Идентификация
Шрифт:
– Эй, – сказала я Лейси, слабо улыбнувшись. – Если меня заберут в стационар, ты мне потом все напомнишь?
– Договорились. Иди.
Я встала со стула, не отодвигая его, и медленно и спокойно направилась к выходу. У самой двери я оглянулась на Кевина – он стоял ко мне спиной. С бьющимся сердцем я выбежала из столовой.
Дверь склада была тяжелой и скрипучей. Мне было жутковато, и я уже сомневалась, что правильно сделала, придя сюда. Темно, хоть глаз выколи.
– Сюда, –
Перед собой я различала смутный силуэт. Было так темно и тихо, будто на свете остались только мы двое. Господи, какая я дура, что пришла сюда! Я скрестила руки на груди, хотя Джеймс и не мог меня видеть. И тут помещение залил свет – Джеймс стоял у стены с рукой на выключателе. Я смотрела ему в глаза без улыбки.
– Откуда ты знаешь Брэйди? – повторила я.
– Я сказал, что не знаю. Я его никогда не видел. Ты его спрашивала?
Меня словно обожгло. Я отступила на шаг. Из легких будто откачали воздух.
– Спрашивала или нет?
– Джеймс, – сказала я сдавленным от слез голосом. – Мой брат умер.
И оттого, что Джеймс не помнит Брэйди, оттого, что мой брат исчез и из его памяти, я разрыдалась. Фотография разбудила горе, которое я пережила, но не помнила. Я закрыла лицо руками. Джеймс привлек меня к себе, и я тихо плакала в его рубашку.
– Прости, я не знал, – сказал он. – Ну, я бесчувственная скотина.
– Еще какая, – согласилась я, но не отодвинулась. Мне хотелось, чтобы Джеймс знал Брэйди и рассказал мне о нем, а теперь я будто второй раз потеряла брата.
– Перестань, – прошептал Джеймс. – Ты не сможешь вернуться в класс в таком виде.
– Я не вернусь, – сказала я, отстраняясь. – Ненавижу эту школу. Все ненавижу.
– Поверь, Слоун, я готов под этим подписаться. Но не хочу, чтобы ты наделала глупостей. Как ты планируешь выпутаться? – Джеймс заправил мне волосы за уши. Я потупилась:
– Не знаю.
– Могу помочь, – вызвался он. – Я возвел прогуливание в ранг высокого искусства. У меня есть идентификационный код одного врача из Программы. В канцелярии не узнают, что он просрочен, если не начнут копать. Врач-то уже на пенсию ушел.
– Правда? – Я всхлипнула и вытерла щеки.
– Я ведь не любитель какой-нибудь, – сказал он. – Официально я сейчас на психотерапии. Если я тебя выведу, пообедаешь со мной? Умираю с голоду.
Я медлила, желая по-прежнему злиться на Джеймса, но понимая, что здесь нет его вины.
– Смотря по обстоятельствам, – пробормотала я.
– То есть?
– Как ты считаешь, есть способ как-нибудь вернуть нашу память?
– Нет, – печально ответил он, – я у всех спрашивал. Специально искал информацию. Насколько знаю, нет. – В его голосе угадывался сдерживаемый гнев, и мне это понравилось.
– А попробовать ты согласен? – спросила я. – Поехали к нам домой, переберем вещи Брэйди – вдруг что-нибудь вспомнишь?
– А ты мне бутерброд сделаешь?
– Ну, можно, – улыбнулась я.
Джеймс помолчал. Я думала, что он откажется, но достав мобильный, набрал какой-то номер и заговорил совершенно старческим голосом – надо сказать, очень похоже. Закончив разговор, Джеймс заметно нервничал, будто поездка со мной могла запустить процесс с сомнительным исходом. Тем не менее мы ушли вместе.
– У тебя родители скоро вернутся? – спросил Джеймс, замявшись на нашем заднем крыльце.
В животе запорхали крошечные бабочки, которых я старалась не замечать.
– Да нет, не очень.
После звонка Джеймса, сообщившего о внештатной ситуации в другой старшей школе, Кевин сорвался туда помогать. У меня отлегло от сердца – не придется лгать ему в лицо. В канцелярии фальшивый телефонный звонок проглотили без вопросов. Меня почти пугало, как хорошо Джеймс умеет обходить правила.
– А они не заметят, что мы рылись в вещах? – спросил Джеймс, заходя в нашу тесную кухню. Кастрюли от вчерашнего ужина еще стояли на плите, тарелки у раковины.
– Надеюсь, что нет. – Я заперла за нами заднюю дверь. Джеймс пристально оглядел все вокруг и повернулся ко мне. – Знакомо? – спросила я.
Он покачал головой:
– Нет. Извини.
Разочарованная, я повела Джеймса наверх в надежде, что он расскажет мне о Брэйди все, что сможет. Я хотела знать какие-нибудь подробности о гибели брата, но Джеймс, поднимавшийся следом, был растерян не меньше моего. У дверей мы остановились.
– Это комната Брэйди, – тихо сказала я, сдерживая слезы.
Джеймс медленно вошел, озираясь, будто ждал, что его осенит. Но минуты шли, и надежда угасала. Когда голубые глаза наконец встретились с моими, в них читалось сожаление. Я отвернулась и вышла в коридор.
Казалось нереальным, что часть нашей жизни просто стерта. Мы с Джеймсом могли быть как-то связаны, а теперь ничего об этом не знаем. Он дружил с Брэйди. Как он мог его забыть? Я пошла вниз.
– Твоя комната? – спросил Джеймс.
Обернувшись, я увидела его у своей двери.
– Да.
– Можно посмотреть?
– Зачем?
– Просто любопытно.
Следовало ответить «нет» и вывести его из дома, пока не приехали родители, но мне нравилось, что он рядом. Мне было легче от сознания, что я не единственная чувствую себя беспомощной. Джеймс ходил по комнате, перебирая всякую всячину на зеркале, присел на кровать, проверяя мягкость матраца. Увидев, что я за ним наблюдаю, он улыбнулся:
– Знаю, я отвратителен. Тебе не обязательно это говорить.