И жизнь, и слезы, и любовь
Шрифт:
Пришло время рожать, но никаких признаков, что роды скоро начнутся, не было. Меня положили на дородовое отделение Центральной кремлевской больницы (ЦКБ). И только через неделю я родила.
Шуйский очень хотел присутствовать при появлении на свет ребенка.
Когда родилась Аня, наш первенец, Шуйский взял ее на руки и чуть не прослезился.
Потом он звонил мне в роддом и говорил:
— Лера, прости меня за все муки, которые я тебе причинил. Вот увидишь, я изменюсь. Ты больше никогда ничего подобного в своей жизни не увидишь.
Я,
Началась моя борьба за мужа. Нет, не борьбы с плохим отношением Шуйского ко мне. А борьбы за оздоровление его психики. Ведь он же бывает иногда нормальным, хорошим человеком! Наверняка можно что-то сделать для того, чтобы он был таким всегда!
Врача-психотерапевта звали Марк Ефимович Боймцайгер. Это был очень импозантный мужчина, с сигарой, в дивном парусиновом костюме. Он выглядел как гость то ли из другой жизни, то ли из другого века.
Я ему рассказывала все о своей с Шуйским жизни.
Как-то раз Боймцайгер приезжает к нам с рабочим визитом и спрашивает:
— Как прошел день?
— Мне звонили такой-то и такой-то. Расскажу об этом Шуйскому, но боюсь, он к чему-нибудь прицепится и устроит страшный скандал со всеми вытекающими из этого последствиями.
Врач отвечает:
— Да что ж вы, девочка, как в пионерском лагере. Зачем же ему все рассказывать?!
— Как не рассказывать, если он меня обо всем спрашивает? Как я могу промолчать?!
— А вы преподнесите все немножко по-другому. Не говорите обо всем. А позже, когда все всплывет, скажете: ой, забыла!
К таким уловкам я готова не была. Я была женой, а не разведчиком в тылу врага: тут мы говорим, тут — молчим.
Постепенно я приобрела выдающийся (жаль только: бессмысленный) опыт выстраивания отношений с Шуйским. Иногда, когда мой повелитель был в не особо агрессивном настроении, удавалось начинающийся скандал обратить в шутку, а обвинения — в абсурд. Но чаще всего ничего не помогало: молчу — плохо, отвечаю — еще хуже.
Марк Ефимович прописывал Шуйскому успокоительные таблетки. Я выдавала их супругу по расписанию. Они были ему как слону дробинка. (Иногда мне казалось: Шуйскому поможет ведерная доза транквилизатора, а еще лучше — электрический шок.)
Шуйский пришел ко мне в роддом, чтобы поделиться замечательной идеей:
— Лера, я решил завести вторую собаку. Чтобы бультерьер не ревновал к ребенку, его нужно нейтрализовать!
Так у нас появился стаффордшир-терьер, с помощью которого Шуйский спустя некоторое время так эффективно «воспитывал» Тёму, нашего второго ребенка.
Помню чувство счастья, которое я испытала, когда мы с Анютой — новым членом нашей семьи — вернулись домой. Мы дома, дома, дома!
Омрачало радость то, что дочка немного температурила, капризничала. Молока не хватало. У меня материнского опыта никакого. И вот я ношусь по квартире с ребенком, пеленками, бутылочками…
Кроватка не собрана. Шуйский заявил, что не готов ее собрать, — ждали для этого водителя. Потом охранник и водитель взялись-таки собирать кроватку… Тут же бегают две бойцовые собаки. Сумасшедший дом!
Шуйский взял мне в помощницы некую Валентину — очень странную женщину. Это была просто копия Шуйского, только в юбке! (Я не верю в гороскопы, но потом оказалось, у нее с Шуйским день рождения в один день — 25 августа, и тоже в год Дракона. Только она на двенадцать лет старше!) Валентина заявила с порога:
— Ребенка и собак я не касаюсь. Я здесь стираю, убираю и, если надо, готовлю.
К плите я ее, естественно, не подпустила, а за стирку отвечала стиральная машина.
И тут Шуйский покупает избушку на курьих ножках в Крёкшино — в двадцати двух километрах от Москвы. Без пробок туда добираться недолго. А в пробках — полтора часа: Минское шоссе.
Сию загородную «виллу» Шуйский спешно как-то приспособил к жизни. И вот я, Нюрка, Шуйский, собаки и Валентина — в одной комнате. Помощница спит за ширмой. Я — вся в кормлениях, кефирчиках, творожках для ребенка. (Еду дочке я всегда готовила сама.) Работы нет.
Так прожили почти год. Вскоре выяснилось: я снова беременна. Врач посоветовал:
— Нельзя так нагружать организм — делай аборт.
Мы заплатили за прерывание беременности. На последнем УЗИ доктор мне показывает на экране прибора:
— У вас месяц беременности. Смотрите, сердце ребенка уже бьется!
Тогда я сказала:
— Не буду делать аборт.
И ушла. Деньги так и не забрала.
В этот момент случился мой очередной карьерный взлет — песня «Самолет». Это был первый настоящий коммерческий успех. Помог раскрутке песни клип. Я не без грусти вспоминаю времена, когда съемки клипов стоили дешево. Тогда самые известные российские клипмейкеры только начинали свою деятельность…
Я становилась все известнее. А жизнь моя — все страшнее и безнадежнее. Начался самый кошмарный период моей жизни, который совпал с моей второй беременностью и первыми годами жизни моего сыночка Тёмы.
Хотел ли Шуйский иметь детей? Вроде да. Когда я сказала: будет еще один ребенок, он обрадовался…
(Во время третьей беременности Шуйский делился со мной надеждами:
— Лера, как здорово иметь детей! Кому первому в банке дадут кредит? Конечно, многодетному отцу семейства!
Мысли о деньгах приходили к нему в самые романтические минуты.)
Тёме, бедному моему второму ребенку, еще в животе больше всех досталось.
Когда я ждала его, Шуйский увлекся кокаином. В сочетании с алкоголем это адский коктейль. Мой муж стал полностью неуправляем.