И в сотый раз я поднимусь
Шрифт:
– Ну, понимаешь, я плохая любовница. Вот.
– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Леня.
– Мне муж сказал. Когда разводились.
– И как это я ничего не заметил! Провел вечер во лжи, – затосковал жених. – Как же мне дальше… с небабой?
– Не с небабой, а с бабой никакой! Все, я предупредила, дальше дело твое, разбирайся сам, – облегченно вздохнула Саша.
– Да вроде разобрался. Или нет? Пойдем – выйдем поговорим, а?
Ну, ничего у них не получалось серьезно!
Но было, было и серьезное.
Когда принялись говорить о судьбе. О том, почему так долго пришлось ждать и почему случайно встретились именно сейчас. Правда, могли бы совсем не встретиться. Но могли бы и раньше.
– Ведь могли бы, да? – упрекала судьбу Саша.
– Меня мысль о тебе все эти годы грела. Я, понимаешь, идиот. Писал
– Ты что? – изумилась Саша, боясь слушать дальше.
– Пошел, – подтвердил любимый. – Боялся, но шел. По адресу. Подъезд долго искал. Я к первому подошел, а у тебя седьмой. И вот издалека вижу: открывается дверь, выкатывается коляска. Я сразу обратил внимание: двойная коляска, у кого-то близнецы. А следом выходишь ты. Та же самая, как я тебя помнил. Только лицо строгое. Издалека мне показалось, что строгое лицо у тебя стало. Потом появился твой герой-любовник.
– Муж, – уточнила Саша.
– Он самый. Ты к коляске наклонилась, что-то там поправила, выпрямилась, рукой ему помахала и домой пошла. И я ушел. Посмотрел на твоего мужа, позавидовал. На мать тогда обида была невыносимая. Думал, вот, она меня счастья лишила своими требованиями, что не женюсь и все такое. В общем, я ей в отместку очень скоро женился. А получилось – себе в отместку. Прямо на первой встречной. Ну, почти. Она у нас какую-то дребедень вела, историю партии, что ли. На десять лет старше. И я пришел на семинар, жутко злой был. Она меня вызывает, я говорю, мол, не готов. Другой вопрос – не готов. И она подначила: «А вы вообще-то хоть на что-то способны? К чему-то готовы?» А я ей: «Жениться готов на вас, хоть сейчас». Она говорит: «Ловлю на слове». И, представь, пошел с ней и расписался. Из принципа. В общем, удружил всем. И себе, и матери.
– Ты быстрый. Прям как я, – вздохнула Саша. – А потом? Так и стали жить?
– Стали жить-поживать и добра наживать. Нажили сына. Оседлала она меня вполне прочно. Придраться было не к чему, все идет как по маслу: сын, работа, жилье. Но я время от времени ездил к твоему дому. И ни разу тебя больше не встретил.
– Мы в Чехословакии жили. Пять лет.
– В какой-то момент я как проснулся. Думаю: неужели это так и будет дальше в моей жизни? До самого конца?
– А сын?
– Сын – да. Сын – держал. Но эти мысли сына не касались. Только меня. Потом перемены начались. Отец у меня академик был, микробиолог. Пригласили его в Штаты, лабораторию предоставили, всей семье, включая меня с женой и сыном, дали вид на жительство. Я не хотел ехать. Но, казалось, надо сына спасать, тут как конец света был. Развестись, а потом ехать – надо было. Но она бы сына не отдала. А парня было жалко. Короче, поехали вместе. Тут архитектурный закончил. Устроились в Бостоне, поехал в Лондон, в академию известную. Отучился. Свою фирму в Штатах открыл. Строил дома знаменитым и очень богатым. Построил своим дом. И все – больше, чувствую – не могу. Она ничего не хочет, работу не ищет, не историю же КПСС преподавать. Скандалить начала от безделья. В общем, я подал на развод. Предложил отдать дом, обеспечение сыну, естественно, ей какие-то деньги. А в ней проснулся инстинкт строителя коммунизма: мое – мое, и твое – мое. Затеяла процесс. И пошло-поехало. Оказывается, она больная чуть ли не смертельно. Кроме того, я ее, оказалось, практически насильно увез с милой родины. И еще: у нее упущенные возможности! Она в университете преподавала, а тут не может! Карьеру ей сломал. Потребовала фирму на нее переписать со всей клиентурой и, помимо дома и выплат на сына, единовременную компенсацию… Короче, я отдал все, что у меня было. И мы расстались друзьями. По крайней мере, сына могу видеть беспрепятственно. И даже прописан в Москве в ее квартире. Не думал, что нужна мне эта прописка, забыл про нее. А паспорт вот для чего пригодился: для штампа, чтоб на тебе жениться!.. После развода улетел в Европу, открыл бюро, строю дома, когда заказы есть. Построю, получу гонорар, живу до следующего заказа. Копить не люблю, толку никакого.
– Что же потом… Ты так и остался один? – Этот вопрос Сашу, конечно, интересовал больше всего.
– Один в большом городе… – усмехнулся Леня. – Были всякие. И никого. Вот как-то так.
– А Москва? Ты часто в Москве бываешь?
– Последние годы строю дома по большей части нашим. Или тут, или им же, но в разных частях света. Сейчас вот прилетел заказ получить, обговорить пожелания. И вдобавок тебя нашел. Верней, все остальное теперь – вдобавок к тебе.
– Тогда хорошо. Только знаешь… ты из ее квартиры все же выпишись, пожалуйста. А то я, кажется, жутко ревнивая.
– Договорились. Вернее, не так. Есть, мой генерал! Так правильно?
– Так правильно!
Легко у них все решалось.
2. Неожиданность
Ну вот, казалось бы, хеппи-энд. Свадьба состоялась. Герои сначала встретились, потом потерялись, забыли друг про друга, продираясь без особой цели по дебрям существования. Что-то нажили, что-то растеряли. Вроде бы даже набрались горького опыта. И тут – новая нечаянная встреча, любовь и теперь уже – навеки вместе. Долгий поцелуй. Титры. Нет, вернемся к долгому поцелую. Долгий-долгий, долгий поцелуй. И потом только титры под трогательную лирическую песнь. И хорошо. И на этом можно перейти к повседневным делам, забыв о тех, кто порадовал обретением вечного счастья.
Но жизнь не останавливается, продолжается, как ни вопи ей: «Эй, затормози здесь, мгновенье! Остановись. Приехали! Ты – прекрасно! Дальше – тишина!»
Саше сильнее всего на свете хотелось, чтобы больше ничего в ее жизни не происходило: ни плохого, ни хорошего. Да, знала она, знала про свой график, про то, что после долгого карабканья вверх будет какой-то передых. Но – опыт подсказывал: и передыхи кончаются. А потом – пожалуйте вниз, с ветерком!
И почему-то вместо того, чтобы просто радоваться, цвести пышным цветом и пахнуть, как ландыш после дождя, она стала переживать приступы невнятной тревоги, подобные далеким всполохам на горизонте, предвещающим грозу. Как пел кумир ее юности:
Дом стоит, свет горит, Из окна видна даль, Так откуда взялась Печаль? И вроде жив и здоров, И вроде жить не тужить, Так откуда взялась печаль? [9]Хотя все вокруг твердило об обратном: впереди только счастье и радостные обретения.
Одно из них сразило буквально наповал.
Как и предполагалось, Леня улетел в Лондон на следующий день после того, как они расписались.
9
Виктор Цой. Печаль.
Саша вроде бы вернулась к размеренности обычной жизни, понимая, что ее, прежней, устоявшейся и понятной до каждой минутки, остаются считаные дни. Стала ее душа цепляться за родную рутину: завтраки с детьми, болтовня, уроки с Мишкой, который вдруг из ребенка превратился в томного юношу, мечтающего о чем угодно, только не о собственном правильно устроенном будущем. О Лене она думала с замиранием сердца. Ждала его бессонными ночами. И – не хотела перемен.
И вот, в одно прекрасное утро, когда она осталась дома одна, в дверь позвонили. Именно в дверь, а не в домофон. В последние годы московский быт складывался так, что, если дома не ждали гостей, на случайные звонки и не думали реагировать. Ну, кто это может быть? Соседи всегда предварительно по телефону справятся, есть ли кто дома. У каждого обитателя квартиры имеется свой ключ. Кто ходит по домам? Агитаторы всякие, жулье, проходимцы. Нечего и время тратить на них. Однако в тот день, услышав звонок, Саша пошла к двери, глянула в глазок и, увидев смутный женский силуэт, открыла. Открыла и – обомлела.