И. О. темной принцессы
Шрифт:
— Что это? Тоже ягоды?
— Нет. Плесень.
— Ты ведь пошутил?
Форк покачал головой.
— Попробуй, обещаю, тебе понравится.
В иной раз я бы отказалась. Дома даже сыр с плесенью побоялась пробовать. А тут мороженое!.. Но предлагал Форк, он сам гадость есть не станет и меня не накормит.
И я не удержалась от любопытства.
Отковырнув от серой массы кусочек, закрыла глаза. Привычный вкус сливочного мороженого, качественного и вкусного, а вот аромат... Одновременно ненавязчиво пахло кофе и шоколадом.
— Безоговорочное доверие, — с ядовитой горечью в голосе произнес Форк. — А если бы странное мороженое оказалось афродизиаком?
— Ого, у вас на Дисгаре и такое есть? И подают его средь бела дня в обычной чайной? — парировала я, не понимая, чем заслужила неожиданный упрек.
Форк не сводил с меня серьезного, печального взгляда.
— Ты охотно выполняешь все, что попрошу. При других обстоятельствах я был бы польщен. Сейчас мне грустно. Не верь мне абсолютно, Лина. Подвергай сомнению мои слова хотя бы иногда.
Я могла бы сказать, что иногда так и делаю. И что плесень, давшая моему миру пенициллин, не пугает — в кухне Земли есть вещи похлеще серого мороженого, тот же исландский хакарл или азиатский балут.
Вместо этого я объявила:
— Я верю тебе всем сердцем, Никлас. — И внезапно я осознала, что это правда.
В темных глазах бездна удивления.
— За что?..
— Потому что ты из породы героев, хоть и стараешься показать, что это не так. Ты делаешь добро незаметно, переступая через свои желания, часто, когда это невыгодно, не придавая этому значения.
— Ты меня с Себастьяном, народным героем Вайстала, не перепутала случайно? — сквозь зубы, раздраженно уточнил Форк.
— Себастьян купается в славе. Для меня настоящий герой тот, кто совершает подвиг, побеждая в первую очередь себя.
— Лина... Ты невозможная, — тоном мученика объявил Никлас.
— Уточни. Невозможная — это невероятная? Невозможно прекрасная?
Он уронил голову на руки и застонал:
— Лина…
Ой, кажется, я его сломала.
Спрятав улыбку, я положила свою ладонь поверх руки Никласа. Какой интересный контраст — моя хрупкая белая и его сильная смуглая…
Ладонь мужчины перевернулась, ловя и легонько сжимая мою.
— Лина, ты легкомысленная девчонка с наивными глазами и солнечной улыбкой, — сообщил Никлас.
Решив считать это комплиментом, я с поощрением улыбнулась.
— Такую глупышку грех обидеть. И я бы высоко оценил твое доверие, но не могу. Моя воля не всегда моя.
И столько горечи, искренности прозвучало в признании, что я простила глупышку.
— Если я попадусь Аурелию, и он прикажет убить тебя… — Челюсти Никласа сжались так сильно, что, кажется, я расслышала скрежет. — Не верь мне, Лина, не надо.
Я стиснула его руку, все еще удерживающую маю, и твердо пообещала:
— Буду. Ты мой герой, Никлас, а в героев нужно верить, и тогда они непобедимы.
Он прикрыл
Зря. Я ведь верила в то, что говорила, слова шли от души. То, что начиналось игриво, как легкий флирт, вдруг стало искренним откровением.
Никлас отмер и уже привычным тоном, как будто и не было горячечных признаний, поинтересовался:
— Мороженое нравится? Плесени как таковой здесь нет, лишь вытяжка из пораженной ею ягоды кюи. Пока ягода свежая, она ничем не пахнет, но как только покрывается серой пленкой, приобретает аромат кофе.
Уточнения аппетит не улучшили, но все же было приятно, что он об этом рассказал.
Через полчаса мы вышли из чайной.
— Хочешь еще погулять? Или вернемся, и я покажу артефакт, который придется использовать, если Йольский не выполнит свою задачу.
— Во дворец хочу. — Меня снедало любопытство: какой артефакт может заменить обучение магии голоса. — Но сначала мы купим взятку моему учителю, чтобы он сменил гнев на милость.
— Чем же ты хочешь его подкупить? — насмешливо поинтересовался Никлас.
Я указала ему за спину.
Элегантная вывеска гласила: «От шляпы до трости». В витрине красовалась полупрозрачная иллюзия молодого блондина в фиолетовом камзоле.
При виде его я и вспомнила франтовские туфли Йольского. Надеюсь, интуиция не подвела, и он любит оттенки фиолетового. К тому же одежда с чужого плеча, да еще вдобавок мощного, не придавала уверенности коллекционеру женских сердец.
— Что-то в этом есть, — согласился Никлас.
Еще минут тридцать — и мы выбрали обновки и для афериста. Несколько лавандового цвета рубашек, черничные туфли и брюки, а из переливчатой насыщенно-фиолетовой материи — камзол.
Все оплатил Форк, и я даже не думала спорить, понимая, что это будет глупо.
Когда он консультировался по поводу размера обуви, я улучила момент и за свои деньги купила симпатичную булавку с черным камнем для закалывания шейного платка. Ее приглядела не для ловеласа, а для обладателя глаз цвета мрака.
— Все, теперь можно и возвращаться, — объявила я, когда вышли из лавки мужской одежды.
Неподалеку от нас, на расстоянии двух-трех метров, обозначилась световая арка перехода. Никлас мгновенно закрыл меня широкой спиной.
Из телепорта вывалилась брюнетка в шикарном черном платье. Упав на вытянутые руки, тотчас вскочила и встряхнула кистью — черный браслет осыпался пеплом. Похоже, это был одноразовый артефакт переноса, которым она только что воспользовалась.
— Вот она! Быстрее! — взвизгнули за нашими спинами.
Я оглянулась.
Заехав на площадь и распугав гуляющих, неподалеку остановился открытый белый экипаж с седовласой женщиной и двумя молодыми мужчинами. Все были одеты в ослепительно белые наряды. На плече одного из мужчин висело пышное белоснежное платье, эдакое стандартное платье-торт.