И вспыхнет новое пламя
Шрифт:
Морщусь.
Давлюсь слезами.
Руки согнуты в локтях лишь для того, чтобы не упасть.
Моя голова запрокинута наверх – он не прекращает дергать меня за косу.
Движения Пита яростные.
Глубокие.
Шлепки голых тел эхом отдаются у меня в ушах.
Больно.
Мерзко.
Неправильно.
***
Лежу на животе, глядя в пустоту.
Мелларк получил, что хотел и сполз с меня. Он сидит на полу возле кровати, не шевелится.
Мое лицо противно чешется от влажных волос, облепивших кожу.
Я опустошена.
Слез больше нет.
На дрожащих ногах встаю на пол, подтягиваю штаны: застежка порвана, так что приходится придерживать их рукой.
Поправляю майку.
– Прости…
Даже не оборачиваюсь на его голос.
Неуверенно иду вперед, выхожу из палаты.
Дверь с громким звуком захлопывается за мной.
Бреду сама не знаю куда.
Шаг, еще шаг. Поворот. Лестница. Снова поворот.
Скребусь в дверь.
Хеймитч открывает спустя бесконечные минуты. Его лицо помято, вероятно, он спал.
– Чего надо? – грубовато спрашивает он, но, видя мое оцепенение, тут же замолкает. Втягивает в комнату, зажигает свет.
Из горла Эбернети вырывается сдавленный крик, когда он осматривает меня с головы до ног.
Избитая. Зареванная. С порванными штанами.
– Матерь божья… Китнисс… – его голос хрипит от переизбытка эмоций.
Он тянется вперед, наверное, собираясь обнять меня, но я шарахаюсь в сторону раньше, чем успеваю подумать об этом. Ментор замирает на мгновение, но тут же снова делает шаг ко мне. Он уводит меня в душ, заставляет встать под теплые струи воды.
Прикосновение града капель кажутся мне болезненными, но я словно окаменела: не двигаюсь, даже не моргаю. Проходит целая куча времени, прежде чем я прихожу в себя.
Опускаюсь на пол и начинаю рыдать. Громко. Безудержно. Истерично.
Эбернети тоже весь мокрый, но не уходит: гладит меня по волосам, шепчет что-то ласковое.
Мне нужно умыться, смыть с себя прикосновения Мелларка!
Резко вскидываю голову, требуя Хеймитча уйти. Он долго не решается оставить меня одну, но когда я начинаю умолять, все-таки выходит.
– Если что, я рядом… – бормочет он, закрывая за собой дверь.
Рваными движениями стаскиваю мокрые тряпки. Намыливаю губку и так сильно растираю кожу, что она становится местами алой.
Стереть все.
Отмыться.
Соскрести с себя грязь.
Ладошкой тру промежность. Что-то липкое. И розовое.
Его семя и моя кровь.
Давлюсь слезами.
Ненавижу его за то, что он сделал.
Ненавижу всех и каждого, кто прислал меня в это чертово прошлое.
Я не должна была оказаться здесь!
Я не должна была быть использованной охморенным психопатом, который даже не знает, что я другая девушка, а не та, которую он так люто ненавидит!
***
Из душа я выхожу спустя почти час. Распаренная, с красными глазами.
И растерянная.
Почему я поверила, что Питу стало лучше?
Зачем я прислушалась к его мольбам расстегнуть оковы?
Что делать теперь?
Я смотрю на себя в зеркало, взгляд падает на мокрую, повисшую на плече косу. Пит удержал меня за волосы. Он победил, потому что я не смогла убежать.
Хватаю бритву, которую Хеймитч непредусмотрительно забыл на полочке, и с остервенением срезаю волосы возле самой шеи.
Коряво. Криво. Плевать.
Темные пряди падают на пол, рассыпаясь вокруг ступней.
Бритва замирает у меня в руках.
Будто со стороны смотрю на нее. И на свои запястья…
Стоит всего лишь полоснуть поглубже…
Нет!
Швыряю лезвие в сторону, и оно со звоном падает на пол.
Кутаюсь в простынь, которую принес Хеймитч, и выхожу в нему. Сказать, что ментор ошарашен, увидя мои короткие волосы, – ничего не сказать.
– Коса – часть образа Сойки-пересмешницы… – неловко говорит он, но тут же спохватывается. – Ну да ладно, привыкнут и так…
Мы садимся на край его кровати.
Я молчу и смотрю в пол.
Хеймитч, похоже, тоже не знает, как себя вести. Я не выдержу, если он начнет расспрашивать о подробностях, но он, к счастью, и не пытается.
– Все никак не решался тебе сказать… – начинает Эбернети, – Койн хочет отправить тебя на передовую. Это чертовски опасно, но…
–Я согласна, – выпаливаю я, даже не подумав толком.
– Солнышко, – ласково останавливает меня Хеймитч, – там война. Люди гибнут…
Поднимаю на него глаза, поджимаю губы.
– Куда угодно, Хеймитч, – тихо произношу я. – Лишь бы подальше отсюда.
Ментору не нравится мое решение, но, наверное, я выгляжу сейчас настолько жалко, что он даже не спорит.
Мы пьем чай и почти все оставшееся до рассвета время молчим. Эбернети уговаривает меня поспать, но я совершенно не хочу.
Ближе к утру пробираюсь в свою квартиру. Успеваю переодеться до того, как проснуться мама и Прим.
Их удивляет то, что я обрезала волосы, но, в конечном итоге, сестра говорит, что мне так даже лучше и, улыбаясь, уходит на уроки.
С Мартой сложнее. Она не игнорирует мои припухлые от укусов Пита губы. Она замечает рваные концы моей стрижки. И все-таки мама не произносит страшной правды вслух, а просто подравнивает кончики волос и, поцеловав в макушку, спешит на работу в Медблок.
***
К вечеру этого же дня я отправляюсь в зону боевых действий. Гейл, Финник и, еще не до конца выздоровевшая Джоанна в моем отряде.