И в аду есть ад
Шрифт:
— Но, Хэнк, прости, джаз-банд должен будет выступать в «Золотой маске». Уже все билеты проданы.
— А мне плевать. Ты и так мне должен за то, что я спас твою шкуру от грабителя. У тебя ведь до сих пор нет страховки камер жизни? Так что он бы тебя просто убил, если бы я не вступился. И если ты откажешься, я просто никогда не появлюсь в твоей забегаловке. Понял меня?
— Хэнк, я разорюсь, — побледнев, как полотно, пролепетал Бобби. — Совсем. У меня идут дела не так хорошо, чтобы выплачивать такую сумму. Ты же мой друг.
— Друг? С чего это ты взял? — грубо бросил Фрэнк. — Мы с тобой деловые партнёры. Больше ничего. Бизнес есть бизнес. Или ты платишь, или до свиданья. Ну если хочешь, можешь продать мне свою забегаловку.
— Продать? Но это все, что у меня есть. Хэнк, пожалуйста, не разоряй меня. Я не сделал тебе ничего плохого, — начал умолять Бобби.
— Что ты там блеешь? — ядовито поинтересовался Фрэнк. — Скажи спасибо, что я не выкинул тебя за твой мухлёж с моими записями из моего страхового общества.
— Хэнк, какая муха тебя укусила? Ты просто как с цепи сорвался. Что ты делаешь? — в отчаянье пробормотал Бобби упавшим голосом.
— Бобби, я получил очень хороший урок, как надо вести дела. И не давать сидеть у себя на шее. Понял?
Когда Фрэнк вышел из кабинета, Бобби дрожащими руками достал из стола бутылку виски, налил и вдруг упал лицом на стол и разрыдался. Через полчаса Фрэнк уже проходил через проходную своего завода.
— Миссис Боулинг, позовите Дженкинса и Клейтона.
— Мистер Форден, мы так рады вас видеть, — воскликнул Дженкинс, расплывшись в счастливой улыбке. — Мы очень беспокоились, когда вы исчезли.
— Садитесь, — сухо сказал Фрэнк в ответ. — Значит так, я хочу провести некоторые реформы на заводе. Во-первых, увеличить недельную норму выработки. Все рабочие, кто не сможет их выполнить, будут уволены. Во-вторых, удлинить рабочий день до четырнадцати часов и ликвидировать один выходной день. В-третьих, снизить тарифные ставки. Вот мой проект, внимательно ознакомьтесь, — добавил он, подавая Дженкинсу и Клейтону папку.
— Но мистер Форден, вы в два раза хотите уменьшить оплату? Почему? Как мы объясним рабочим? — воскликнул возмущённо Клейтон, директор завода.
— Почему кто-то им должен что-то объяснять? — возразил Фрэнк холодно. — У нас свободный рынок. Зарплата рабочего имеет тенденцию устанавливаться на уровне, равном его предельному продукту труда. Сколько произвели, столько и получили.
— Если мы вдруг резко снизим зарплату, это вызовет сильнейшее недовольство у рабочих, — попытался возразить Дженкинс.
— И что? Если будут не довольны, отправятся за ворота. Сейчас огромная безработица, люди готовы работать за миску супа. А не только за тот заработок, который они получают у меня.
— Но где мы найдём квалифицированных рабочих и инженеров? Если брать с улицы, их нужно долго обучать, — проговорил Дженкинс упавшим голосом.
— У Генри Форда на заводах был такой порядок — первоначальное образование не имеет никакого значения. Если человек окончил колледж, он быстрее вникнет в процесс, и начнёт продвигаться по служебной лестнице. Хотя, как показывает практика, большинство людей довольно тем, что есть. Что касается оплаты. Открою вам секрет, Дженкинс, — язвительно изрёк Фрэнк. — Вы приходите к человеку и говорите ему: «я буду платить такое-то количество денег за такой-то труд, который ты сделаешь для меня. И результат этого труда будет мой». Если рабочий соглашается, вы отдаёте ему обещанные деньги. Передаёте их из своей собственности в его. Он отдаёт свой труд — это и называется добровольный обмен. Если ему не нравится оплата, он может выращивать картошку на своём огороде, строить дом, открыть дело и не горбатиться на меня.
Дженкинс изумлённо взглянул на Фрэнка, перевёл глаза на Клейтона, который тоже сидел, открыв рот, ошеломлённо слушал босса.
— Мистер Форден, думаю, вы шутите, — проронил Клейтон, наконец. — Вы прекрасно знаете, что это не так. У рабочего нет средств, на которые он может открыть своё дело. Мы ставим его перед дилеммой, или он и его семья умирает с голода, или он работает за те гроши, которые вы предлагаете.
— Клейтон, вы что коммуняка? Я не потерплю у себя на заводе людей с левыми взглядами! Вы поняли меня? Если вы будете продолжать в том же духе, первым вылетите отсюда, — отчеканил Фрэнк резком тоном.
Клейтон осёкся, кровь отлила от лица.
— Мистер Форден, но если люди будут получать меньше, они будут хуже работать, — попытался образумить Фрэнка Дженкинс.
— А вот это уже ваша забота, чтобы этого не произошло, — фыркнул Фрэнк. — И вообще, Дженкинс, вы слишком много себе стали позволять. Сколько вам лет? — поинтересовался он язвительно. — Шестьдесят два? Выглядите вы, правда, старше. Я держу вас из жалости, помните об этом. Вы должны сильно постараться не разозлить меня своим бездействием.
— До того, как сюда переехать, я проработал на заводе Бейли, мистер Форден, — глухо проговорил Дженкинс, опустив голову. — Почти сорок лет. Начинал уборщиком помещений, дослужился до главного инженера и вы не имеете права со мной так обращаться.
— Я здесь хозяин, а не мистер Бейли, — с чувством превосходства, проговорил Фрэнк. — И я решаю, как мне обращаться с моими работниками. Вы можете хоть сейчас написать заявление об уходе. Понятно? Значит так. Вот план реконструкции производства. Я закрываю несколько линий, которые приносят только убытки. Снижаю расходы на тестирование и прочее. Посмотрите мой проект.
— Но мистер Форден, это приведёт к резкому падению надёжности продукции, — воскликнул Клейтон, просмотрев материалы, которые дал ему Фрэнк. — Люди будут покупать наши машины, считая, что они самые прочные, и будут гибнуть.
— Я не обязан заботиться о каждом пьянице, который залезет в автомобиль, приняв на грудь пару литров виски, — изрёк с презрением Фрэнк. — Все, совещание закончено. Через два дня я проверю, как идёт выполнение моих указаний.
Он вышел из-за стола и направился к двери. Дженкинс и Клейтон переглянулись, у обоих в глазах светился невыразимый ужас.