И.П.Павлов PRO ET CONTRA

Коллектив авторов

Прежде всего я должен валовым образом, т.е. пока не входя в подробности, заявить, что такой беспощадный приговор над рефлекторной теорией отрывается от действительности, реши тельно, можно сказать даже както странно, не желает брать ее по внимание. Неужели автор рискует сказать, что моя тридца тилетняя и теперь с успехом продолжаемая работа с моими мно гочисленными сотрудниками, проведенная под руководящим влиянием понятия о рефлексе, представила собой только тормоз для изучения церебральных функций? Нет, этого никто не име ет права сказать. Мы установили ряд важных правил нормаль ной деятельности высшего отдела головного мозга, определили ряд условий бодрого и сонного состояния его, мы выяснили ме ханизм нормального сна и гипнотизма, мы произвели экспери ментально патологические состояния этого отдела и нашли сред ства возвращать норму. Деятельность этого отдела, как мы ее сейчас изучили, нашла и находит себе немало аналогий с явле ниями нашего субъективного мира, что выходит как из неред ких признаний невропатологов, педагогов, психологовэмпири ков, так и из заявлений академических психологов.

Теперь перед физиологией этого отдела — необозримый гори зонт напрашивающихся вопросов, совершенно определенных задач для дальнейших экспериментов вместо почти тупика, в котором бесспорно находилась эта физиология в течение несколь ких последних десятилетий. И это все благодаря пользованию при экспериментах над этим отделом мозга понятием

рефлекса. Что заключает в себе понятие рефлекса? Теория рефлекторной деятельности опирается на три основных принципа точного на учного исследования: во-первых, принцип детерминизма, т.е. толчка, повода, причины для всякого данного действия, эффек та; во-вторых, принцип анализа и синтеза, т.е. первичного раз ложения целого на части, единицы и затем снова постепенного сложения целого из единиц, элементов; и, наконец, принцип структурности, т.е. расположения действий силы в простран стве, приурочение динамики к структуре. Поэтому смертный приговор над теорией рефлекса нельзя не признать каким-то недоразумением, каким-то увлечением.

Вы имеете перед собой живой организм, до человека включи тельно, производящий ряд деятельностей, обнаружений силы. Непосредственное, трудно преодолимое впечатление какойто произвольности, спонтанности! На примере человека как орга низма это впечатление достигает почти для всякого степени оче видности, и утверждение противоположного представляется аб сурдом. Хотя еще Левкипп из Милета 4 провозгласил, что нет действия без причины и что все вызвано необходимостью, но не говорится ли и до сих пор, даже исключая человека, о действу ющих спонтанно силах в животном организме! Что же касается человека, разве мы не слышим и теперь о свободе воли, и не вкоренилось ли в массе умов убеждение, что в нас есть нечто, не подлежащее детерминизации?! Я постоянно встречал и встречаю немало образованных и умных людей, которые никак не могут понять, каким образом можно было бы когда-нибудь целиком изучить поведение, например, собаки вполне объективно, т.е. только сопоставляя падающие на животное раздражения с отве тами на них, следовательно, не принимая во внимание ее пред полагаемого по аналогии с нами самими субъективного мира. Конечно, здесь разумеется не временная, пусть грандиозная, трудность исследования, а принципиальная невозможность пол ного детерминизирования. Само собой разумеется, что то же са мое, только с гораздо большей убежденностью, принимается и относительно человека. Не будет большим грехом с моей сторо ны, если я допущу, что это убеждение живет и в части психоло гов, замаскированное утверждением своеобразности психических явлений, под которым чувствуется, несмотря на все научно приличные оговорки, все тот же дуализм с анимизмом, непо средственно разделяемый еще массой думающих людей, не го воря о верующих.

Теория рефлекса постоянно теперь, как и с самого начала ее появления, беспрерывно увеличивает число явлений в организ ме, связанных с определяющими их условиями, т.е. все более и более детерминизирует целостную деятельность организма. Как же она может быть препятствием прогрессу изучения организ ма вообще и в частности—церебральных функций?!

Далее. Организм состоит из массы крупных отдельных час тей и из миллиардов клеточных элементов, производящих соот ветственно массу отдельных явлений, однако между собой тес но связанных и образующих объединенную работу организма. Теория рефлексов дробит эту общую деятельность организма на частные деятельности, связывая их как с внутренними, так и внешними влияниями, и затем снова соединяет их друг с дру гом, через что делаются все более и более понятными как цело стная деятельность организма, так и взаимодействие организма с окружающей средой. Как же оказалась или может оказаться в настоящее время рефлекторная теория излишней, неуместной, раз нет еще ни достаточного знания связи отдельных частей орга низма, ни тем более сколько-нибудь полного понимания всех соотношений организма с окружающей средой! А все внутренние, как и внешние отношения в высших организмах главней шим образом осуществляются при посредстве нервной системы.

Наконец. Если химик, анализируя и синтезируя, для окон чательного понимания работы молекулы должен воображать себе невидимую глазом конструкцию, если физик, также анализируя и синтезируя, для ясного представления работы атома тоже ри сует себе конструкцию атома, то как же можно отрекаться от конструкции в видимых массах, усматривая какоето противо положение между конструкцией и динамикой! Функция связи как внутренних, так и внешних соотношений в организме осу ществляется в нервной системе, представляющей видимый ап парат. На этом, конечно, аппарате разыгрываются динамические явления, которые и должны быть приурочены к тончайшим де талям конструкции аппарата.

Теория рефлекса начала изучать деятельность этого аппара та с определения специальных функций, естественно, более про стых, более грубых частей его и определила общее направление динамических явлений, в нем происходящих. Это — общая и основная схема рефлекса: рецепторный аппарат, афферентный нерв, центральная станция (центры) и эфферентный нерв с его рабочей тканью. Дальше шла и идет на этих частях детальная разработка. Конечно, самая сложная и огромная работа предсто яла и предстоит относительно центральной станции, а из частей центральной станции — в серых частях ее и из серых частей — в коре больших полушарий. Работа эта касается как самой ви димой конструкции, так и динамических явлений, в ней проис ходящих, причем все время, конечно, не теряется из виду непре менная связь конструкции с динамикой. В силу разницы метода изучения конструкции и динамики исследование, естественно, большей частью раздваивается между гистологом и физиологом. Ни один гистологневролог, конечно, не осмелится сказать, что изучение строения нервной системы и специально высшего от дела центральной нервной системы сколько-нибудь близится к концу, а, наоборот, заявит, что конструкция этой части все еще остается в высшей степени запутанной и темной. Разве на наших глазах цитоархитектоника коры больших полушарий не пред ставилась совсем недавно чрезвычайно сложной и разнообразной и разве все эти многочисленные вариации в устройстве отдель ных участков коры — без определенного динамического значе ния?! Если в них и может, хотя несколько, разобраться гисто лог, то как проследить сейчас физиологу полностью движение динамических явлений по этой невообразимой сети! И физиолог, стоя на рефлекторной схеме, никогда не воображал себе иссле дование центральной станции сколько-нибудь детально разрабо танным даже в простейших конструкциях этих станций, но он постоянно удерживал и руководился основным представлением о факте перехода, переброса динамического процесса с афферен тного провода на эфферентный. В высших центральных станци ях он помимо возможного приурочивания функций к деталям конструкции сосредоточивает, пока по необходимости, свое вни мание, свою работу главнейшим образом на динамике, на общих функциональных свойствах мозговой массы. Это делали и дела ют в ближайшее к нам время главным образом школы Шерринг тона, Ферворна и Магнуса и другие отдельные авторы в более низших отделах мозга, а в самом высшем — преимущественно и всего систематичнее сейчас я с моими сотрудниками в виде условнорефлекторной вариации общей рефлекторной теории.

Относительно коры больших

полушарий, начиная со славной эпохи семидесятых годов прошлого столетия, были получены первые несомненные данные о детальной связи деятельности ее с ее конструкцией. Если существование специальной двигатель ной области в коре только подтверждалось и подтверждалось всеми дальнейшими исследователями, то очень точная и узкая, первоначально утверждаемая локализация органов чувств в коре вскоре встретила возражения как со стороны физиологов, так и невропатологов. Это в некоторой степени поколебало было учение о локализации в коре. Положение дела долгое время оставалось неопределенным в силу того, что у физиолога не было своей, чисто физиологической характеристики нормальной де ятельности коры, а пользование психологическими понятиями, когда психология еще не дошла до естественной и общеприня той системы ее явлений, конечно, не могло способствовать даль нейшему исследованию вопроса о локализациях. Положение дела радикально изменилось, когда благодаря учению об услов ных рефлексах физиолог наконец получил возможность иметь перед своими глазами специальную, но, однако, чисто физиоло гическую работу больших полушарий и, таким образом, мог от четливо различить физиологическую деятельность коры от дея тельности ближайшей подкорки и вообще нижележащих частей мозга в виде условных и безусловных рефлексов. Тогда все дан ные, но разрозненные факты могли быть приведены в ясный и строгий порядок и мог выступить отчетливо основной принцип конструкции больших полушарий. С семидесятых годов ука занные в коре специальные области для главных внешних ре цепторов остались местами высшего синтеза и анализа соответ ствующих раздражений, но вместе с ними должны были быть признаны рассеянные — может быть, по всей коре, но во всяком случае на большем пространстве — представители тех же рецеп торов, но уже годные только на более простые и совершенно эле ментарные синтезы и анализы. Собака без затылочных долей полушарий не могла различать предмета от предмета, но разли чала степени освещения и упрощенные формы; собака без височ ных долей не различала сложных звуков вроде клички и т.д., но различала точно отдельные звуки, например тон от тона. Какое яркое доказательство капитального значения специальной конструкции!

В смысле более детальных указаний на функциональное зна чение конструктивных особенностей специальных областей ин тересен следующий опыт дра Эльяссона, приведенный в моих «Лекциях о работе больших полушарий головного мозга». Из трех тонов фисгармонии, двух крайних и одного среднего, на протяжении трех с половиной октав с лишком, — тонов, приме няемых одновременно, выработан комплексный условный пище вой раздражитель, который давал определенное количество слюны как показатель интенсивности пищевого рефлекса. Испробованные затем отдельные тоны комплекса тоже вызывали слюноотделение, но меньшее, чем комплекс, и промежуточные между этими тонами тоны тоже вызывали слюноотделение, но еще меньшее. Затем с обеих сторон были удалены передние ви сочные доли (gg. sylvaticus и ectosylvius с передней частью g. compositus posterior). Оказалось следующее. Когда все услов ные рефлексы (на раздражители из других анализаторов) восста новились после операции, как и условный рефлекс на аккорд (этот даже раньше некоторых других), были испытаны снова рефлексы на отдельные тоны аккорда. Высокий тон, как и при мыкающие к нему промежуточные тоны, потерял свое действие. Средний же тон и низкий с их промежуточными сохранили его; низкий даже усилился в своем действии, равняясь теперь по эффекту с аккордом. Когда же высокий тон стал отдельно сопро вождаться едой, то он скоро (с четвертого раза) сделался опять условным пищевым раздражителем и достиг значительного дей ствия, не меньшего, а даже большего, чем раньше. Из опыта можно сделать несколько точных выводов. Во-первых, что в разных пунктах специальной слуховой области коры представ лены отдельные элементы рецепторного слухового аппарата; во вторых, что комплексные раздражители пользуются именно этой областью, и, втретьих, что рассеянные на большом протяжении коры представители тех же элементов слухового аппарата ника кого положительного участия в этих комплексных раздражите лях не принимают.

Когда видят, как видел я, с условными рефлексами в руках, что собака по удалении задней, большей части обоих полушарий в высшей степени точно ориентируется кожным и запаховым рецепторами, теряя только сложные зрительные и слуховые от ношения к окружающему, т.е. не различая сложных зритель ных и слуховых раздражений; что собака без верхних половин обоих полушарий, вполне сохраняя сложные отношения (слухо вые) к окружающему, теряет только (поразительно изолирован но) способность ориентироваться относительно твердых тел, встречающихся в окружающем пространстве; и что, наконец, собака без передних половин (меньших) обоих полушарий, по видимому, вполне инвалидное животное, т.е. лишенное главным образом правильной локомоции, правильного пользования сво им скелетным движением, тем не менее другим показателем, именно слюнной железой, свидетельствует о своей сложной нер вной деятельности; когда видят все это, можно ли не проникнуться прежде всего первостепенным значением именно конструкции больших полушарий в основной задаче организма правильного ориентирования в окружающей среде, уравновешивания с ней! После этого как сомневаться и в дальнейшем значении более под робных черт конструкции!

Если бы стоять на точке зрения нашего автора, ниже подроб но описываемой, то пришлось бы пригласить гистологов мозга бросить их дело как ненужное, бесполезное. Кто не остановится перед таким выводом? А иначе все открываемые подробности конструкции рано или поздно должны будут найти свое динами ческое значение. А потому сейчас, рядом с дальнейшим, все бо лее углубляющимся гистологическим изучением корковой мас сы, должно вестись чисто, строго физиологическое исследование деятельности больших полушарий с ближайшим примыкающим к ним отделом головного мозга, чтобы малопомалу связывать одно с другим, конструкцию с функцией. Это и осуществляется учением об условных рефлексах. Физиология давно уже и твер до установила постоянную связь определенных внутренних и внешних раздражений с определенными деятельностями орга низма в виде рефлексов. Учение об условных рефлексах бесспор но утвердило в физиологии факт временной связи всевозможных (а не определенных только) как внешних, так и внутренних раз дражений с определенными единицами деятельности организма, т.е. рядом с проведением нервных процессов в высшей централь ной станции точно констатировало также замыкание и размы кание их. Через эту прибавку, конечно, никакого существенного изменения в понятии рефлекса не произошло. Связь определен ного раздражения с единицей деятельности организма остается, но непременно при определенном условии, почему эта категория рефлексов и отличена нами от существующих с рождения реф лексов прилагательным «условные», а старые рефлексы назва ны безусловными. Благодаря этому исследование условных реф лексов опирается на те же три принципа рефлекторной теории: принципы детерминизации, постепенных и последовательных анализа и синтеза и структурности. Эффект у нас постоянно свя зан с толчком, целое все более и более дробится на части и затем снова синтезируется, и динамика остается в связи с конструк цией, поскольку это, конечно, допускается данными современно го анатомического исследования. Таким образом, открывается, можно сказать, беспредельная возможность изучать динамику высшего отдела головного мозга, т.е. больших полушарий и бли жайшей подкорки со сложнейшими основными безусловными рефлексами последней.