Идеальная жизнь

Пиколт Джоди Линн

Я села и сразу заметила аккуратные стопки одежды, педантично выставленные в линию туфли Алекса и его туалетные принадлежности — все это ожидало, пока их уложат в чемодан. Никогда в жизни я не умела так, как Алекс, паковать вещи — настоящее открытие для меня, потому что раньше я считала, что у него на побегушках три-четыре человека, которые за него складывают вещи. Я протерла глаза.

— Уже пора? — спросила я.

— Одну минутку. — Алекс посмотрел в окно на исчезающую луну, окрасившую холмы Нгонга серебром. — Я должен тебе кое-что сказать, — признался он.

Я напряглась. Этого-то я и ожидала, разве нет? Удара под

дых, осознания того, что я живу во лжи. «Сюрприз! — воскликнет он сейчас. — Все клятвы были пустым фарсом. А священник, проводивший церемонию, — просто актером». Я отвернулась, не желая, чтобы Алекс увидел, что я всегда ждала этих слов.

— Что бы ни произошло, когда мы вернемся, я хочу, чтобы ты кое-что поняла. — Он взял мою руку и прижал к груди, где сильно и не спеша билось его сердце. — Это я. Что бы я ни говорил, как бы разительно ни отличалось мое поведение от виденного тобою раньше, — это все потому, что я должен быть тем, кем меня хотят видеть. Это все не по-настоящему. — Он нежно прижался губами к моим губам. — Вот что настоящее.

От изумления я не знала, что сказать. Глаза Алекса стали цвета дождя. Он едва заметно поджал губы — человек, знающий его не настолько хорошо, как я, мог бы даже не обратить на это внимания. Под моей ладонью неистово колотилось его сердце.

Он был напуган. Он думал, что я вернусь домой, увижу, кто он есть на самом деле, и уйду от него. Алекс ни за что не хотел меня отпускать; он боялся, что я захочу уйти.

Но откуда Алексу было знать, что в последний раз, когда я была в Лос-Анджелесе, дни пролетали чередой, абсолютно похожие друг на друга. Откуда ему было знать, что моя кожа, казалось, пела, когда он ко мне прикасался; что я никогда не считала себя красавицей, пока не увидела себя его глазами. Он не знал, как знала это я, что являюсь противоядием его боли, а он успокаивает меня, как лечебный бальзам. Я улыбнулась и предложила утешение, которое, как я верила, было необходимо.

— Вот увидишь, — заверила я, — все будет хорошо.

Я уткнулась лицом в грудь Алекса, но даже с закрытыми глазами не могла отгородиться от более чем шестидесяти человек, которые теснились у служебных ворот аэропорта, пытаясь дотянуться до Алекса, выкрикнуть вопрос или сделать несколько снимков молодоженов. Я глубоко дышала, втягивая аромат мыла из гостиничного номера в Кении и теплый пряный запах, которым пропиталась кожа Алекса. Я буквально впилась пальцами ему в бок, и он обнял меня покрепче.

— Еще десять минут, — прошептал он, проводя губами по моим волосам. — Еще десять минут, и я посажу тебя в машину.

Я глубоко вздохнула и расправила плечи, намереваясь выглядеть так, как, по моему мнению, должна выглядеть жена Алекса Риверса: холодно и невозмутимо, а не как поникший цветок. Но, освободившись из защищающих объятий Алекса, я предоставила репортерам возможность впервые увидеть мое лицо. Засверкали фотовспышки, и единственное, что я видела, — танцующие пятна перед глазами. Алексу даже пришлось остановиться, иначе я рисковала упасть.

— Когда вы поженились, Алекс?

— Что в ней есть такого, чего нет в других?

— Ей известно о вас и о Марти Леду?

Я недоуменно посмотрела на Алекса.

— Марти Леду? — переспросила я, улыбаясь.

Алекс застонал.

— Даже не спрашивай, — попросил он.

Я как раз сумела сфокусировать зрение,

чтобы успеть увидеть, что один из журналистов перегнулся через фиолетовую заградительную веревку и указал на мой живот.

— Стоит ли в скором будущем ожидать маленьких Риверсов?

Алекс среагировал настолько быстро, что даже фотоаппараты не успели зафиксировать то, как он рванулся к журналисту и схватил его за ворот рубашки. Я протянула руку к Алексу, собираясь защитить репортера, задавшего совершенно невинный вопрос. Но не успела ничего сказать, как мимо меня промчалась гора, за которой клубилось облако тяжелых цветочных духов и копна начесанных волос. Женщина оттолкнула моего мужа от репортера и буквально прилипла к Алексу, обхватив его одной рукой за талию. Потом подошла и обняла меня тоже.

— Веди себя любезно, Алекс, — пробормотала она, — или скоро тебе не дадут играть.

Алекс испепелил ее взглядом, но ему все же удалось выдавить улыбку для любопытной толпы.

— Я думал, ты разошлешь пресс-релиз, Микаэла, — процедил он сквозь зубы, — а не пригласительные.

Женщина закатила глаза.

— Разве я виновата, что ты популярен, как Бог? — Она подмигнула мне. — Поскольку Алекс, кажется, не собирается удостоить меня чести знакомства с тобой, я Микаэла Сноу. Я отвечаю у Алекса за связи с общественностью. Хотя из того, что произошло, ты, наверное, понимаешь, что Алекс не очень-то умеет расположить к себе общественность. — Она вновь перенесла внимание на Алекса. — К твоему сведению, я разослала твои пресс-релизы. Но ты не можешь не признать, что свадьба самого знаменитого в Америке холостяка с антропологом должна вызвать определенный интерес. У таблоидов благодаря тебе знаменательный день — у Джона в машине лежит по экземпляру на случай, если ты захочешь посмеяться. — Она взглянула на меня. — По сведениям «Стар», ты марсианская королева, которая заарканила Алекса внеземной любовью. — Микаэла легонько подтолкнула Алекса. — Иди! — велела она. — Чем скорее ты ответишь на вопросы, тем быстрее все закончится.

Я смотрела, как Алекс направился к журналистам и камерам, слышала жужжание включенных диктофонов, которые с нетерпением ожидали Великой новости. Микаэла обняла меня за плечи.

— Скоро привыкнешь, — успокоила она.

Я сомневалась. Я не понимала, почему эти люди встали среди ночи, чтобы задать вопросы и сделать пометки о том, что их совершенно не касалось. Неожиданно мне захотелось вернуться в свой пыльный кабинет в университете, где я могла сидеть целыми днями, и ко мне даже студенты не заглядывали, и телефон не звонил. Где я была одной из многих. Я испугалась самой мысли о том, что, став женой Алекса, буду вынуждена ездить по проселочным дорогам, носить темные очки и позволять другим выполнять мои указания. Алекс мог до конца моей жизни быть моим, но моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде, — это цена, которую я вынуждена буду заплатить.

Алекс работал на камеру. Он выглядел именно так, как тогда, когда мы были в постели; он смотрел теми же блестящими глазами и лениво улыбался черным линзам и затворам фотообъективов, которые уставились на него.

— Самое, черт возьми, горячее место, где мне довелось бывать, — сказал Алекс в ответ на вопрос о Танзании. Он обвел меня взглядом с ног до головы, и я зарделась. — Конечно, одни дни бывали жарче других.

— Познакомьте нас, Алекс! — выкрикнул кто-то.