Идет розыск
Шрифт:
— Когда поедете-то? — впервые удостоил его вопросом Свиридов.
Тон при этом был такой, будто Свиридов сказал: «Проваливал бы ты побыстрее отсюда».
— Завтра и поеду, — ответил Виталий.
Свиридов сдержанно кивнул.
— Ну, ну.
Виталий покинул этот дом с неприятным чувством беспокойства и некоторого раздражения, словно побывал у скрытого недруга, который что-то тайком творит во вред всем вокруг. «Да ну его к черту, — сердито подумал Виталий, шагая по грязной улочке и то и дело обходя лужи. — Для меня он интереса не представляет. Пусть
День еще не догорел, когда Виталий вернулся в дом Терентия Фомича.
Старик возился за домом, возле сарая, где в темноте верещали куры и хрюкал молодой кабанчик.
Услыхав стук калитки, старик выглянул из-за дома.
Одновременно появился и Алдан, издали внимательно посмотрел на Виталия, но гавкать не стал. А Терентий Фомич быстрой, легкой своей походкой направился навстречу гостю. Был он все в той же потертой телогрейке и кепочке, щеки густо заросли сивыми пучками волос, вперемешку седыми и рыжими, а голубые глазки в сетке морщин смотрели живо и любопытно.
Ну, что? — спросил он, подходя. — Чего узнал, аль нет?
— Ничего не узнал, Терентий Фомич, — вздохнул Виталий. — Кажется, дурака я свалял, что поехал так, без точного адреса.
— А чо тебе жалеть-то? Отпуск. Так и так гулять. А тут новые места посмотришь, с людьми, вот, знакомство заведешь. Когда б ты еще к нам сюда забрался? Э, милый, пока молод, гляди вокруг и подале. А старость придет, тады под ноги гляди, кабы не упасть. Ну, пошли, пошли в избу-то, — он, потянувшись, хлопнул Виталия по плечу.
У них уже установились самые дружеские отношения Взаимная симпатия возникла, как это иной раз бывает, даже не с первого слова, а с первого взгляда. Всем обликом своим, манерой пришлись они по вкусу друг другу.
В избе, закурив, Терентий Фомич спросил, подсаживаясь к столу:
— Ну и как тебе Петр Савельевич наш показался?
— Да не очень, по правде сказать, — покачал головой Виталий, опускаясь на скамью возле окна и тоже закуривая. — Главное, людей почему-то боится.
— Да-а, — вздохнул Терентий Фомич, задумчиво глядя в пространство. — Что верно, то верно. Людей стал хорониться. Мы ж тут все друг у дружки на глазах. Что мужики, что бабы, что детишки. Куда денешься? А я так и ночью брожу по деревне, вон с Алданом в паре.
— И что же вы ночью замечаете? — улыбнулся Виталий.
— Эге, всякое примечаю, уж будьте покойны, — хитро усмехнулся Терентий Фомич, дымя своим «Беломором». — Кто кого, к примеру, провожает по молодому делу, ну, стоят там, милуются. Кто с кем бражничает, а потом за заборы хватается, когда домой идет, песни иной раз поет. Ну, а кто как тать шастает, от добрых людей хоронясь, такие тоже имеются.
— И зачем же они хоронятся? — спросил Виталий.
— Ну, насчет того, чтобы скрасть, это одно. Хотя у нас не очень-то этим побалуешь. Алдан, к слову сказать, две благодарности от колхоза имеет. Лютый зверь на работе, ей-богу. Не узнать.
— А есть, значит, которые не крадут, но все равно от людей по ночам хоронятся, так что ли? — улыбнулся Виталий.
— То-то и оно, — подхватил Терентий Фомич. — Вот, к примеру, тот же Свиридов Петр Савельевич. Зачем, спрашивается, гостей по ночам провожать, когда люди добрые ночью спят все? Или, к примеру скажем, встречать? Для того тоже день есть.
— Да, зачем?
— А я, милок, не знаю. И ты не знаешь. И никто, почитай, не знает.
«Ну, я, положим, если и не знаю, то догадываюсь», — подумал Виталий и, махнув рукой, равнодушно сказал:
— Ну и шут с ними, Терентий Фомич. Наше дело сторона.
— Так-то оно так, — с сомнением покачал головой старик. — Да не совсем так. Я, допустим, поставлен беречь добро, а они, значит, напересек мне. Как мне действовать в таком разе? Уступить? Пущай, мол? Никак нельзя.
— Ну, и что же делать?
— Вот, «что?», спрашиваешь. А ты перво-наперво считай, что твое дело не сторона. Тут, милый, обчее дело. В таком разе у тебя и глаз совсем другой станет. Ну, возьми, к примеру…
Старик, еще долго и горячо убеждал Виталия, но видно было, что о махинациях Свиридова ничего толком не знает.
А вскоре он пригласил Виталия отобедать. Виталий, было, заикнулся насчет чайной, но Терентий Фомич воспротивился этому с такой обидой, что настаивать дальше было невозможно.
Старик собрал на стол сноровисто и быстро.
— Имеем мы с тобой право по чарочке за дружбу и успех, а? — с хитринкой спросил он. — А то и по второй, пока хозяйки моей нет.
— Запрет наложила? — улыбнулся Виталий.
— Сильно не одобряет. И то я тебе скажу, шибко мы этим зельем увлекаться стали. И дитю отсюда хворые выходют, и дитю дитев. Видал? А это что есть, ежели в размерах взять? То-то. Выходит, материя сурьезная и мировая.
Терентий Фомич настроился за обедом на философский лад.
Уже начало темнеть, когда прибежала Галя. Она быстро переоделась, и они с Виталием отправились в гости.
Идти пришлось далеко, чуть не через всю деревню.
— Все же неудобно получается, — сказал Виталий. — Незнакомый дом, как-никак. И никто не приглашал.
— Что вы! — весело возразила Галя. — Считайте, что уже пригласили. И вообще о вас уже полдеревни знает.
— Как же так меня пригласили? — засмеялся Виталий.
— Очень просто. К нам на ферму Гриша заезжал. Я и передала. Он тоже будет.
«Что и требуется», — подумал Виталий.
Они уже миновали улицу, где стоял дом Свиридова, когда за их спиной раздался свист. Виталий оглянулся, но в сгустившейся, тьме рассмотреть ничего не удалось.
— Это наши мальчишки, — рассмеялась Галя. — Думают, куда это я иду с чужим человеком. Сейчас увидят.
Вскоре они пришли. На улице, возле Лилиного дома, стоял мотоцикл с коляской.
— Это Гришин, — сказала Галя. — У него и служебный, и свой.
Они толкнули калитку, прошли по скользкой от жидкой грязи дорожке и поднялись на крыльцо. Дверь дома оказалась незапертой.