.
– Только не говори ей, что ты знаешь, кто она, что я тебе о ней рассказала, - попросила меня моя знакомая.
Я съездил к Капитолине, которая жила в сельском доме сравнительно недалеко от Петербурга. Она согласилась дать мне пожить у неё без долгих расспросов. Но я не поехал к ней, пытаясь найти более подходящий вариант.
От отца по телефону я узнал, что его брат, мой дядя, Саша и тётя Люся сейчас не в Городе, а под Толмачёвым в садоводстве. Это за 150 километров от Петербурга. Это отец подсказал мне идею съездить в Толмачёво и попросить у дяди Саши с тётей Люсей разрешения пожить в их пустующей сейчас квартире на проспекте Обуховской обороны. В садоводстве под Толмачёвым я был как-то летом 1987 года, когда там все активно строили домики. Мы с дяди Сашиным внуком Витей жили тогда в одной палатке. Мои взрослые родственники мужчины возводили времянку да заливали фундамент будущего дома, а женщины хозяйствовали на кухне. Многое что напоминало обстановку Павловских стояний лагерем на Ладожских островах. Дядя Саша был на старушке-"Волге", и мы с Витей и ещё кто хотел каждый день ездили на ней купаться на реку Лугу. Отец по телефону напомнил мне адрес участка дяди Саши и тёти Люси в садоводстве. И я поехал к ним на электричке. И вот я стою в тамбуре, ожидая её подъезда к моей станции. И смотрю в окно двери. Вот я переезжаю, уже медленно, железнодорожный переезд, который расположен у самой железнодорожной платформы. И что же я вижу?! В колонне скопившихся перед шлагбаумом машин я узнаю старую дяди Сашину! Да, это точно она! Ведь 21-ые "Волги" уже почти не ездят. И если в каком-то Толмачёве разъезжает 21-ая "Волга" дяди Сашиного цвета, то это точно именно его машина. Выскочив из вагона электрички, я мчусь к "Волге". А ведь шлагбаум уже поднялся, и машины начали одна за другой переезжать железнодорожные пути. Но мне повезло, что дяди Сашина машина была далеко не первой перед шлагбаумом, и я успел её перехватить. Вот было удивления у дяди Саши с тётей Люсей! И на лицах и в приветственных словах. Мне предложили сесть в машину. Ну и запашище! В салоне машины. А всё от здорового беспородного пса несло так псиной!, который сидел на заднем сидении рядом со мной. А ведь ещё по телефону отец предупреждал меня о вонючих псах-любимцах дяди Саши, провонявших насквозь всю его квартиру на Обуховской. Где же остальные два? Может, на садовом участке? И ведь мой отец ещё по телефону высказался, что дядя Саша на старости лет просто помешался на своих барбосах, да я не придал его словам особого значения, будучи озабоченный проблемой поиска временного жилья для себя или для нас с мамой до конца войны с бомжами или хотя бы до снижения напряжённости на бомжацком фронте. И уже в машине я понял, что при такой вони как в её салоне, жить мне или нам с мамой невозможно. То есть я сделал умозаключение, что и на Обуховской точно такая же вонь.
Оказалось, что перехваченные мной на железнодорожном переезде дядя Саша и тётя Люся выезжали по магазинам, в том числе и главное, за крышками для закатывания банок. Уже во время этой поездки с ними я понял, что жить я в Городе у дяди Саши не хочу, и физически не смогу. Из-за вони.
Вот мы и приехали на их садовый участок. Встречали ли нас остальные псы-вонючки или нет, я не помню - это не важно. На участке оказалась построенной лишь времянка, а фундамент будущего дома так и остался без возведённых на нём стен. Видно, кишка у них оказалась тонка построить дом в наступившие сложные для страны времена. Во времянке в передней комнате, являющейся кухней, на столе стоял и чисто вещал всё тот же радиоприёмник "Грюндиг". Да-а, дядя Саша постарел. А вот старина-немец всё такой же: на удивление до сих пор целый и чисто звучащий всё той же политической говорильней, то есть в своём прежнем репертуаре, как когда-то на Ладоге... Пока тётей Люсей разогревался борщ, я рассказывал дяде Саше, а заодно и ей, об обстоятельствах, приведших меня к ним. То есть о войне с бомжами и о, как следствии её, необходимости мне или нам с мамой куда-нибудь на время съехать из нашей квартиры-Кристины, например, в их, дяди Сашину и тёти Люсину, квартиру на Обуховской обороны.