И тысячу лет спустя. Ладожская княжна

Хотя Марк остановился в простеньком хостеле, чтобы сэкономить деньги, ему довольно повезло. Аристову досталась верхняя койка в комнате на шестерых, из которых четверо были студентами и являлись спать только под утро. А мужчина, разместившийся под Марком, приходил дважды: вечером и к полудню, и каждый раз шел в душ. Вероятно, он ночевал у некой дамы, с которой они уже были достаточно близки для секса, но не для утреннего душа и завтрака.

Марк не знал, как долго ему придется искать Марину, да и найдет ли он ее вообще, и потому пытался растянуть оставшиеся сбережения на большее количество дней. Немного он все же подготовился и перед самым отъездом еще раз связался с приемными

родителями Мирославы. Марк узнал, что они возвращаются в Лимерик из своей командировки в Дублин через три дня, и потому они договорились встретиться уже на месте, в их доме. Марк собирался открыть им все карты и, наконец, пролить свет на запутанное дело об исчезновении их дочери. Или убийстве. Если кто-то и убил Мирославу, то это была сама Марина. И если Мирослава и Марина — сестры, а Анна, вероятно, — их мать, значит, где-то есть и отец. Если верить словам Александра, родители Мирославы сгорели в пожаре. Анна и Дуглас сгорели в пожаре. Такое должны помнить соседи. Или газеты. С этого Аристов и решил начать, как только встретится с Ковалевыми.

— Что ж, нет ничего невозможного, — смеялся над собой опер, слезая с двухъярусной кровати. — Подумаешь, опираясь на слухи и догадки, найти погибших ирландских супругов в ирландском городе, где ты не имеешь никаких прав, власти и не говоришь на английском. А затем найти и Марину, которая, скорее всего, вовсе и не Марина. Кто знает, может, это и вполне возможно. В художественных романах.

Но Марк не был романтиком. Скорее, законченным скептиком и реалистом, и потому ему был нужен четкий план. Он знал, что Евгений, приемный отец Мирославы, имел хороший капитал в Ирландии, а значит, и связи. Он даже смог достать ему визу! К тому же когда-то мужчина был лично знаком с одной из подозреваемых, даже с двумя, а это уже что-то. Осталось только нащупать ту самую ниточку, за которую нужно было потянуть, чтобы начать распутывать клубок.

Первые три дня Аристов решил ничего не предпринимать и не занимался поисками намеренно. Он гулял по центру, изучал город, нашел то место с фотографии маленькой Мирославы — замок короля Иоанна, расположенный в самом сердце Лимерика на Королевском острове. Тем не менее голова его сама по себе поворачивалась то влево, то вправо, когда мимо проходили рыжеволосые девушки, коих было много.

Следователь даже записался на экскурсию по замку, во время которой постоянно задавался вопросом, на кой черт он сюда пришел и как это поможет делу. Его мучила совесть. Он не привык бездействовать и не привык тратить мизерную зарплату опера на безделушки. Тогда он вспоминал Марину, из-за которой ему все-таки пришлось нарушить свои правила: купить новый телефон, билеты в никуда, а теперь еще и слушать гида на английском! Познания Марка в английском оставляли желать лучшего. Он был даже хуже собаки, которая все понимает, но молчит.

В конце экскурсии, когда группа уже вышла из замка и собралась неподалеку на площадке, поросшей молодой зеленой травой, чтобы сделать фотографии, Марк вдруг сам себе сказал вслух: «И ты здесь была». Следователь вытащил из перекинутого через левое плечо рюкзака фотокарточку, сложенную вчетверо, и вытянул с ней руку. Действительно. Все те же круглые серые башенки, соединенные меж собой коридорами, и красные флаги, развевающиеся на их крышах от ветра, идущего с реки. В груди вдруг стало тепло и приятно. «Ты была здесь, Мирослава». Он удивился тому, что впервые сначала подумал о Мирославе, а не о Марине. Он тосковал по ней. Аристов и сам не заметил, как проникся светлыми чувствами к Мирославе, Марне ли. Оставались последние страницы ее книги, которую он везде носил с собой, и Аристов с упоением и страхом читал новые строки. Порой он перечитывал их по несколько раз и, нервничая, сминал уголки.

После замка Марк добрался до музея Хант, прямоугольного серого трехэтажного здания с такой же серой крышей на берегу реки Шаннон. Опер тут же утомился, когда дошел только до сотого экспоната из двух тысяч,

но все же дошел до конца, иначе зачем была потрачена двадцатка! Когда Марк узнал, что в Лимерике есть еще как минимум три замка, чтобы посмотреть, он тяжело вздохнул, но на этот раз, уставший после долгой дороги, не смог пересилить себя и просто поплелся в паб.

Марк с горем пополам смог заказать себе пиво. Он был заядлым курильщиком, но не был любителем выпить. Нельзя было приехать в Ирландию и не зайти в паб! Это было преступлением! И об этом знал даже самый бедный и плохой путешественник.

Ирландцы удивляли его. Их манера говорить, смеяться, щедро угощать друг друга выпивкой и заводить песни отличали их от людей в России, и Марк чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Некоторые местные пытались подсесть к нему, заговорить, хлопали по спине, и тогда он вздрагивал и, натянув улыбку, отмахивался рукой, мол, он их не понимает и хотел бы остаться один. И вот в очередной раз, когда он был готов отмахнуться от разговорчивого ирландца, он увидел… девушку. Рука его зависла в воздухе, а после опустилась обратно к стойке и обвила холодную полупустую кружку темного.

Она была блондинкой лет тридцати. Одета дорого и стильно. Еще бы! «Жить в Лимерике или же приезжать сюда в путешествие — дело накладное», — подумал Марк.

— Откуда ты? — заговорила она с ним на русском, широко улыбаясь и натягивая красные пухлые губы. — Не смотри на меня так! Я наших везде узнаю! Сидишь тут один, как беженец, и боишься пошевелиться!

— Я… Петербург, — только ответил он и слегка приветственно улыбнулся.

Он не смотрел на нее долго и уж тем более пристально. Только когда отвечал. А после его взгляд тут же возвращался к пальцам, которые обвивали кружку. Марк по-всякому крутил ее, рассматривая таявшую пену.

— Обалдеть! Я же тоже питерская! — вскрикнула она, еще больше открывая рот и придвигаясь ближе к Марку, чтобы перекричать музыку и шумевшую позади компанию фермеров. — Меня зовут Алиса! А тебе говорили когда-нибудь, что ты похож на Мэттью Макконахи? Я сначала чуть не упала, когда увидела тебя!

Действительно, как только она открывала рот и начинала говорить, вся ее прежняя благородность и умение подать себя трещали по швам. Быть может, Алиса просто была пьяна, и потому уже не могла подыгрывать сама себе, изображая девушку из высшего общества. Быть может, она была в Ирландии совсем одна, и все, что происходило в Ирландии, оставалось… в Ирландии. Не прошло и получаса с начала их беседы о всяком, как Алиса начала оказывать Марку явные знаки внимания. Она попросила проводить ее до отеля, что находился в нескольких кварталах отсюда.

— Я ни на что не намекаю… — смеялась она, закатывая глаза. — Просто здесь так много пьяных ребят и фермеров, снующих туда-сюда, а я такая красивая. Поздно уже…

Он внимательно посмотрел на Алису, но теперь уже не отводя взгляда. Ее опьяненные глаза сверкали не то от пива, не то от мужчины, сидевшего рядом. Она была красива и так доступна. Марку стоило только выйти с ней из бара под руку, и эта же рука после оказалась бы у нее под юбкой.

— Я приехал сюда к девушке, — немного подумав, вдруг серьезно ответил он.

Он и впрямь вспомнил о Марине и видел ее лицо перед собой, как сейчас видел лицо Алисы. Ее чистота, невинность и порою незрелость и ребячество, прежде раздражающие его, вдруг стали ее достоинствами. Марина была где-то рядом. Даже ближе, чем Алиса. Марина была внутри. Что-то перевернулось в груди Марка. Он понял, как не хотел сидеть рядом с этой девушкой и как оскорбляла она Марину одним только присутствием рядом с ним и широко открытым ртом, из которого то и дело вылетали двусмысленные фразочки и намеки. Он не хотел быть с другой женщиной. По крайней мере, сейчас. Пока помнил запах тех рыжих волос, пока помнил вкус тех слез на тонких девичьих, почти детских губах. Марк также вспомнил, что был первым мужчиной Марины, и подумал, как низко было с его стороны бежать от ответственности.