И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Вот, — они показали пальцем на приближающийся автобус. — Он едет в Волгоград.
— Вы настоящие герои! — Мирослава чмокнула каждого мальчишку в щеку и села в автобус у окна и снова помахала им рукой.
— Я где-то видел ее, — почесал затылок светлокудрый мальчишка.
— Гляньте! — главный из них показал им экран своего телефона со старой новостью. — Это же та утонувшая женщина в Питере!
— Господи, — все мальчишки схватились за головы и взглянули на автобус, который уже отъехал от остановки, а затем закашлялись от клуба песка и пыли.
— Надо рассказать
Мирослава сидела в автобусе и рассматривала людей вокруг себя. Они же изредка поглядывали на нее и морщились. Девушка, будто полоумная, улыбалась сама себе, то крутила головой, то прижималась лбом к окну, рассматривая улицы Волгограда. Вот и гудящие машины с недовольными водителями в каждой. И хрущевки, суровые и серые, но такие живые. Цветастые плакаты с назойливой рекламой. Магазинчики с неоновыми вывесками. Мира положила руку на дирхам.
— Это чудо… чудо Господне… все это время я была жива. Я жива.
— Девушка, это конечная, — тучная женщина нависла над Мирославой, и та очнулась. В автобусе уже давно никого не было.
— Нет, это только начальная, — рассмеялась Мирослава и выбежала на улицу.
— Вот дура.
Мирослава шла вдоль проспекта, озираясь по сторонам. Она и не знала, куда теперь идти. Стоило направиться в полицию, и тогда ее тут же доставят домой. Или же сообщат Александру, и он в тот же день примчится в Волгоград. Но что-то мешало ей. Что-то не давало зайти ей внутрь, когда Мирослава остановилась напротив отделения, на которое набрела случайно. Кажется, она хотела оставаться мертвой. Она хотела, чтобы прежняя Мирослава умерла. Что-то стало в ней теперь немного от варягов, от словен, от вёльвы и от Райана.
— У вас все в порядке? — к ней обратился один из полицейских, что вышел из отделения.
— Да, — прошептала Мирослава и тут же пошла прочь, пока он не узнал в ней пропавшую или не увидел шрама на ее шее.
В животе бурчало. Мира посчитала оставшиеся деньги.
— Что же, придется остаться голодом, но, наконец-то, попить кофе…
Мирослава засунула руки поглубже в спортивные штаны и отправилась искать кофейню. Майский ветер доносил до ее ноздрей благоухание сирени и черемухи. Люди, гуляющие мимо неспешно, смеялись, делали фотографии и что-то обсуждали. Никому не было дела до девушки с мокрыми волосами в растянутых штанах, кожаных старомодных ботинках и детской футболке с роботами.
Колокольчик звякнул, и она зашла в кофейню с панорамными окнами, которая приглянулась ей книжными стеллажами. Мира выбрала столик у окна, уселась, пересчитала деньги и заказала маленький стаканчик капучино.
— Пожалуйста, обратите внимание на наши книги. Каждая из них продается. Вы также можете почитать любую из того стеллажа, — учтивая официантка принесла заказ.
— Спасибо, — широко улыбнулась Мирослава, и тут же отправилась к стеллажам.
— Книги… — она провела пальцами по корешкам, аккуратно стоявшим на полке, и кожа до самых локтей покрылась мурашками. — Как же давно я к вам не прикасалась… Бронте, Даль, Достоевский, Новикова… Нови… Что?
Мирослава вытянула
— Мирослава Новикова. Трэлл. Этого не может быть…
Ее охватил жар, горло пересохло, и Мирослава залпом выпила горячий кофе. Райан МакДауэлл, отчего-то ставший смазливым рисунком для девушек-подростков, смотрел на нее с обложки.
— Смотрю, вам приглянулась книга? — официантка подошла к столику, чтобы поскорее продать хоть что-то. — У нее особенная история. Очень трагичная, конечно. Вы не слышали про писательницу, что утонула два месяца тому назад?
— Н-нет…
— Вы… вы будете ее покупать? — официантка насторожилась, заметив, как покупательница изменилась в лице.
— Что? А… да, конечно… принесите… чек…
— Секундочку… — официантка отошла за бар, оглядываясь на посетительницу, и как только начала пробивать чек в автомате, то сорвалась с места и выбежала из кофейни с книгой в руках. — Эй! Эй! Вася, догони ее!
Мирослава бежала со всех ног. Что же, варяжские ботинки не такие и удобные, когда дело доходит до бега. И как только они собрались воевать? Официант Вася вынырнул на улицу следом, когда Мирослава уже пересекала дорогу среди машин, и те сигналили ей, заезжали на тротуар. Две иномарки, наконец, столкнулись, и Вася встал на месте в ужасе. Он достал телефон, чтобы набрать полицию.
Мирослава бежала куда глаза глядят, сквозь дворы и парки, чтобы найти укромный уголок в подъезде одного из жилых домов. Она уселась на лестничном пролете, взяла книгу в обе руки, но так и не решалась открыть.
— Как так вышло, что мечта всей моей жизни сбылась, когда меня не стало?..
Наконец, она, заливаясь слезами, открыла книгу, и так с приятным треском картона показала ей свою аннотацию. Мира пробежала быстрым знающим взглядом по строкам.
— Это не мое… Это не я… Я не писала…
Тогда она принялась листать страницу за страницей. Ее глаза бегали от имени к имени, от события к событию. Синеус вдруг стал Харальдом. Трувор Утредом. Райан вдруг… освободился и встретил Марну, что была вовсе не варяжской женщиной, а пришла из воды…
— Это… шутка?
Мирослава захлопнула книгу и уставилась на стену, исписанную какими-то издевками и прозвищами, что оставляют на подъездных стенах непослушные подростки.
— Редактор изменил книгу точь-в-точь тому… что… видела я. Это невозможно… А что же… что же теперь?
Мирослава перевернула книгу и открыла ее в самом конце.
— Нет, не может быть.
Последняя глава оставалась точно такой же, какой писала ее Мирослава, что было самой настоящей писательской ошибкой, халтурной работой, черновиком, ошибкой. Тогда она нашла ту страницу, на которой сама покинула книгу, уйдя в воду.
— Райан зовется Ратибором и идет в Итиль… Его схватили хазары… и бросили в темницу… Радима… Радима?... Вот же ты сукин сын! Мысли о Марне… Мысли о Марне… Так ты думаешь обо мне, Райан? — Мирослава пробежалась глазами по левой странице и посмотрела на правую. — Райан в Ладоге и все еще трэлл… Это…