Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации
Шрифт:
Однако известно, где великий раввин молился и учил. Это место существует до сих пор: красивая маленькая синагога из камня кремового цвета, с красной черепичной крышей, спрятанная за воротами с круглой аркой, выходящими на Широкую улицу. Внутри еще можно видеть стул, на котором, как объяснят гиды – и, возможно, это верно – восседал сам мудрец.
Его полное имя было Моисей (Моше) Иссерль-Лазарус, фамилия сокращалась до «Иссерльс» или «Иссерлес», но более он известен под древнееврейским акронимом Рама или Рема (рабби Моше Иссерлес [167] ). Он родился в Кракове между 1520 и 1530 годом в семье Лурия, в знаменитом и широко расселившемся клане, уже давшем средневековому еврейству много ярких светочей и продолжавшем их производить вплоть до дней самого Рамы. Дед Моше был брестским раввином, отец славился своими богатством и ученостью, а сам он после
167
Букве «и» в данном случае соответствует ивритская буква «алеф» – взрывной согласный, за которым может следовать любой гласный звук.
Наиболее известное наследие Рамы, оставленное для потомков, – его комментарии к кодексу еврейской жизни «Шулхан арух» («Накрытый стол»), оставленному раввином-сефардом Иосифом Каро, в котором, по мнению Иссерлеса, были недостаточно представлены восточноевропейские, идишские обычаи. Он назвал свои комментарии «Мапа» («Скатерть»), и немногие издания «Шулхан аруха», изданные с тех пор, не включают покрывающей этого «стола» «Скатерти» Рамы.
Можно подумать, что рабби Моше Иссерлес всего лишь следовал тысячелетней еврейской традиции тратить всю свою энергию на бесконечное написание новых интерпретаций священных древнееврейских текстов для нового века и на поддержание своей общины для исполнения религиозного долга. Но его век отличался от предыдущих. Ученые, занимавшиеся натурфилософией, тогда развивали принципиально новое понимание Вселенной и ее законов. И все это происходило непосредственно здесь, в Кракове.
Николай Коперник, молодой клирик из Торуня, посещал Краковскую академию в конце XV века для изучения астрономии. Через 50 лет, в 1543 году, когда он находился на смертном одре в Фрауэнбурге (ныне Фромборк) на балтийском побережье, был опубликован его трактат, угрожавший потрясти основы христианства XVI века с такой же силой, с какой дарвиновское «Происхождение видов» нанесло удар по спокойствию Церкви в XIX веке. Его книга «О вращении небесных сфер» («De revolutionibus orbium coelestium»), хотя и не отражает полностью современные представления о строении Солнечной системы с Солнцем в центре, уже начала смещать Землю с позиции центра Вселенной, отведенного ей всеми религиозными текстами.
Учитывая важность астрономии для Краковской академии, расположенной в части города, где некогда стоял еврейский квартал и где евреи по-прежнему владели некоторыми зданиями, недалеко от еврейского квартала в Казимеже, было бы удивительно, если хотя бы крохи интеллектуального наследия не попали в идишскую общину. И конечно, любой начитанный человек, особенно с таким широким кругозором и восприимчивым умом, как Рама, не мог игнорировать бурное возрождение философского, научного мышления и не отозваться на него. Иссерлес не заставил себя ждать. Восприняв витавшие вокруг новые идеи, Иссерлес не только возобновил рационалистическую традицию, начатую Маймонидом, но расширил и углубил ее: «Изыскания его предшественников базировались исключительно на маймонидовской концепции Бога; Иссерлес оживил положения маймонидовского мышления, которые они замалчивали» [168] . В данном случае имеются в виду астрономия, рационалистическая интерпретация раввинистических рассказов и поиски логических объяснений заповедей. Сам Рама писал в своем трактате «Учение о жертве всесожжения» («Торат ха-ола»), что «цель человека состоит в поисках причин и значения вещей». Этот трактат был самым значительным вкладом Иссерлеса в религиозную астрономию, если не в науку вообще. Здесь он приложил к изучению небес принципы, выведенные из мистической эзотерической традиции иудаизма, каббалы.
168
Из доклада профессора истории Еврейской теологической семинарии Америки Дэвида Фишмана на конференции «Вновь о традициях и кризисе» («Tradition and crisis revisited»), проходившей в Гарвардском университете в октябре 1988 года.
Каббала одной ногой опирается на эзотерическую, гностическую (связанную со скрытым знанием) литературу середины первого христианского тысячелетия, которая испытала греческое и персидское влияние, что отражает как ее первый важный текст «Книга
В XVI веке нерационалистический каббалистический способ мышления стал приобретать все большее влияние в Восточной Европе, отчасти как реакция на ужасное изгнание из Испании в 1492 году блестящей иудейской общины, что в глазах многих должно было предшествовать концу света. Фокус мистического творчества переместился на Святую землю, в Цфат, где современники Рама, Моисей Кордоверо и Исаак Лурия добавили к нему сильный мессианский компонент.
Кратко суммировать идеи каббалы невозможно, и смешно даже пытаться сделать это. Но в виде попытки приблизиться к ее пониманию можно сказать, что, подобно тому как звуки слов «добро», «зло», «радость», «печаль», «красота» или «уродство» представляют собой физические колебания воздуха, реальные по своей сути, но не связанные с описываемыми ими явлениями, для которых являются лишь символами, так и Тора, еврейская религия и даже вся физическая Вселенная представляют собой лишь систему символов, которые отображают вещи, существующие вне обычного человеческого восприятия. Задача каббалы состоит в том, чтобы расшифровать этот символический код.
В «Учении о жертве всесожжения» Иссерлес дешифрует Иерусалимский Храм, интерпретируя его как микрокосм, моделирующий в миниатюре всю Вселенную: вращение Солнца и Луны, смену климата и движение солнечного света по Земле, пути звезд. В ходе своих интерпретаций Иссерлес понятно излагает большой объем астрономических знаний, включая идеи, выдвинутые анонимными нееврейскими астрономами. Результатом явилась остроумная комбинация аллегорического символизма с настоящим астрономическим знанием, полученным из широкого круга источников. Здесь можно увидеть первый неуверенный шаг к построению идишской астрономии, науки, отмеченной озабоченностью, интересами и интеллектуальными традициями восточноевропейского еврейства.
Другим вкладом в натурфилософию был дидактический: Иссерлес написал комментарий к «Пути звезд» («Махалах ха-кохавим») – ивритскому переводу популярной в те годы книги по астрономии «Новая теория планет» («Theoricae novae planetaru»), написанной предшественником Коперника Георгом фон Рейербахом и впервые опубликованной в 1460 году. Во введении к этому комментарию Рама четко формулирует свое убеждение в том, что «всякий разумный человек, способный к логическим умозаключениям, может изучать ее и понимать ее слова». В предисловии к этому труду, написанном раввином и астрономом Хаимом Лискером, мы находим объяснение эпитафии на могиле Иссерлеса: «От Моисея до Моисея не было никого, подобного Моисею»: «Потому что от Моисея Маймонида до Моисея Иссерлеса эти вещи были скрытыми и потаенными, пока он не явился с комментариями к этой книге». Для своих последователей Рама был пионером, поднявшим жезл, выпавший из рук Маймонида.
Это опечалило многих его более консервативных современников. В известной переписке его родственник Шломо Лурия, глава люблинской ешивы, потребовал от него ответа за цитирование «необрезанного Аристотеля» и «исследователей природы» (на иврите «хокрим бе-тивиот») в контексте рассмотрения религиозного закона. Иссерлес отверг обвинения, написав, что нет запрета на «изучение слов мудрых людей, а также их исследований сущности вещей и их естественных проявлений».
Но Рама еще был ограничен религиозными основами, которых никому не было дозволено нарушать. Его представление о Солнечной системе было таким, как ее описывал в своем «Альмагесте» александрийский астроном II века Птолемей, с Землей в центре и с вращающимися вокруг нее всеми небесными телами. Могло ли быть иначе, если эта картина небес была принята талмудическими авторитетами? Любое несоответствие полученных учеными-астрономами данных талмудической мудрости было неприемлемым. Для всех идишских интеллектуалов Талмуд был фундаментальной основой, и было просто невозможно, чтобы мудрецы ошибались или даже оказались незнакомыми с открытиями, сделанными после них, потому что они «знали секреты астрономии так же, как и нееврейские ученые, и даже больше них».
Таким образом, хотя Иссерлес всегда положительно относился к науке, называя занятия ею «прогулкой по саду удовольствий» и поощряя своих учеников охватывать широкую область в поиске знаний, сам он не был способен сделать следующий шаг, соединив мудрость евреев с мудростью неевреев. Однако такой прекрасный учитель не мог не вдохновить других храбро идти туда, куда не добирался прежде ни один раввин. Его пример сделал возможным проторить подлинно еврейскую тропу в саду научного знания. Но это случилось уже не в Кракове.