И жизнь подскажет…
Шрифт:
Но сейчас все по-другому. Хилари оскорблена и унижена; ей кажется, что ее просто использовали. Она молчит и упорно смотрит в сторону, не желая иметь ничего общего с человеком, который, как ей представляется, хладнокровно унизил ее и насладился этим зрелищем.
«О, Хилари! — мысленно простонал Коннер. — Если бы ты знала, как жестоко твое заблуждение!»
Когда на тропе послышались шаги и голоса каких-то туристов, вся сила воли понадобилась Коннеру, чтобы подняться с земли. И обратный путь превратился для него в пытку.
Его не
Наконец Коннер позволил себе улыбнуться — хотя бы мысленно. Вечер еще не кончен. Они уже почти дома. «Еще одна миля, Хилари и ты поймешь свое заблуждение».
Впереди засияли огни особняка, и Коннер наконец-то смог ясно разглядеть ее лицо. Чувство вины пронзило его с, новой силой. Хилари была бледна как смерть, только на скулах пылали красные пятна. Почувствовав его взгляд, она покраснела еще гуще и опустила голову, так что волосы плотной завесой упали на лицо. Коннер заметил, что в волосах у нее запутался кленовый лист, хотел вытащить его, но тут же отдернул руку.
Машина остановилась у крыльца. Резкими, дергаными движениями, словно плохая актриса, изображающая беззаботность, Хилари перекинула через плечо свой жакет и взяла сумочку.
— Хилари! — начал Коннер.
Он не знал, что сказать, но не мог отпустить ее без единого слова. Попросить прощения? Сказать, что сожалеет о случившемся? Но это неправда: он не жалеет о том, что ласкал ее, только о том, что делал это не так, как надо.
— Хилари, взгляни на меня!
Может быть, в ярком свете фонарей она сумеет прочесть правду на его лице? Поймет, что он ничего у нее не отнял, наоборот, подарил ей свою нежность…
Но Хилари не подняла глаз.
— Я устала, — пробормотала она, не отрывая взгляд от окна. — И хочу спать.
— Подожди! — воскликнул он, протянув руку. Но Хилари уже выпрыгнула из машины. Рука его скользнула по лацкану жакета и повисла в пустоте.
Она уже поднималась на крыльцо, когда входная дверь вдруг распахнулась. В дверном проеме стояла Терри, прижав руки к щекам. Свет бил ей в спину, оставляя лицо в тени; Коннер не сразу понял, что девушка плачет.
— Слава Богу, вы приехали! — закричала она сквозь слезы.
— Что случилось? — Хилари взлетела по ступенькам, выронив жакет. В голосе ее звучал едва скрываемый ужас. — Терри, милая, что…
— Марлин стало плохо! — дрожащим от слез голосом объяснила Терри. — Гил повез ее в больницу. Едем туда, скорее! Она… у нее кровотечение.
Хилари обернулась. И без того бледное лицо ее теперь побелело, как снег.
— Коннер! — дрогнувшим голосом позвала она. — У Марлин…
— Я слышал.
Коннер вцепился в перила и глубоко вздохнул. На секунду зажмурившись, попытался отключить эмоции. Через мгновение перед Терри и Хилари стоял холодный, собранный, бесстрастный робот.
— Когда они уехали?
Девушка потерла лоб, припоминая.
— Трудно сказать… Кажется, прошла уже целая вечность! Мы не знали, где вас искать. Гил велел мне остаться здесь, чтобы объяснить вам, что произошло. — Она суетливо смахнула слезы
— Все нормально. Ты молодец, — торопливо успокоил ее Коннер и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал к машине. — Ждите здесь! — крикнул он женщинам, которые стояли на крыльце, словно примерзнув к месту. — Я выясню, что случилось, и позвоню вам.
Мотор взревел, и Хилари, словно разбуженная этим звуком, бросилась вниз по ступенькам, таща за собой Терри.
— Коннер, подожди! Мы с тобой!
— Нет, — не раздумывая, бросил он.
Коннер не знал, долго ли продержится его напускное спокойствие. Душевные силы его были подточены бессонными ночами, войной с кошмарами, постоянным самокопанием и жестокой борьбой с бесплодными угрызениями совести. Если ребенок Томми умр… Коннер оборвал себя… Если случится что-то серьезное, — хватит ли у него сил скрыть свою боль от чужих глаз? Нет, дурные новости он встретит в одиночку.
— Мы едем с тобой, — твердо повторила Хилари. — Мы с Марлин — одна семья.
Семья… По иронии судьбы, только теперь, потеряв собственную семью, он осознал, как много значит это слово. Семья… Черт возьми, ведь Хилари права, а он ведет себя как эгоист.
— Садитесь, — хрипло пробормотал он и потянулся открыть дверцу. Но Хилари не дожидалась разрешения: она уже усадила Терри на заднее сиденье, а сама устроилась впереди.
Коннер выжал сцепление, и машина рванула с места. Хилари, перегнувшись через спинку, взяла Терри за руку.
— Все будет хорошо, — пообещала она. Но Терри в ответ только всхлипнула.
Коннер несся по извилистой горной дороге, сосредоточившись на крутых поворотах, однако уголком глаза наблюдал за Хилари.
— Не бойся, милая.
Хилари успокаивала сестру тем нежным, воркующим голосом, который Коннер уже слышал. Он старался не вслушиваться — голос Хилари разрушал его психологическую защиту. А без защиты не обойтись. Что, как не железная выдержка, всегда выручало его в трудную минуту, помогало «не быть слюнтяем» и обеспечивало неизменное восхищение отца?
Но отец мертв. Мертв и Томми, всем психологическим ухищрениям предпочитавший открытость и искренность. А теперь и его малыш…
— Я уверена, все будет хорошо, — мягко сказала Хилари. Голос ее, словно теплое одеяло, прогонял холод страха и успокаивал измученную душу. Но на этот раз лекарство от страха предназначалось не Терри. Хилари не смотрела на сестру.
Она смотрела на Коннера.
Примостившись на краешке кресла, Хилари сверлила взглядом ненавистные больничные стены. Ненавистны ей были и кресла — мягкие комфортабельные сиденья для перепуганных людей, мечущихся от надежды к отчаянию. Ненавистны и двойные двери, не желавшие открываться. Ненавистен доктор, что должен выйти с минуты на минуту, но все никак не появляется. Хилари встала и подошла к окну, выходящему на плоскую крышу. Господи, до чего ж она ненавидит больницы!