И в сотый раз я поднимусь
Шрифт:
Так она пугала и утешала себя, пока Леня не переступил порог ее дома.
И снова они улыбались друг другу, не веря самим себе.
– Всю ночь не спал. Ругал себя, что с тобой не поехал. Нельзя было отпускать, – горестно вздохнув, объяснил Леня свои терзания.
– И я себя ругала. Не помню за что, – радовалась Саша.
– Ты не передумала?
– Нет. А ты?
– Конечно, нет. Я же здесь, с тобой. Я тебя больше не отпущу.
Через две недели они были уже мужем и
Эти дни перед свадьбой Саша вспоминает как время непрестанного общения с Леней. Хотя они разлучались почти каждый день: дела. Разлучались, но не расставались. Что бы ни приходилось делать, фоном были мысли об их любви. То, что именно это и есть любовь, Саша не сомневалась ни на минуту. Они даже не планировали никак свое будущее. Раз Бог привел встретиться, надо быть вместе, как бы ни складывались обстоятельства.
В первые их встречи – удивительно – они даже не целовались. Сидели, обнявшись, прижавшись друг к другу, как две половинки, наконец-то ставшие целым. Вот: жениться собрались, не испугались, а целоваться было почему-то страшно. Не из-за мысли: понравится – не понравится. От переполненности друг другом.
Так прошла суббота, воскресение, в понедельник Саша вышла на работу и удивилась вопросам коллег о Лондоне. Что за Лондон такой? Ах да, Лондон… Ну – Лондон как Лондон. Все при нем. Только он очень-очень далеко… За туманами…
Неузнаваемо изменилась Саша.
С работы ее встречал Ленечка, они торопились в загс, волновались: а вдруг не согласятся их расписать, потом пошли по Тверской, бесцельно, наполненные счастьем, которого, говорят, не бывает, а оно – вот… Стучится в сердце так, что не верить ему невозможно.
Тут-то, на Тверской, стали они целоваться, словно наконец-то решили наверстать упущенные годы.
Очнулись от того, что злобная бабка наехала на них своей сумкой на колесиках.
– Стыда нет совсем! Проститутки! – установила бабень вместо извинений, колюче цепляя глазом то Сашу, то Леню, словно взвешивая, кто тут из них больше подходит под ее определение.
– Вот именно, – подтвердила Саша. – Мы – они.
– Мы же на Тверской, – солидно поддержал Ленечка. – Там, где положено…
– Тьфу, – крикнула бабка, – тьфу, бесстыжие…
Видно было: ей очень хотелось напитаться их счастьем. В городе, где много несчастных людей, каждому хочется урвать себе хоть кусочек, неважно каким способом.
Только они были уже не маленькие и отдавать то, что обрели с помощью чуда, не собирались ни в коем случае и никому.
Подошли к светящемуся козырьку отеля.
– Идем ко мне, – обнял Сашу жених.
– Сюда? – обрадовалась она возможности скрыться от чужих глаз.
Нарядный швейцар, прямо как с картинки, поклонился с достоинством.
– Только бы дойти до лифта, – мечтала Саша.
Ей не терпелось вернуться к поцелуям.
В лифте мешали посторонние. Только и можно было, что за руки держаться, чувствовать электрические разряды.
Они не включили в номере свет, не разделись, не легли. Стояли у окна и целовались.
Потом, все еще не раздеваясь, улеглись: ноги не держали. На раздевание времени не было, не могли же они оторваться друг от друга из-за каких-то пустяков.
Впервые в жизни Саша не стеснялась, не думала, как она выглядит со стороны, не боялась последствий.
Все было изумительно красиво: и мешающая одежда, которую удалось какими-то рывками частично содрать с себя, и случайные прикосновения к горячей коже, и его бережный вопрос: «Можно?», когда можно было все, и то, что потом – п о т о м! – все равно не хотели разомкнуть объятия, оторваться от губ, ловили теплое дыхание друг друга…
Они даже немножко поспали так, в гнезде из собственных шмоток.
Саша проснулась от его взгляда.
– Еще, – попросила она. – Еще, еще и еще…
…Их первая предбрачная ночь…
Они выползли из номера, когда и вправду ночь спустилась на город. Проголодались до обморока. Можно было заказать в комнату, но оба стремились к людям, осмотреться в окружающем мире после всего, что у них произошло. Они ужасно нравились себе. Казалось, что и все вокруг смотрят на них с восхищением.
Вдруг Саша вспомнила, что давно, уже дня два назад, хотела сказать Ленечке что-то очень важное о себе. Чтоб все между ними было совсем-совсем по-честному.
Еду им еще не принесли, она посолила ломоть теплого хлеба, жадно откусила и запила вином.
– Знаешь, я все хотела и забывала тебя предупредить, – решительно сказала она с набитым ртом. – Ну, чтоб по-честному. Я – баба никакая.
Она помнила упрек Антона перед разводом и решила поведать о себе всю неприглядную правду. Нельзя же начинать совместную жизнь со лжи.
Леня радостно засмеялся, как тогда, в аэропорту, когда она не желала открыть глаза.
– «Баба никакая» – это о чем? Коня, в смысле, на скаку не остановишь? Или снопы вязать не умеешь?
– Ты знаешь, о чем, о том самом, – настаивала Саша на горькой правде.
– Вообще-то я не бабу замуж беру, а тебя, Сашенька.
– Нет. Я не о том. Только ты послушай внимательно. Это важно. Это очень важно мужчинам всем. Я знаю. У меня есть подруга, ей муж говорит, что он с ней пятнадцать лет живет только потому, что она лучше любой профессионалки. Понимаешь?
– В смысле – проститутки? – уточнил Леня.
– Ну, наверное, да. А я хуже, – горестно призналась Саша.
– В смысле – проститутки? – улыбался Леня.
Саша не выдержала и засмеялась.