Идеальные разведенные
Шрифт:
– Обязательно, мам. Папе передавай привет и дяде Натану. Пока.
***
Я навела порядок дома, повыбрасывала из холодильника пропавшие продукты, запустила стиральную машинку, съездила на почту за посылкой. Все это я делала автоматически, потому что после разговора с мамой в голове, как на повторе, крутились ее слова от том, чтобы позвонить Леону. Мы остались в дружеских отношениях и, наверное, мама права – нет ничего криминального, если я просто поинтересуюсь, где лежат документы.
Игнатов долго не берет трубку, и когда
– Привет, Агата.
–Привет. Ты где? – ой, вот зачем я спросила, меня это совершенно не должно касаться. Скорее всего, по привычке. – В смысле, как дела? – поспешно поправляю себя.
В рубку слышится приглушенный смешок.
– Я на работе, Агат. Все нормально. У тебя как?
Ну еще бы! Где можно найти в субботу Игнатова? Только на работе! Всегда на работе! Постоянно НА РАБОТЕ!!!
– Хорошо все. Леон, я звоню по делу, так что не подумай, что я ищу повод, чтобы позвонить и узнать что-то о тебе, возможно, я сейчас не вовремя, поэтому…
–Так, стоп-стоп-стоп, – Леон прерывает мой поток безумств, от чего я безмерно ему благодарно. Это полный зашквар. – Я ничего не понял, но давай по делу. У меня мало времени, – Игнатов, видимо, отстраняет от уха трубку и тихо кому-то что-то говорит, – продолжай, Агат.
– Короче говоря, я не могу найти документы на квартиру и паспорт газового счетчика, – на одном дыхании зачитываю я. – В понедельник придут его опломбировывать, – чуть ли не по слогам проговариваю это криповое слово.
Игнатов молчит. Сам что ли не помнит, где они, и вспоминает?!
Я жду, что он сейчас пошлет меня куда подальше, но совершенно не ожидаю следующих его слов:
– Я понял. Вечером заеду, найду. Все, Агат, мне правда некогда.
Леон отключается, а еще с минуту смотрю на экран своего телефона.
Это что сейчас было? Мне же не послышалось, и Игнатов действительно сказал, что приедет вечером? Сюда? Ко мне?
«Не к тебе, Игнатова», – вторит мой внутренний голос.
Я начинаю судорожно метаться по квартире.
«Вечером заеду», – это во сколько? В 7? В 9? Или в 23.00?
Для Леона Игнатова понятие «вечер» может варьировать в диапазоне от 6 вечера до 12 ночи.
Я зачем-то бегу на кухню и открываю холодильник. Что я пытаюсь в нем найти, когда сама же утром провела тщательную продовольственную инспекцию? В нем стерильно, как в операционной.
Я не знаю точного обозначения моим следующим действиям, возможно это биполярное расстройство, о котором мне сообщит моя лучшая подруга-психотерапевт чуть позже, но сейчас я совершенно не даю отчет своим действиям, когда торопливо набираю маму, когда спрашиваю о том, что можно приготовить быстро и нетрудоемко. Это точно не я несусь в ближайших супермаркет за продуктами. Это всё кто-то другой, это не я…. Потому что Игнатова Агата никогда не запекала курицу с картошкой.
Но подумаю я об этом потом, поздними, одинокими вечерами.
Я понимаю
Умение убеждать – моя национальная способность! Поэтому я вдохновенно уверяю маму и саму себя в исключительности собственного интереса и не более.
Я готовлю для себя, да!
И почему я не интересовалась этим раньше?
Почему мама никогда не предлагала помочь ей и поделиться своим опытом? Ведь оказалось, что это совершенно не сложно и не долго, а главное – приятно. Приятно знать, что это приготовила именно ты!
На часах 6 вечера, а я сижу под душем в ванне и натираюсь ароматным ванильным гелем, потому что, мне кажется, я насквозь пропахла гарью от курицы, которая, к слову, немного подгорела.
Наношу легкий макияж и перерываю весь свой гардероб, сетуя на то, что опять нечего надеть.
Нечего надеть?
Дома, Игнатова, тебе нечего надеть дома?
Кажется, у меня проявляются все признаки начинающейся шизофрении, иначе как назвать то, что я начала разговаривать сама с собой? Синдром одиночества?
В 7 вечера я сижу на диване, накрашенная, в коротких летних шортах и футболке с одним спущенным плечом, а на плите томится подгорелая, полуоблезлая курица с лимоном в заднице.
Можно сколько угодно себя обманывать, но я жду. Жду своего бывшего мужа с работы. Господи, да я даже его так ни разу не встречала в законном браке. Шизофрения, Игнатова, определенно это шизофрения.
Нужно срочно поговорить с Сашкой, думаю, она мне не откажет по старой дружбе – быть моим лечащим врачом.
Пока я гуглю симптомы шизофрении, раздается глухой и настойчивый стук в дверь. Вскакиваю и несусь в прихожую, но около зеркального шкафа-купе притормаживаю и последний раз оглядываю свое отражение. Сойдет.
Игнатов стоит, облокотившись на дверной косяк одной рукой, а в другой держит пакет.
– Привет, проходи, – пропускаю Леона в квартиру.
Бывший муж проходит, разувается и передает мне пакет.
Я стою и смотрю на него, ожидая хоть какого-нибудь знака. Этот пакет мне или он просто дал его подержать, чтобы разуться? Игнатов ухмыляется и кивает на пакет, типа «смотри».
Я готова взвизгнуть от радости, но сдерживаю непрошенные эмоции. Заглядываю в пакет и достаю оттуда пластиковый контейнер с моими любимыми белковыми трубочками. Не может быть! Мои любимые трубочки!
Когда мы только поженились, Леон часто покупал для меня эти невероятно нежнейшие трубочки, тем самым задабривал, когда задерживался на работе. Ради этих воздушных пирожных, я прощала ему все.
Но последний год, а может и дольше, я редко, но покупала себе их сама. Потому что Леон либо совсем не появлялся дома, либо появлялся настолько поздно, что ни одна кондитерская уже не работала.