Идол липовый, слегка говорящий
Шрифт:
– Можно войти, Геннадий Петрович? – робко обозначил Саша свое присутствие. Конечно, на четвертом десятке лет унизительно так трепетать перед начальством, он и сам это понимал, от того злился в душе еще больше. Только новую работу еще попробуй найди. Словом, как ни крути, до отвращения объективная реальность.
Кабинет у главного был просторный, c высокими потолками и хирургически-белыми стенами. Это вообще было одно из самых просторных помещений в редакции, больше иных, многонаселенных отделов. Окна, выходящие в тихий двор, по летнему времени приоткрыты, и табачный дым видимыми нитями вытягивался на волю. Гаврилов, крупный лицом и фигурой, с партийным баритоном, всегда тщательно упакованный в строгий костюм с ярким
Ответа Саша не услышал. Гаврилов глянул на него свирепо, но, против ожидания, только рукой махнул, садись, мол. Подразумевалось, что с тебя взять, понял Саша. Главный все-таки собирался что-то сказать, даже приоткрыл рот, но второй раз махнул рукой и отвернулся. Остервенело вздохнул, достал платок в голубую клетку, шумно вытер лоб и бритую голову. Начал закуривать сигарету и делал это долго и вдумчиво, пока не понял, что закуривает со стороны фильтра. Тогда он с отвращением швырнул в мусорную корзину сигарету с опаленным фильтром и тут же схватился за следующую.
Подобная реакция настораживала. Обычно Гаврилову, этому бывшему чиновнику пресс-службы прежнего президента, всегда находилось что сказать, о чем напомнить. Присутствие подчиненных его в выражениях не стесняло.
Тем не менее Саша быстро воспользовался неожиданным либерализмом. Облегченно отдуваясь, он скользнул на диванчик в углу, на свое обычное место рядом с Бломбергом. Тот немедленно прояснил ситуацию. Трагическим шепотом Мишка подробно и не без удовольствия поведал ему на ухо о невиданном скандале в благородном семействе. Оказывается, главный художник Аркаша Бойков нажрался вчера вечером в зюзю. Сам по себе факт неудивительный и ничего скандального в себе не несет, но при этом художник куда-то задевал слайд с Наткой Глюкиной без штанов. Главное, Бойков и подержал-то слайд в руках всего минут десять, а найти до сих пор не могут. Сейчас творца бульварных дизайнов морально распинают, но скоро начнут прибивать гвоздями оргвыводов, так что самое интересное Саша не пропустил. Хотя рисковал, конечно, опаздывать с утра пораньше на святую вечерю. Он, Бломберг, давно ему говорил: бросай свою шайтан-арбу внутреннего сгорания и езди, как все, на метро. Найди наконец в себе мужество слиться с массами и признать свою среднестатистическую посредственность как объективную данность.
Таким же гробовым шепотом Саша пообещал Бломбергу все – и с массами слиться, и на метро ездить, и собственную посредственность как факт признать. До кучи можно сознаться в убийстве Кеннеди – не убудет, но это пока под вопросом.
Между делом Саша оглядел высокое собрание. Атмосфера вокруг была напряженной и даже зловещей.
Аркаша Бойков, большой, лохматый и круглый, в молодежном джинсовом костюмчике, из-под которого выпирал крепнущий пивной живот сорокалетнего мужика, еще вчера был авторитетным главным художником. Расхаживал по коридорам пузом вперед, гонял верстальщиков матерными словами и громко костерил службу фотоподборки. Теперь он словно бы сразу сдулся на несколько размеров. Казался поблекшим, потрепанным и потасканным одновременно. Его отсадили к стене на какой-то унизительно-маленький стульчик, где он и пребывал в видимом нервном расстройстве. Опускал свой яркий нос почти до колен, прятал глаза, завешивался длинными сивыми волосами и нервно мял в руках распечатки готовых полос. Показывал, как он переживает, кается и готов немедленно искупить вплоть до высшей меры самобичевания. Оправдываться, зная вспыльчивость Гаврилова, не пытался, хоть на это хватало его похмельного ума.
Историю появления в редакции злосчастного слайда Саша знал. Недавно восходящая звездочка эстрады Ната Глюкина, по паспорту – Наталья Самуиловна Горбатюк, крепко повеселилась на очередной шоу-тусовке, проще говоря, нализалась текилы на халяву, отправилась в дамскую комнату и, выходя оттуда, забыла застегнуть штаны. Ринувшись прямо из туалета снова в танец, штаны она, естественно, потеряла и поймала их только на уровне колен. В этой пикантно-согнутой позе ее успел щелкнуть вольный папарацци Забелин. Эксклюзивный кадр с розовыми, «звездными» трусиками в центре экспозиции маэстро с удовольствием впарил «Экспресс-фактам» аж за 500 баксов наликом. Вчера Гаврилов, потирая руки, целый день планировал громкую обложку с самолично придуманной подписью: «Звезда Глюкина ничего не скрывает».
Теперь главный сидел мрачнее грозовой тучи, наливался административной злобой и готовился к раздаче слонов. В тон ему хмурились замы и ведущие редактора, а главный художник упоминался руководством уже в третьем лице и только по фамилии. Вороны, что собираются обычно над трупом, тоже вряд ли обсуждают его как личность, сообщил Саше Бломберг.
– Нет, но когда он успел-то нажраться? Я вот этого не понимаю! Я же его за час перед этим видел трезвого, как стекло?! – вопрошал Гаврилов своим гулким номенклатурным баритоном.
– Понятно когда – с позавчерашнего небось, – определил ответственный секретарь Мануйлин, первый собутыльник Аркаши Бойкова.
– Нет, но с похмелюги тоже не сразу развозит, время же нужно… – вставил редактор отдела информации Пинюков, второй неизменный собутыльник Бойкова.
– Может и сразу развести, если хряпнуть водки на опохмелку, а потом вдогонку отлакировать пивом, – со знанием дела заметил Мануйлин.
– При Бойковской комплекции черта лысого его сразу развезет. Его никогда сразу не развозит, время нужно, у него башка крепкая, – заметил тощий Пинюков.
– А в Барселоне помнишь, в том кабаке…
– Ну, в том кабаке ты, между прочим, первый натрескался, а уж потом Бойков…
Тема беседы становилась интересной, и редколлегия оживилась. Периодические коллективные выезды за границу высшего руководства редакции давно уже стали чем-то вроде фамильных преданий о бесчинствах привидений в подвалах замка.
– Вот и я говорю – время! – сказал Гаврилов, прекратив прения похлопыванием по столу. – А когда у него было время? Просто физически не было времени! Вот что мне непонятно!
– Если с вечера начать, с утра на старые дрожжи добавить, а после обеда начать клюкать по маленькой, к вечеру будешь уже в окончательном шоколаде, – пояснил с галерки обозреватель Бломберг. – И отрубаешься, кстати, моментально, без всякого перехода. Все, как рассказывает подследственный. Я все-таки предлагаю господам присяжным не рубить с плеча по живому, а в порядке альтернативы рассмотреть вопрос о взятии товарища художника на поруки. Если он, конечно, на коленях пообещает перед трудовым коллективом больше не прятать слайдов с жопами знаменитостей от глаз народа.
– Я пообещаю! – быстро вскинулся Аркаша.
– А ты сиди пока, алкоголик! – цыкнул на него первый зам. главного Коробейчик, бывший пожарный подполковник, непонятно каким боком очутившийся в журналистике. В редакции про него болтали, что он «черный глаз», «смотрящий» от хозяина, ФСБ и бандитов одновременно. Что-то из этого наверняка правда, считал Саша.
Главный художник снова увял и сгорбился.
Остальной редакторат приглушенно хрюкал, пряча в кулаках усмешки.
– Может быть, может быть… – задумчиво почесал нос Гаврилов. Потом до него дошло, и он опять быстро и откровенно разозлился. – Нет, но это только представить себе! Ната Глюкина – звезда мирового уровня, и так бездарно просрать ее фотку раком! Что же дальше, я спрашиваю?!