Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации

Кривачек Пол

Прага

Путь этот вел за 250 миль на запад от Польши в Прагу в Богемии, с 1583 до 1612 года принадлежавшей императору Священной Римской империи Рудольфу II, королю Богемии и Венгрии. И подобно тому как в Кракове возникло отражавшее идишскую традицию творческое соревнование между германской и славянской культурами, так и в Праге западное и восточное влияния, боровшиеся между собой, в конце концов вместе создали культурное целое, оказавшееся большим, чем сумма его частей.

В XVI веке император Рудольф заботился о своем богемском дворе особенно усердно, что привело к материальному и интеллектуальному блеску его шумной славяно-немецкой столицы Праги, богатство и обеспеченность которой очевидны и сегодня. Число евреев в 1590 году оценивалось примерно в 6000 человек, составляя значительную часть всего населения города.

Если вы перейдете через заполненный туристами Карлов мост XIV века в Старый город через Ратушную площадь (где находятся знаменитые астрономические часы XV века, из которых каждый час выходит процессия деревянных апостолов) и выйдете на широкую улицу под названием Парижская,

вы войдете в Еврейский квартал – в район, теперь названный в честь императора Иосифа II, в 1781 году издавшего Эдикт о терпимости, который изменил к лучшему положение евреев во всей Австрийской империи. Сегодня уже ничего не осталось от убогого переплетения переулков и скопления грязных домишек, снесенных при реконструкции в конце XIX века, – того, что живший здесь Франц Кафка описывал как «темные углы, таинственные коридоры, подслеповатые окна, грязные задворки, шумные пивные и закрытые гостиницы». Однако здесь остается еще достаточно исторических зданий, чтобы составить представление о том, какими многочисленными и процветающими были еврейские жители Праги в начале Нового времени: Высокая синагога, готическая Альтнойшуль с пальцевидным кирпичным фронтоном, синагоги Майзеля, Клаузена и Пинкаса и еврейская ратуша с еврейскими цифрами на циферблате часов, стрелки которых движутся в обратном направлении, воссозданная в стиле рококо в 1760-е годы и теперь покрашенная в розовый цвет (поэтому некоторые туристы считают, что это и есть синагога Пинкаса [169] ). Некоторые из этих зданий, как и мостовая на соседних улицах, являются плодом благодеяний Марка Мордехая Майзеля (1528–1601), главы еврейского квартала, которого историк Генрих Грец считает первым еврейским капиталистом; на его могиле написано: «Никто из современников не был равен ему в делах благотворительности».

169

Ср. pink (англ.) «розовый». – Прим. ред.

С 1580-х годов и до самой смерти императора в 1612 году рудольфовская Прага, как называют ее историки, процветала и сияла, как маяк искусств и наук в Европе, привлекая крупнейших европейских художников, архитекторов, ученых, философов и мыслителей. Британский историк Хью Тревор-Ропер писал, что руководящая идеология поликультурного габсбургского двора была основана на «гуманизме, на науке, на изучении природы, на философии Платона» [170] , ибо это были земли, игнорировавшие или скорее переступавшие границы различий языка, национальности и религии. Действительно, огромная самоуверенность императора позволяла ему необычайно спокойно относиться к религиозной ортодоксальности и привлекать в свое окружение католиков, протестантов, иных христианских нонконформистов и евреев. Путешественник и писатель елизаветинских времен Файнс Моррисон, посетивший Прагу в 1590 году, с некоторым удивлением наблюдал следующее:

170

Trevor-Roper H. Princes and Artists, Patronage and Ideology at four Hapsburg Courts (1517–1633). London: Thames & Hudson, 1991.

В целом во всем королевстве наблюдается великая смесь религий, так что в одном и том же городе одни были кальвинистами, другие лютеранами, иные гуситами, иные анабаптистами, иные пикардийцами [171] , иные папистами. <…> И у евреев есть свой особый город в Праге, и они пользуются свободой во всем королевстве. <…> Я нашел, что подданные императора Рудольфа в Богемии широко различаются в своих мнениях о вере, вплоть до того, что сообщаются друг с другом, пребывая в странной дружбе и мире [172] .

171

Пикардийцы – вероятно, последователи Пикарда, лидера движения адамитов, одного из последователей радикальных таборитов в Чехии. – Прим. ред.

172

Путевые заметки джентльмена Файнса Моррисона, написанные на латыни и переведенные им самим на английский: описывают его десятилетнее путешествие по двенадцати владениям Германии, Богемии, Швейцарии, Нидерландов, Дании, Польши, Италии, Турции, Франции, Англии, Шотландии и Ирландии (London: John Beale, 1617; переизд.: издание: Glasgow: James MacLehose & Sons, 1907–1908).

Эта замечательная экуменическая атмосфера, всеобщая терпимость и интерес ко взглядам других, вне зависимости от их религиозной принадлежности, давала возможность говорящим на идише мыслителям процветать и принять вызов Моше Иссерлеса из Кракова, развивая свои идеи, и подойти ближе к окончательному формированию еврейской перспективы как независимого, равного и справедливого взгляда на действительность. Некоторые из учеников Рамы были благосклонно приняты в Праге, и каждый из них внес свой вклад в общее дело. Но вначале эти идишские протоестествоиспытатели должны были установить общий язык с новой и революционной ренессансной идеей, которую им трудно было усвоить, состоящей в том, что существует такое явление, как прогресс, что новое знание может со временем приумножаться и что оно не обязано в точности соответствовать Священному Писанию и писаниям древних мудрецов.

Парадоксально,

но это стало возможным вследствие глубокого консерватизма самого знаменитого духовного авторитета тех дней, современника Моше Иссерлеса – пражского раввина Иегуды Лёва, более известного благодаря тому, что ему приписывается сотворение из глины Голема (слово из древнееврейского псалма 139:16, означающее гомункулуса из «бесформенной плоти»). По преданию, он назвал его Йоселе и оживил, поместив в его рот кусок бумаги с написанным на нем именем Бога (Шем), который вынимал каждый вечер пятницы, чтобы воспрепятствовать своему созданию нарушить субботу. Не стоит говорить, что эта история не имеет никакой фактической основы, она впервые появилась в конце XVIII века и рассказывалась в связи с неким рабби Элией из польского Хелма, преданным последователем каббалы, умершим в 1583 году. Аналогичные рассказы о чудесах и сверхчеловеческой силе циркулировали и о самом Раме. (Стоит отметить, что эта идея воскресла в ХХ веке, когда чешский драматург Карел Чапек представил Голема в виде механического рабочего, которого назвал роботом, введя это слово во многие языки.)

Полное имя рабби Лёва было Иегуда Лёв бен Бецалель, иногда его называли акронимом Махараль [173] . Будучи родом из немецких земель (его семья приехала из Вормса, а сам он, возможно, там родился), он трудился в славянском мире, в Моравии, Богемии и Польше. Он умер в Праге в 1609 году; его почитатели до сих пор приходят помолиться на Старое еврейское кладбище у его могилы, легко узнаваемой по вырезанному на камне изображению льва (Loewe по-немецки – «лев») и по множеству записок, просьб к его духу, вставленных в трещины в камне. Почитатели Махараля в XXI веке все еще посещают синагогу Клаузен в пражском Еврейском квартале, построенную в 1604 году на месте трех зданий (Klausen по-немецки означает «убежище» или «келья»), которые были возведены главой города в 1573 году в честь успехов императора Максимилиана. В этой синагоге, по преданию, Махараль давал уроки Талмуда. С его именем связывается и синагога Альтнойшуль (Староновая синагога), старейшая и знаменитейшая из всех пражских синагог; ее самая ранняя часть, от которой сохранился лишь вестибюль, датируется 1220–1230 годами; двойной неф добавлен в 1280–1290 годы, в XV веке был достроен характерный кирпичный фронтон. Говорят, на ее чердаке до сих пор спрятаны остатки Голема рабби Лёва.

173

Морейну ха-рав Лёв (наш учитель рабби Лёв).

Ученость Махараля, которого почитали за благочестие, аскетизм и мистическое вдохновение, не ограничивалась Торой и Талмудом, но охватывала и светские предметы, включая математику и астрономию. Однако он отрицал пропагандировавшуюся Маймонидом точку зрения Аристотеля, что интеллектуальные достижения, получаемые путем рационального мышления, представляют собой высшую цель человека. По его мнению, только через изучение Торы и соблюдение ее законов человечество достигает совершенства и связи с Богом:

Если человек трудится и мудростью своей превосходит всех древних [в светском знании], нет сомнения, что все это должно считаться ничем в сравнении даже с малым интеллектуальным достижением, касающимся познания небесного.

Рабби Лёв был далек от невежественного обскурантизма и был прекрасно осведомлен о революционном развитии естественных наук в его время. Хотя он оставался предельно верным раввинистическому взгляду на Вселенную, полученному Моисеем на Синае непосредственно от Бога, Который единственный ведает истину, он знал об открытии Америки («Говорят, недавно было найдено некое место, названное Новым миром, до сих пор скрытое») и выражал надежду, что там найдутся десять потерянных колен. Он знал и о Копернике: «Явился некто, названный Мастером новой астрономии, который представил иную картину мира <…> путей звезд, созвездий и небесных тел». Он мог быть даже знаком с самой книгой Коперника, потому что, видимо, ему было известно анонимное предисловие к этому сочинению лютеранского пастора Андреаса Осиандра, который поставил под вопрос положения Коперника – с целью избежать его запрета Церковью: «…даже сам он написал, что разрешил еще не все вопросы».

Как мог этот великий ученый с твердыми средневековыми раввинистическими взглядами позволить молодежи вырваться из талмудического окружения и поддерживать взгляды, казалось бы, противоречащие Библии и мудрецам-талмудистам? В статье о еврейской реакции на зарождение современной науки [174] профессор Бар-Иланского университета Ноах Эфрон объясняет: Махараль считал, что естественные науки имеют дело лишь с поверхностными фактами и не имеют отношения к окончательной истине. Ученые, в конце концов, постоянно совершенствовали свои идеи, противореча утверждениям своих предшественников, и непонятно, как такой нестабильный процесс мог состязаться со стабильностью религиозного канона. Положение о том, что наука должна развиваться путем последовательных приближений к истине шаг за шагом, при котором предыдущие идеи отвергаются, было ему неизвестно. Действительно, «Махараль доходил до того, что называл утверждения естествоиспытателей ложью и более или менее скандальными вариантами этого слова». Эфрон цитирует книгу Махараля «Колодец изгнания» («Беер ха-гола»):

174

Efron N.J. Jewish Thought and Scientific Discovery in Early Modern Europe // Journal of the History of Ideas. Vol. 58. №. 4. 1997.