Идем в наступление
Шрифт:
Командирам полков надлежало поставить противотанковые пушки на прямую наводку, с тем чтобы подавить уцелевшие огневые точки врага на переднем крае. Саперам — сделать и хорошо обозначить проходы в проволочных и минных заграждениях.
Майор П. В. Погодаев записал мои устные указания, после чего штадив и штаб командующего артиллерией составили боевой приказ на наступление, одновременно подготовив плановую таблицу боя и взаимодействия с артиллерией и авиацией. [27]
Теперь предстояло заняться практической подготовкой частей.
Штурмовую полосу у нас в тылу саперы соорудили быстро.
— Опять академия, — добродушно заметил командир 619-го полка полковник Федор Дмитриевич Ситников.
Бойцы действовали умело. Быстро продвигались по команде за артиллерийским огнем, достигали первой линии укреплений, где им ставились новые задачи. Обучались бойцы и действиям во вражеских окопах. Конечно, трудно было с непривычки сориентироваться в узкой полуметровой траншее, развернуть оружие, бросить гранату. Но тренировки постепенно делали свое: люди почувствовали себя увереннее, приобрели хорошую реакцию.
Особое уважение вызывали у меня бойцы, которые умело действовали гранатой или бутылкой с зажигательной смесью. Это оружие особого рода. Прежде чем его применить, надо было подпустить вооруженного, зачастую атакующего противника на 25–30 метров. Требовались огромная выдержка, боевой опыт, чтобы не дрогнуть в этой схватке, находясь, что называется, лицом к лицу с врагом.
Учились и штабисты. Сивицкий провел под моим наблюдением занятие с начальниками штабов полков и их помощниками на тему «Работа штаба полка во время наступления на укрепившегося противника».
Учеба шла повсеместно...
Ни на минуту не прекращалась и партийно-политическая работа среди воинов. В дивизии насчитывалось 16 первичных и 46 ротных парторганизаций, а кроме того, существовало 26 партийных групп. Большинство работников политотдела дивизии постоянно находились в частях. Вместе с политработниками и секретарями партбюро рот, батальонов, полков они разъясняли бойцам задачи наступления, поднимали их боевой дух. На партийных и комсомольских собраниях всегда велся конкретный разговор об авангардной роли коммунистов и комсомольцев, первых помощников и надежной опоры командиров.
Очень напряженно трудились тылы частей и дивизии.
Таким образом, к предстоящим боям в соединении [28] готовились все, причем подготовка усиленно контролировалась командованием.
...18 ноября нам наконец объявили время атаки. Ночью во всех подразделениях были проведены митинги, собрания, беседы, во время которых личный состав знакомился с обращением Военного совета фронта.
С радостью встретили бойцы и командиры приказ на наступление. Командир батальона из 619-го полка капитан Семен Васильевич Ладыченко тогда сказал:
— Кто воюет с первых дней войны, тот помнит, что говорили нам, когда мы отходили, женщины, старики, дети. «Возвращайтесь, родные», — говорили они. А мы обещали, что обязательно вернемся. Это была клятва. И вот наступает час ее исполнения. Так сдержим свое слово, друзья! Будем беспощадно бить фашистскую нечисть и гнать ее со своей земли...
Моральный подъем был так велик, что в наступление рвались даже легкораненые и
Вряд ли кто спал в ночь перед наступлением. Бойцы писали письма, тихо беседовали между собой, проверяли оружие, подгоняли амуницию...
К пяти часам утра я и все командиры полков заняли свои НП, находившиеся рядом со стрелками.
* * *
Ночью, выйдя из блиндажа, я почувствовал на лице капли влаги. Нажал кнопку карманного фонарика. Тонкий луч света, не достигнув земли, растворился в белой дымке. Туман! Над землей стлался густой, липкий туман.
— Может, к утру рассеется, — с надеждой произнес Сивицкий. — Туман обычно появляется перед рассветом. А потом исчезает... Иногда он стелется полосами: у нас есть, а у соседей, может, и нету... Я позвоню...
Через минуту начштаба доложил: туман повсюду.
Кто мог предвидеть такое?..
Мы, хотя и волновались, отлично понимали: ничто не может задержать наступления. Слишком много людей, [29] планов, стратегических расчетов было связано с его началом.
В 7 часов 30 минут с шипением распороли воздух ракеты... Но их свет растаял в тумане. Тогда по многочисленным каналам связи была дана команда: «Огонь!» Теперь мы знаем — то был исторический сигнал, возвестивший начало контрнаступления, которое закончилось разгромом отборных гитлеровских соединений. Знаем, что результаты битвы под Сталинградом явились огромным вкладом в достижение коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны. А тогда... Тогда земля содрогнулась от залпов тысяч орудий, минометов, «катюш». От сполохов огня туман моментально сделался где ярко-желтым, где багровым. Воздух дрожал и накалялся с каждой минутой. Но мы не могли разглядеть, что происходит на позиции противника, по которой велся невиданной силы огонь.
«Выхожу на рубеж атаки», — один за другим докладывали мне по телефону командиры полков. Это означало, что, используя артиллерийскую подготовку, бойцы вышли из окопов и, продвинувшись вперед, залегли в 150–200 метрах от переднего края противника, над которым в ту минуту бушевал огненный смерч.
В 8 часов 50 минут наша артиллерия перенесла огонь в глубину вражеских позиций, и пехота, следуя за ним, перешла в решающую атаку на первую линию обороны.
С большим волнением ждали мы донесений, так как по-прежнему сами ничего не могли увидеть из-за тумана.
И снова минуты показались вечностью.
Вскоре вместе с гулом артиллерийской канонады до нас стали докатываться звуки ружейно-пулеметной стрельбы.
Изредка звонили телефоны и из полков сообщали:
— Туман у вражеских позиций стал гуще от разрывов снарядов... Солдаты идут на ощупь... Застряли в проволоке...
— Орудия прямой наводки не могут быстро подавить действующие огневые точки: в тумане ничего не видно...
— Не можем найти проходов в проволоке и минных полях! Саперы не учли возможность появления тумана, и солдаты не в силах обнаружить никаких отметин...