И всяческая суета
Шрифт:
– Погоди, дослушай. Знаешь, кого я там засек? Андрюшеньку Амелехина!
– Мм? – спросил подполковник Маскуратов.
– Не помнишь? Лет одиннадцать назад – ты тогда еще в городе работал – мы с тобой оба по тому делу бегали, но его так и не взяли, объявили в розыск. У него еще кличка была «Трепетный Долдон»...
– А! – оживился подполковник. – Доля Трепетный? Здоровый такой, мрачный лоб? Помню, да... И что он сейчас – в кооперативе вынырнул?
– Сейчас я тебе все по порядку...
Подполковник слушал внимательно. Потом сказал:
– Надо было сразу, оттуда, из подвала, вызвать опергруппу.
– Хотел было. Но понял: пока приедут, труп и совсем растает. И потом – спугнули бы зря, сейчас трудно сказать, сколько и какого народа в этом деле завязано.
– Пожалуй, что и так. Ну, а что такое этот кооператив на самом деле, как полагаешь?
– Да версии разные. Вот например: крадут сейчас в Москве и грабят активно...
– Тес! – сказал Маскуратов. – Враг подслушивает!
Оба немного посмеялись.
– И вот представь себе такую возможность. У людей взяли что-то ценное, дорогое – не только по стоимости, цена там может быть и небольшой, но, скажем, реликвию. Лорнет прабабушки там, или какой-нибудь прапрадедушкин Станислав с мечами...
– Ну, Паша! – сказал Маскуратов. – Просто не ожидал от тебя.
– А что? – насторожился Тригорьев.
– Растешь на глазах! Какие слова знаешь! Лорнет, а? Просто приятно слышать. Ну, допустим. И что же?
– И вот возникает некая организация, которая с одной стороны контачит с преступным элементом, а с другой – предлагает услуги потерпевшим. Уркам хорошо: не надо рисковать при сбыте. И потерпевшим: получают свое назад, а мы ведь далеко не всегда... И вот кооператив назначает цену за отыскание похищенного: то, что хотят урки, плюс какой-то процент в свою пользу. Просто и доходно. Как тебе моя версия?
– А труп тогда при чем?
– Ну, это уже другой вопрос. С кем-то не договорились, кто-то стал права качать – так что ничего удивительного – в наши-то времена...
Маскуратов немного подумал.
– Конечно, если прямо говорить, – молвил он затем, – не самое по сегодняшней московской обстановке актуальное дело. Хотя... кто знает, если начнем разматывать – мало ли еще на кого выйти можно. Слушай, тут ведь может и другое еще быть: кооператив может и наводку давать, заранее прикидывая свою выгоду... – Подполковник явно заинтересовался. – Да, может элегантно получиться, – в свою очередь щегольнул он нештатным словечком. – Да еще тело – значит, дела там идут и всерьез. Во всяком случае, стоит заняться. Как полагаешь?
– Думаю, в первую очередь приглядеться к Долдону. Не случайно ведь он оказался в кооперативе? Может, он связной? Или доставщик товара?
– Гм, – проговорил подполковник. – Что-то мне о нем вспоминается, и, прямо скажем, мрачноватое. Связной? Да нет, как бы он исполнителем не оказался? Тело-то откуда-то взялось? Тут, Паша, может и такой оборот быть: кооператив – просто вывеска для завлечения людей, а как только денежный человек зайдет – его и кончают – и в кислоту, и никаких следов. Значит, нужен кто-то, убийца нужен, на это даже и нынче не всякий решается... Но интересно: куда же Амелехин тогда девался и где все эти годы пребывал? Или его тогда повязали все-таки, и он срок отбывал? Ну-ка, потревожим спецотдел...
Он набрал номер, немного поговорил, немного обождал, потом еще некоторое время слушал, непонятно хмыкая под нос, положил трубку и повернулся к Тригорьеву.
– Слушай-ка, Паша, а обознаться ты не мог?
– Точно, он. У меня словесный портрет по ориентировке до сих пор в памяти сидит. Да не он один, у меня, понимаешь, память такая... – произнес Тригорьев, как бы даже оправдываясь. – Даже я удивился: столько времени прошло, а он и не постарел ничуть... А в чем дело? А, Боря?
Он тут же спохватился: не надо было, наверное, так называть подполковника в его служебном кабинете. Тот, однако, не обратил на фамильярность никакого внимания.
– Ну да, ну да, – бормотал он. – Вспоминаю теперь... Потому он и по делу в дальнейшем не проходил.
– Да что такое?
– А то, – сказал подполковник, склонив голову к правому погону, – что, по имеющимся данным, Амелехин Андрей Спартакович скончался во время следствия, а точнее – убит при задержании и похоронен двадцать первого мая восьмидесятого года!
– Двадцать первого мая восьмидесятого года... – повторил, словно угасающее эхо, капитан Тригорьев.
Друзья помолчали.
– М-да, Паша, – сказал затем старший из друзей. – Странно получается: ты опознаешь того, кого давно на свете нет, обнаруживаешь тело – а оно на глазах тает... Как, на тебя перемены погоды не действуют? Все же мы с тобой не молодеем...
Тригорьев проглотил комок и отрицательно покачал головой.
– Ну, тогда иди, займись делами. И учти: хватает нам и живых правонарушителей, а чтобы покойники вставали и выходили на дело – это, конечно, сенсационно звучит, но, ей-Богу, никто не поверит. Все. Бывай!
Тригорьев машинально поднялся, надел фуражку, откозырял и вышел.
Уже снаружи, между колоннами, выйдя из Министерства и остановившись, чтобы закурить дефицитную сигарету, Тригорьев заметил, как дверь подъезда, из которого он только что вышел, снова отворилась и выпустила еще одного человека. И в человеке этом капитан с немалым удивлением сразу же опознал не кого иного, как того самого, по кличке «Землянин», не столь давно покинутого им в подвальном кооперативе.
Землянин тоже остановился неподалеку, но закуривать не стал, а лишь машинально приглаживал свои неухоженные волосы, никак не желавшие прилично улечься на голове.
«Вот это номер, – подумал Тригорьев невольно. – Ему-то здесь что делать? Не с повинной же являлся. А может быть... – вдруг ужалила мысль, – может быть, у него тут какой-то свой человек завелся? Ну, дела...»
Землянин еще немного потоптался на месте, потом, словно решившись на что-то, широким, торопливым, чуть подпрыгивающим шагом двинулся по Хлебной улице к остановке троллейбуса.
7
Прежде, чем продолжить повествование, мы вынуждены со всею свойственной нам деликатностью указать на ошибку, допущенную капитаном Тригорьевым в его рассуждениях.