И в сотый раз я поднимусь
Шрифт:
В конце концов – они были правы.
Саша жила только сегодняшним днем, установив такое правило: каждый день они должны сделать сами себе какую-то радость. Пусть самую маленькую, но именно радость. Такую, чтоб перед сном вспомнить и поблагодарить уходящий день.
У них получалось.
Как-то через пару лет после развода Саше позвонил друг Антона. Вернее, дружили они семьями: Алексей с Марьяшей да Антон с Сашей. Не сказать даже, что особо дружили: вот, развелись, а их и след простыл, не спросят, как она там одна с ребятами. После развода так часто бывает: отпадает куча
– Как делишки? – спросил Алексей, словно созванивались они вчера.
Странно, подумала Саша, может, он не знает, что мы развелись. Хотя что за ерунда, она, помнится, с Марьяшей сразу после развода беседовала, описывала подробности.
– Вот, развелись, – сказала все же Саша на всякий случай, если Алексей об этом забыл. – Антон теперь здесь не живет.
– Да знаю я, ты чего? – хмыкнул старый друг. – Я тебе звоню, а не чудиле твоему.
– Он уже не мой давно. А почему чудила? – не поняла Саша.
– Единственно, что он в своей жизни умное сделал, – это на тебе женился, да и то… на ветер все пустил, – откровенно поведал собеседник.
– Спасибо на добром слове, – откликнулась Саша, не понимая, к чему клонит приятель.
– Думаешь, зачем звоню, да?
– Угу, – подтвердила она.
– Давай прямо к делу. Может, встретимся где?
У Саши совсем не было времени. Да и не могло у них быть важных дел. Вполне хватит по телефону перемолвиться.
– Ладно, – легко согласился Алексей, – слушай, дело вот какое. Ты одна, да? Никого у тебя нет после Антона?
– Какое твое дело?
– Значит, одна, – засмеялся тот. – Ясно-понятно. В общем, дела у меня идут хорошо. Просто замечательно. Ну, подумал я, вдруг тебя заинтересует. Короче, смотри, расклад такой: у меня семья, Марьяна – это святое. Но, понимаешь… Мне, как мужчине, этого мало. Мне нужна женщина, приличная, интересная, как ты. Чтоб дарить друг другу радость. Я тебе материально помогу. Одену, цацки, какие захочешь, будешь иметь. Баловать тебя буду. И тебе веселее. Ты мне давно нравилась, понимаешь…
– Ты мне что, подработку, что ль, предлагаешь? На полставки? Марьяна – святое, а я – полублядь?
– Я тебе радость предлагаю, дура, и поддержку деньгами. Я щас свистну – толпа прискачет молодых да ранних. А я о тебе подумал. Потому что ты мне нравишься.
– А в чем радость-то? Марьяне рога наставлять? Или что? Деньги за секс брать? В этом счастье? Ты что – спятил?
Алексей даже не обиделся. Удивился скорее.
– Да-а-а, слов нет. Ты, Александра – сила. Ну, что ж, ходи нетраханая, коли так.
– Спасибо, что позвонил, вспомнил, – саркастично попрощалась Саша.
– А я и не забывал. Тебя забудешь, – с уважением произнес на прощанье друг семьи.
Ну, и разговорчик! Саша была оскорблена. Бедная Марьяшка, которая «святое» для этого барана. Вот найдет он себе продажную телку для «радости», а потом начнется перетягивание каната: что сильнее – «святое» или «радость». Тьфу.
А с другой стороны, Саша вдруг вспомнила, что никакая она не тягловая лошадь, а женщина. И женщине этой льстило – да-да, что уж себе врать-то, – ужасно льстило, что кто-то о ней помнит и думает как о радости.
11. К радости!
Радости пора бы уже было и наступить. По ее дороге жизни: вверх-вниз, они все-таки довольно долго находились в слишком большом провале. С другой же стороны, на дне почему-то не так страшно. Это когда еще усатый Буревестник заметил. На дне люди или пропадают совсем, или обретают практически полную (из всех возможных для человека) свободу. Терять-то нечего! А жизнь… Пока живешь – жив. Потом – все другое. Там и страхи другие, и достижения. Что об этом думать?
Саша, раздумывая об этом, написала:
Не надо страха — В жизни смерти нет: Они всегда стоят спиной друг к другу, Поддерживая, но в глаза не глядя Одна другой. Для жизни смерть – забава, избавленье: Последний выход… Может, не последний? И что за той решающей чертой? …И грезятся волшебные чертоги, И столп огня, И свод небес лазурный… И хочется туда взглянуть, и страшно: А вдруг и правда нет у смерти глаз? Для смерти жизнь – загадка, безделушка, Забавная игрушка заводная, Которую так сладко разломать, Но стоит ли спешить и суетиться, Передвигать заветную черту? Пускай искрится, радуется, жжется, Пока сама со смертью не смирится, Пока сама черту не переступит.Так она для себя решила. Будет радоваться, раз жива. И рядом дорогие люди, которым просто положено получать витамин радости.
Одного Саша не учитывала: смерть часто не желает принимать в свои объятья живых, чей черед не приблизился. Но всегда найдутся среди живых темные люди, получающие зловонное удовольствие от мучений и страха тех, кому положено жить по всем законам, кроме законов этих, темных, наслаждающихся болью и безысходностью.
И чаще всего чужие жизни ломает не смерть. Ей-то что. Она не торопится.
Чужими жизнями забавляются те, кому нет дороги в жизнь вечную. Чьи души мертвы. И душегубствуют, терзают они тех, кто попался в западню, в надежде перехватить себе душу живую.
Надежды эти напрасны.
Однако страданий на земле меньше не становится.
Может, иногда не стоит и выкарабкиваться со дна пропасти? Жив – и копошись там.
А то, забравшись на очередную вершину, скатишься в следующий раз так, что и костей не соберешь?
Так думать нельзя. Надо идти. Без страха.