И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.2

Ефремов Иван Антонович

Леонтиск продолжал рассказ.

Гигантское скопление конницы перед лагерем македонцев изумило и испугало самых бывалых воинов. Издалека серыми призраками маячили боевые слоны, впервые встреченные македонцами. Сверкала на солнце позолоченная броня и копья «Бессмертных» — личной гвардии Дария, проезжавших тесно сомкнутым строем на удивительно высоких конях. В пестрых одеждах разных отрядов опытные люди узнавали парфян, согдов, бактрийцев, даже скифов-массагетов из-за великой реки Азии Оксоса. Казалось, что полчище пронесется бурей и под копытами бесчисленных коней найдет свою гибель дерзкая армия, осмелившаяся вторгнуться так далеко в чужую страну, на границе степи и лабиринта горных хребтов.

К вечеру, в закатном

солнце, вся равнина застелилась красной пылью, и страх еще сильнее овладел отважными македонцами. На военном совете Пармений, командир всей конницы, и другие военачальники стали просить Александра ударить ночью, когда всадники персов не будут иметь преимущества над македонской пехотой. Александр отклонил предложение и назначил бой сразу после рассвета, но не раньше, чем воины будут накормлены. Птолемей поддержал друга, хотя великий стратег и в одиночестве оставался непоколебим. Улегшись спать, он быстро и крепко заснул. Позже Гефестион рассказал Леонтиску о соображениях Александра. Полководец видел и чувствовал страх, все сильнее овладевавший воинами, и не сделал ничего, чтобы его рассеять. Он принял страх на себя, показывая необычайное даже для него спокойствие. Александр знал, что человек опаснее всего для врага именно когда он испуган, но многолетняя тренировка и воинская дисциплина заставляет его держать свое место в рядах товарищей. Армия знала, что будет в случае поражения. Александру это заменило и зажигательные речи, и громкие обещания.

Ночью же, когда люди не чувствуют общей поддержки, не видят полководцев, страх мог сыграть на руку персам и расстроить тот отчаянный боевой порыв, каким должны были быть охвачены и пехота и конница македонцев. Расчет Александра полностью оправдался.

Не испытанная в сражениях, не сплоченная в совместных боях, гигантская армия Дария, бросившись на македонцев, создала в центре невероятную толчею и хаос. Левое крыло Александра, под начальством Пармения, где сражался Леонтиск со своими тессалийцами, было смято персидской конницей, разорвано на две части и частично отступило за временные укрепления македонского лагеря. Пармений два раза просил помощи, Александр не отзывался. Леонтиск почувствовал, что приходит конец. Тессалийские конники, решив дорого продать свои жизни, сражались отчаянно, не уступая натиску легких конных сил персов. Крепкие, широкогрудые тессалийские кони бешено грызлись со степными лошадьми, толкали и били их копытами. В это время в ужасной сумятице центра битвы македонская пехота-фаланга шаг за шагом продвигалась вперед, клином врезаясь в массу противника, настолько плотную, что Дарий не смог использовать ни слонов, ни колесниц с серповидными ножами, предназначенными косить врагов на быстром ходу. Александр тоже не мог ввести в бой свою тяжелую конницу — гетайров — и, уже сев на Букефала, что обычно означало атаку, вынужден был выжидать, не отвечая на призывы Пармения.

Наконец фаланге удалось глубоко внедриться в центр. Легкая конница персов отхлынула вправо, и в образовавшийся прорыв ударили гетайры. Они смяли «Бессмертных» и опять, как в битве при Иссе, оказались перед окружением персидского царя.

«Серебряные Щиты», оправдывая свою боевую славу, бегом ринулись на ослабевший строй персов. Все на подбор люди выдающейся силы, щитоносцы ударили противника своими щитами. Персы нарушили строй, открывая незащищенные бока для мечей македонцев.

Дарий, увидев прорыв гетайров, понесся на колеснице прочь от центра битвы. Следом повернули «Бессмертные». На флангах сражение продолжалось с неослабевающей яростью. Александр с частью гетайров пробился к Пармению на левое крыло, сразу улучшив положение тессалийских конников Леонтиска. Бок о бок с неистовым в бою Александром Леонтиск смял и отбросил противника.

В тучах пыли никто не заметил постепенного отступления персов. Неожиданно началось их повальное бегство. Конная армия

бежит куда быстрее пехоты. Где-то на правом фланге фракийцы и агриане-горцы Александра еще бились с наседавшими согдийцами и массагетами, а главные силы персов уже бежали на юго-восток, мимо левого крыла македонской армии. Александр приказал Пармению и Леонтиску, как наиболее потрепанным в битве, остаться на поле боя, собирая раненых и добычу, а сам с частью резерва помчался преследовать бегущих. Измотанные страшной битвой воины смогли гнаться за ними лишь до реки. Полководец сам остановил погоню, которая, хотя и не уничтожила отступавших, все же заставила их и панике побросать все сколько-нибудь отягощавшее лошадей. Военная добыча оказалась еще большей, чем при Иссе. Помимо ценностей и оружия, одежд, палаток и великолепных тканей македонцы впервые захватили боевых слонов, колесницы с серпообразными ножами, шатры из белого войлока, изукрашенные серебром.

Не давая времени отпраздновать победу, Александр после пятичасового отдыха устремился дальше к югу, приказав Пармению идти позади со всем колоссальным обозом и пленниками. Тут-то Леонтиск и свалился от истощения сил. Но Дарий не пошел на юг к главным городам своего царства, а убежал на северо-восток в горы. Вторично Александр наткнулся на его брошенную колесницу и оружие, не стал гнаться за ним в лабиринте хребтов и ущелий, а повернул на юг к Вавилону, Сузе и Персеполису, дав армии несколько дней отдыха и распределив добычу. Птолемея отправили с отрядом на разведку, и тогда он попросил Леонтиска послать за Таис.

— Пармений хотел оставить меня в лагере раненых на отдых, а я приехал сам! — сказал тессалиец, ласково глядя на гетеру. Таис подъехала вплотную. Всадники соприкоснулись коленями. Обняв могучие плечи Леонтиска, она притянула его к себе для поцелуя. Начальник конницы поспешно оглянулся и слегка смутился, встретив насмешливую улыбку афинянки.

— Побаиваешься Эрис?

— Смешно, но ты права! Ее взгляд так упорен и немилосерден, что в душе возникает какой-то… не то чтобы страх, но…

— Скажи: опасение, — засмеялась Таис.

— Именно так! Боюсь не кинжала в прическе и не изящного ножичка для распарывания живота за браслетом, а ее самой…

— А я боюсь только, что она устанет с непривычки верхом.

— Ты всегда возишься со своими рабынями больше, чем они с тобой!

— Как же иначе? Я хочу, чтобы они не оставались мне чужими. Разве можно, чтобы меня касались злобные пальцы и смотрели ненавидящие глаза? Это принесет болезни и несчастье. Ведь эти люди живут в моем доме, знают каждый час моей жизни…

— Ты говоришь люди! А множество других эллинок сказали бы — варвары и предпочли в обращении шпильку, палку, а то и плетку.

— Ты сам попробовал бы плетку на Гесионе?

— Конечно нет! Гесиона знатная эллинка и очень красива… настолько, чтобы заставить менее прекрасную, чем ты, хозяйку мучить ее.

— А что ты знаешь о достоинствах других… той же Эрис?

— Собьет она спину Боанергосу, тогда…

— Не собьет! Эрис поклялась сидеть туго, как надо.

— Устанет, ехать далеко!

— Я смотрю за ней. Но расскажи мне еще о битве! Если я поняла верно, то ошибка Дария в том, что он напал на вас сразу всеми силами. Персидская армия стеснилась так сильно, что не смогла сражаться как надо. А если бы он этого не сделал? Как пошло бы сражение?

— Наверное, хуже для нас. Но я — не Александр, он нашел бы выход из любого положения. Хотя… — Леонтиск задумался.

— Что ты хотел сказать?

— Я вспомнил один случай. Пленных вождей и начальников всегда приводили к Александру. Он разговаривал с ними через переводчиков, расспрашивал о многом, главным образом о том, как оценивают они свое поражение. Молодой массагет, предводитель скифской конницы, связанный, несмотря на рану, ответил на вопрос Александра коротко: персы поплатились за неумение воевать!