И тогда я сказал - согласен !
Шрифт:
– - Нельзя ли обойтись без эффектов?
– - спросил председатель.
– - Можно, -- ответил я небрежно и не удостаивая его взглядом.
– Наберитесь, пожалуйста, терпения, я вас тут долго слушал!
Председатель крякнул с досады и провернулся на стуле, прокурор глянул на меня петухом, присяжные перестали обсуждать насущные проблемы.
– - Все, о чем я вас прошу -- это выслушать меня, -- сказал я уже спокойнее.
– - Я говорю в первый и в последний раз.
Ответом мне было полное внимание.
– - Дело, которое здесь рассматривается -- не есть обычное дело. В продолжении всего следствия я пытался доказать его необычность, или даже неслыханность, но безуспешно. Мне не поверили, и вы сейчас мне не верите тоже, потому что разум отказывается принимать все необычное и выходящее за рамки представлений. Чтобы доказать необычное, нужно явить какое-нибудь чудо!
– - но пока что никакого чуда не произошло, и вы мне не верите. Я это очень понимаю и не обвиняю вас, вы таковы, каковы все люди. Но наберитесь терпения -- чудо все-таки произойдет, оно произойдет здесь, пред вашими глазами, как только я закончу говорить, -- и тогда вы поверите мне, тогда вы задумаетесь над тем, что я вам сейчас сообщу!
– - Я остановился перевести дух и обвел взглядом притихший зал. На меня были устремлены сотни взглядов, слова мои записывались на магнитную ленту, облик мой запечатлевывался кинокамерами для потомков. Я остался доволен таким вниманием -- давно замечено, что чем необычнее речи, чем страннее произносимые слова, тем уважительнее аудитория относится к оратору.
– - Я позволю сказать несколько слов о себе, чтобы понятнее были некоторые мои поступки, -- продолжил я.
– - Я родился в одна тысяча девятьсот шестидесятом году от рождества Христова, то есть тридцать шесть лет назад, но мне сейчас ровно сорок два года, если считать все прожитые мною месяцы и дни! -- (Аудитория зашевелилась.) -- Объяснить такое несоответствие довольно просто: в период с девяностого по девяносто пятый год я совершил несколько перемещений во времени в будущее, где провел в общей сложности шесть лет. Я прожил эти годы в двадцать пятом веке, то есть через четыреста с лишним лет, считая от этого дня.
– - Чем же вы там занимались?
– - обронил прокурор, иронично улыбнувшись.
– - Очень хороший вопрос, -- одобрил я прокурора.
– - Я только хотел сказать об этом, потому что если не скажу, то непонятными будут произошедшие события.
– - Нельзя ли покороче?
– - снова подал голос председатель.
– - Можно!
– - смело отвечал я.
– - В двадцать пятом веке я занимался охраной общественного порядка, то есть, служил полицейским.
– - Как -- полицейским?
– - изумился прокурор. Можно было подумать, что если бы я назвал другое занятие, то он поверил бы мне больше.
– - Да так вот, -- выговорил я.
– - Охранял общественный порядок от всякого рода насильников и убийц!
– - Разве в двадцать пятом веке есть убийцы?
– - спросил кто-то из зала, и мне это понравилось, потому что выступление незаметно приобретало форму диалога, имеющего, как известно, наибольшую убеждающую силу.
– - В двадцать пятом веке есть все!
– - многозначительно произнес я.
– Вы не можете даже представить, чего нет в двадцать пятом веке!
Председатель постучал молотком по столу.
– - Я бы попросил выступающего говорить по существу рассматриваемого дела.
– - А я и говорю по существу дела!
– - парировал я.
– - Корни этого дела уходят в двадцать пятый век, поэтому я и говорю теперь о двадцать пятом веке!
– - Пусть рассказывает!
– - крикнул кто-то рыночным, если можно так выразиться, голосом.
Председатель поморщился и опустил голову. Больше он меня не перебивал.
– - Когда мне в первый раз предложили отправиться в будущее, то я, так же как и вы теперь, не мог предположить, что там может ожидать меня что-то плохое. Как и вы я думал, что будущее -- это сверкающий рай, что богатства там не меряны и неисчислимы, я думал, что найду в будущем царство справедливости и счастья, в котором нет униженных и все люди -- братья, что насилие для них давно забытая вещь, и что там правит бал одна лишь красота, а на всем лежит печать вдохновения!
– - (Краем глаза я следил за слушателями и с удовольствием заметил, что глаза у многих заблестели, а сами они словно бы пригнулись, как бы стали ниже ростом -- верный признак возросшего внимания.) -- Но однако, первое же мое путешествие в будущий рай рассеяло мои иллюзии. Да, двадцать пятый век -- это век изобилия, это век технических чудес, о которых я ничего не могу сказать, потому что многого не понимаю до сих пор, -- и вместе с тем, это век своеобразной и, я бы сказал, устрашающей красоты, потому что... потому что у меня мороз по коже пробегает, когда я вспоминаю некоторые ее проявления. -- При этих словах я передернул плечами, словно мне действительно стало холодно.
– - Но главное, что отличает двадцать пятый век -- это не роскошь и не устрашающая красота, и не технические чудеса, которые мы не в силах сегодня понять, и даже не полеты к далеким планетам солнечной системы, на которых человечество основало свои колонии. Нет, главное -- это дух, который витает над этим всем и который, я бы сказал, оплодотворяет это все!
– - Быть может, меня и не вполне понимали в тот момент, но я уже не мог остановиться.
– - Мы с вами, все вместе, идем по дороге прогресса. Это общепризнанно. Дорога эта очень трудна и опасна, на ней много тупиков, много провалов и опасных вершин; дорога эта требует огромного труда, она требует колоссального напряжения наших сил. Но до сих пор никто не ответил -- куда ведет эта дорога, и должны ли мы, вообще говоря, по ней идти. На каждом этапе своего развития человечество ставит перед собой новые, ясно различимые цели, полагая, что это и есть конечный пункт и что достигнув его, можно будет, наконец, успокоиться и перевести дух, что тогда разрешатся все вопросы и будут удовлетворены вековые чаяния. Но однако, сколько не было поставлено таких ориентиров и сколько их ни было достигнуто, -- количество проблем отнюдь не уменьшилось и человек не стал счастливее. И тут возникает большой вопрос: достижимо ли в принципе счастье для человека? Можно ли поставить такие цели для себя, достижение которых даст нам успокоение, или мы вечно обречены метаться в тщетной борьбе, достигая неизвестно чего и воюя неизвестно с кем?
– - Я приостановился и обвел взглядом присутствующих. Все как один смотрели на меня. Лица были серьезны и напряжены. Никто не собирался меня прерывать.
– - Так вот я и говорю, -- продолжил я, несколько сбившись с мысли, -- что картина, увиденная мною в двадцать пятом веке повергла меня в крайнее уныние. То, что я там нашел, оказалось настолько безобразно, что одно время я хотел даже покончить с собой.
– - Но ведь вы сказали, что вы нашли там общество изобилия и красоты!
– снова крикнул кто-то из зала.
– - Устрашающей красоты, -- поправил я машинально.
– - Хотя дело вовсе не в этом.
– - А в чем?
– - Дело в духе... незримо витающем над всем.
Я подождал очередного вопроса, но его не последовало, а у меня вдруг кончились слова -- слишком живо предстали передо мной картины прошлого, то есть, будущего, будь оно проклято!.. Опустив голову, я стоял без движения. Мне вдруг подумалось, что ничего и никому я не смогу доказать, потому... потому что чужой опыт ничему не учит. Учит лишь свой собственный опыт, пережитый самым непосредственным образом. Да и то не всегда и не всех.
– - Вы закончили?
– - донеслось от председательского стола.
Я поднял голову.
– - Нет, я не закончил. Я, собственно, только начал.
– - Я бы попросил по возможности сократить свою речь, -- сказал председатель, покашливая в кулак.
Я снова поглядел в зал и увидел, что эти люди ждут от меня некоего откровения. Как бы ни были фантастичны мои слова, люди пытались найти в них нечто... Человек всегда и во всем ищет нечто такое, чему нет названия и чего он сам не до конца понимает. Но сделав очередное открытие, говорит себе: "Нет, однако, я чего-то не то открыл! Надо бы поискать еще." -- И ищет дальше.
– - В общем так, -- произнес я, -- главное: я хотел бы еще раз повторить при всех, что я не убивал этих двоих. Они -- не люди, это специальная органическая масса, имитирующая человеческое тело. Мне ее подбросили специально.
– - Зачем?
– - Чтобы я попал в безвыходное положение и согласился на их условия.
– - Чьи?
– - Я про это уже говорил. Меня хотят заставить вернуться в двадцать пятый век, чтобы я продолжил службу в тамошней полиции.
– - Не могут без вас обойтись?
– - Почему же, могут. Но им проще уговорить меня, чем искать другого кандидата. Меня не нужно учить, к тому же, я был хорошим полицейским. Мной были довольны.
– - С хорошими полицейскими так не поступают!
– - заметил кто-то.
– - В двадцать пятом веке так могут поступить с кем угодно!
– - утвердил я.
– - Если бы вы хоть ненадолго перенеслись на четыреста лет вперед (О! Как бы я этого хотел!), то вы, вполне возможно, прокляли бы собственных детей!
Засверкали фотовспышки, застрекотали записывающие устройства - последние мои слова понравились чрезвычайно!