Идентификация
Шрифт:
Сейчас все было настоящим. Релм искоса поглядывал на меня, склонив голову набок. Как и в саду, он казался невеселым, и я не знала почему. Ему бы радоваться, что его выписывают. Он должен быть счастлив, что уже почти дома.
Несколько дней Табита выигрывала каждый заход «жулика» и однажды даже меня застукала на лжи. В голову закрадывались мысли, что ни один из нас не должен здесь находиться. Мы нормальные. Никто не говорит о самоубийстве и не плачет. Вновь поступавшие пациенты были в ужасном раздрае – рыдали и дрались.
Я читала журнал в палате, когда в дверь постучали. Релм сунул голову в комнату.
– Привет, – тихо сказал он.
Я улыбнулась:
– Привет.
Релм вошел, прикрыв за собой дверь, присел на кровать, кусая губу.
– Я… – Он кашлянул. – Меня завтра выписывают, Слоун.
– Ясно, – сказала я со стесненным сердцем.
Мы долго смотрели друг на друга. Наконец я протянула руки, и Релм полез меня обнимать. Мы посидели обнявшись. Релм шмыгнул носом и вытер лицо.
– Впервые вижу тебя плачущим, – заметила я дрогнувшим голосом.
– Слоун, можно у тебя кое-что спросить? – начал Релм совсем тихо, будто не был уверен, говорить или нет.
– Конечно.
Он помолчал.
– Можно с тобой видеться, когда все это будет позади?
Вопрос показался мне странным – конечно, мы увидимся. Но в душу закралось сомнение – а что, если я не планирую разыскивать Релма? Меня будто отвращало от него. Когда я не сразу ответила, он кивнул. Слеза скатилась у него по носу.
– Пойду. Парни ждут. Они устраивают для меня прощальную вечеринку.
– Без меня? – возмутилась я, не желая, чтобы Релм уходил. Мне было неловко, будто я оказалась плохим товарищем.
– Прости, красавица, это мужская вечеринка.
Релм встал, но я схватила его за руку. Он стоял, глядя в пол, будто боялся повернуться ко мне. Я спустилась с кровати и обняла Релма, прижавшись щекой к груди.
– Я буду по тебе скучать, – сказала я. – Ужасно скучать.
Релм прижал меня к себе сильной рукой.
– Я тоже.
Когда он отодвинулся, я легонько поцеловала его в губы в надежде показать – он мне небезразличен. Но по печальной улыбке, появившейся на его губах, я поняла – не удалось. И я не стала его удерживать.
Медсестра разрешила нам прогуляться в последний раз, и мы вышли в сад. Погода была солнечная, и меня вновь восхитило, как прелестно выглядят цветы. Меньше чем через полчаса Релма увезут, и больше я его не увижу.
Я взяла его за руку, удивившись, какая она ледяная. Релм прижался ко мне плечом, и некоторое время мы шли молча.
– В понедельник выпишут Табиту, – начала я. – У нее новая стрижка, новая одежда. Шепу тоже подобрали новый стиль – надеюсь, вместе с новым дезодорантом. – Я искоса взглянула на Релма и отпустила руку. – А почему тебе ничего не изменили?
– Видимо, дальше улучшать
Я засмеялась.
– Доктор Уоррен говорит, легче вернуться обновленной. Может, она и права. Я подумываю выпрямить волосы.
Релм вдруг провел рукой по моим волосам, зарывшись в них пальцами.
– Не надо, – сказал он. – У тебя роскошные волосы. – Он пожал плечами: – И сама ты красивая.
Я покраснела и отстранилась, высвобождая волосы из его пальцев.
Релм пинал мелкие камушки на дорожке.
– Слоун, если бы все было иначе, и мы не были в Программе… Как ты думаешь, мы могли бы быть вместе?
По спине пробежали мурашки. Мне не очень хотелось отвечать. Релм подошел совсем близко и взял меня за плечи.
– Я могу позаботиться о тебе, – сказал он. – А когда тебя выпишут, я буду рядом.
– Не хочу, чтобы обо мне заботились. Я хочу научиться сама о себе заботиться. Я ведь даже не знаю, кто я.
– Зато я знаю, – печально сказал он. – И сделаю для тебя все, даже если ты не понимаешь почему. – Он смотрел на меня, пытаясь отгадать, питаю ли я к нему иные чувства, помимо дружеских.
Я соображала, как узнать, что влюбилась, – ведь я не знаю, каково быть влюбленной. Интересно, а раньше я любила? Любовь была взаимной или нет?
– Если ты отыщешь меня, Слоун, – сказал Релм, – я буду ждать.
У меня перехватило дыхание. Зажмурившись, я бросилась ему на грудь:
– Релм, спасибо тебе за все. Спасибо за…
– Майкл! – послышалось откуда-то сзади. Я выпрямилась. С другого конца лужайки махала медсестра Келл, рядом с ней стояла блондинка в темных очках. Релм напрягся, его руки опустились. Он посмотрел мне в глаза и поцеловал в лоб, прошептав на ухо:
– За тобой по-прежнему наблюдают, выискивают симптомы.
– Какие? – Меня охватил страх.
– Не забывай, я тебе помогу – всем, чем сумею.
Мне показалось безумием говорить кому-то в Программе «не забывай». Мы здесь специально для этого. Забывание нам удается лучше всего. У меня по щекам потекли слезы. Релм, пятясь, отошел на несколько шагов, беспомощно глядя на меня, потом повернулся – гравий заскрипел под кроссовками. Я смотрела, как Релм уходит из Программы и из моей жизни.
Дней через восемь я сидела в кабинете доктора Уоррен с подстриженными и выпрямленными волосами. Спутанная масса кудрей превратилась в гладкое каре до подбородка. Уоррен так и расцвела.
– Слоун, ты ослепительна, – сказала она. – Ты просто образцовый пациент.
Я кивнула как бы в знак благодарности, хотя и не помнила всех сеансов, а лишь несколько последних, когда воссоздавались мои воспоминания. Доктор Уоррен напоминала мне последовательность событий, потому что иногда в голове все путалось. Она рассказывала то, чего я не помнила, например, о моей семье.